прозрачность, чтобы видеть и чувствовать все. И теперь он словно бы сам по
себе падал в черную мохнатую дыру, стены которой были усеяны миллиардами
шевелящихся полипов. Свет над головой, этот сумрачный расплывающийся диск,
пропал. Но и мрак не был полным. Какие-то светящиеся точки, вспыхивающие
тут и там нарушали его. Падение продолжалось бесконечно долго, бот шел на
предельно малой скорости, локаторы не могли нащупать дна - ствол гигантской
трубы вился спиралью, сплетался в кольца, и уже немудрено было потерять
ориентацию - где верх, где низ. Бог знает1 - но расчетливый и дотошный Мозг
бога трудно было сбить с толку.
изнурительным этапом. Он готов был дать отпор любой силе, какая бы только
рискнула помешать десантному боту идти своим курсом, отбить любое
нападение. Да и сам, невидимый сейчас, прозрачный в видимых спектрах и
радиопрозрачный бот-штурмовик был ощетинен словно еж - не менее трех сотен
стволов раличных калибров, излучателей, антенн-паралиааторов, были
направлены в разные стороны - автоматика только издала появления
противника, чтобы со-' крушить его лавиной прицельного чудовищной мощности
огня. Но не было противника, не было!
- это свернутые клубком Вселенные, это сама Бесконечность в бесконечном
лабиринте. Ивану вовсе не-хотелось плутать всю жизнь в лабиринтах мохнатых
живых труб живой сатанинской планеты. Он уже был готов к пропыву сквозь
пульсирующую стену - плазменные резаки заодно с пучковым квазибоем
запросто прорубили бы окно в стометровом слое титана, не то что в этой
лиловой мякоти.
ослепительным сигнальным огнем всплыли слова команды:
выполнить. Это было свыше его сил. Иван медленно приподнялся с кресла,
осмотрел снаряжение, провел ладонью по груди, сделал три шага и замер у
аварийного люка.
противиться команде, иначе смерть, иначе полный выход из строя всей
системы жизнестойкости, гибель, ничто. Эта Сила была сильнее его.
Мысленно, подчиняясь программе, он дал импульс в Мозг бота:
Это же нелепо, это же смерть!
поделать, это было невозможным.' Люк исчез сам, оставались секунды. Ну!
мрак, сжимая в левой руке лучемет, а в правой аварийный пакет, Иван,
преодолевая незримую силу,, выбросил в пространство свое:
понимали, с кем имеют дело. Зарываясь телом, облаченным металлопластиковым
скафандром, в лиловую мякоть, Иван сходил с ума от острейшей головной
боли, мозги его пронизывало миллионами игл, прожигало, давило, секло... Но
он знал - его команда, последняя команда, исполнена - бортовой Мозг бота
стер все предыдущие команды, очистился, стер он и 017017.
прочим знающему код ничего не стоило -ничего, кроме лютой нечеловеческой
боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.
извиве живой трубы уносящийся серебристый бот. Он не исчезнет. Он не
взорвется. И очень может быть, что он еще пригодится. А может, и нет - кто
знает.
давила его. Это было наказайие - наказание за ослушание, за неисполнение
воли пославших его. Это была пытка!
оставались все такими же густыми, непролазными. Тут нужна была особая
сноровка. Больше всего утомляли причудливые корявые корневища, выступающие
из усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось
высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под
ними.
перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из
тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы - все смешалось в
этом лесу. И все же он был неземным. Временами из-под самого обычного на
вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь
чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову... и
вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.
подползла, не прыгнула с ветвей. За ним только следили. Его изучали. Он
чувствовал на себе сотни, а может, и тысячи потаенных недобрых глаз. Он
ждал. А потом он привык.
привала, и снова в путь. Ведь надо было, черт возьми, хоть куда-то
добраться, ведь есть же на этой проклятой планете хоть что-то кроме дикой
чащобы!
издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором,
уселся. Кедр был неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые
лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра была самой
обычной, земной, но имела иссиня-черный цвет, да и ветви были не совсем
такие - невероятно корявые, извивистые, уродливые - они напоминали
"японские сады". И все же все тут было неземным. Даже ручеек, журчащей
ниточкой пересекавший полянку, огибающий уродливые корневища,
проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода
текла по растресканной ложбинке в земле, а сама кровь этой планеты
сочилась. Навей!
Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!
поставил между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот верст -
он не кружил, не плутал, он шел по прямой... но так никуда и не пришел. А
можно ли тут вообще куда-то придти?! Можно, можно, - успокоил себя Иван,
нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был
отменный, целебнейший, лишь, пожалуй, Сыроватый чересчур. Но это не беда.
Шлем и тяжелый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.
ничегошеньки не помня, умирая от головной боли, не понимая - откуда на
распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?
так, рассовал кое-что по карманам и клапанам, пристегнул оба парализатора,
щупы, плазменные ножи... Он был словно во сне, он был сомнамбулой, но он
боролся за свою жизнь и он выполз. Час лежал в густой синей траве,
приходил в себя. Потом побрел. Память стала возвращаться лишь на вторые
сутки. Программа молчала - может, она уже исчерпала себя? Иван не хотел
думать о программе. Другое дело, где теперь искать бот! Нет, не найдешь! В
этих многопространственных структурах вообще ни хрена не найдешь, самому
бы не потеряться!
слизистыми змеями, норовившими обвиться вокруг его рук, ног, туловища, но
вреда не приносившими. Выбирался. И шел. Пил на пробу из ручья маслянистую
жижу - его рвало и мутило, но в целом эту дрянь можно было пить, ею можно
было утолить жажду.
Утомляла постоянная слежка. Дикое зверье - а может, и не совсем дикое?! -
безмолвно шло по пятам, приглядывалось к чужаку, забредшему в их лес. То
ли Иван вызывал у этого невидимого, осторожного зверья большие опасения,
то ли он был для него не особо вкусным, но его не трогали до поры до
времени.
исполинскую тень, стоявшую на двух задних лапах, обнимавшую высохшее
изломанное дерево, ворочающее уродливой головой на тонкой жилистой шее.
наверху узорным причудливым витьем, образовывали купол. Свет все же
проникал откуда-то, сочился понемногу и сверху, и с боков - лес был
погружен в трепещущий густой полумрак. И это придавало ему налет
таинственности, нереальности.
билось ровно и голова была чистой. Иван отдыхал. У него не было никакого
плана. Да и какой тут план! Не исключено, что этот бескрайний лес станет
его последним пристанищем, могилой, что он уснет навсегда под одним из
корявых корневищ. Но даже столь мрачные мысли не давали повода к отчаянью
- не был этот дремучий, но вполне живой, напоенный жизнью лес, похож на
"сектор смерти", на край, откуда никто' и никогда не возвращался. Иван
невольно повел головой, будто отыскивая следы тех путников, что забредали