Чтение 7–й страницы книги ~Золотая баба~

- Бездельники! - не слушая их приветствий, закричал немец. - Я вам
покажу, как лениться! Почему вон та изба уже почти под крышей?!

- А ты не бурли, ваше благородье, - негромко, но очень твердо сказал
чернявый плечистый бородач в красной рубахе, с длинными волосами,
схваченными ремешком. Ноги его были скованы массивной цепью. - И на дом
тот зря киваешь - тамошний хозяин обычай блюдет, потому и плотник его
уважает.

Прямой и смелый взгляд мужика насторожил Фогеля, почувствовавшего
скрытую угрозу в тоне его голоса, в самой манере держаться.

- Чем же тебе казна не угодила?

- С того начать, что <заручную> не пили...

- Обык такой анафемский плотники здешние имеют, - поспешил объяснить
Тихон. - Уж они ко мне подкатывались. Перед началом работы, бают, святое
дело заручную пить. Потом, как два венца положат, <закладочные> требуют.
Этак по миру пустят - что ни день, то притчам обложейные, стропильные,
мшильные... Не-ет, шалишь, Жиляй, это тебе не на воле куражиться...

- Так нешто мы не работаем?.. - с издевательским прищуром спросил
Жиляй.

- Тьфу! Не зря сказано: столяры да плотники от бога прокляты, -
отвернувшись, пробурчал Тихон.

Фогель, с непроницаемым лицом слушавший перебранку, обратился к
стоявшим рядом членам своей <свиты>.

- Этот человек говорит правду?

- Да ведется обычай такой, что бога гневить, - ответил один из
служителей.

Другие согласно закивали.

- Обычаи надо уважать, - наставительно произнес управитель. - Значит,
ты желаешь получить вознаграждение по вашему деревенскому закону?

- Да уж по заведенному...

- Будет вам угощенье.

Тихон, получивший прилюдный щелчок, не желал, однако, признавать свое
поражение. Он по-петушиному вытянул шею и возопил:

- Да не в водке дело-то все! В расколе ведь они, окаянные,
обретаются. И супротив распоряжения вашего бунтуют - не хотят по проехту
избы городить!

Фогель сдвинул брови и воззрился на Жиляя.

- Мне-то что? Мне все едино, - равнодушно сказал тот. - А только не
пойдет мужик в такие басурманские избы. Чего это не велят Тихон Фомич по
нашему разумению наличник да конек рубить, а все бумагу свою суют? Нам это
обидно.

- Фуй, какая глупость! Тихон, дай проект.

Приказчик немедленно протянул Фогелю свиток. Развернув его,
управитель рассмотрел изображенные на нем домики.

- Великолепно! Эти пилястры вокруг окон. Дорический ордер! Ты ничего
не понимаешь, глупец. Я сам выбирал для ваших диких мужиков самые красивые
образцы. Они будут смотреть на жезл Меркурия на стене своей избы и уже
немножко станут понимать европейскую культуру. Они пойдут в контору и
спросят, кто такой Меркурий, и кое-что узнают, кроме этой глупой
ортодоксии...

- Несвычно будет, ваше благородие, - настаивал Жиляй. - Не пойдет
мужик, забунтует. Вам чего надобно: чтоб рабочий люд при заводе селился,
али бо пилястры...

- Во-во, - Тихон торжествующе тыкал пальцем в плотника. - Так и
толкуют: не хотим-де по-господскому строить, нам птицу Сирина дай,
виноградье, еще какую-то холеру на наличник...

- И печи тут напридуманы, - прервал Жиляй. - Таковых у нас и не видал
никто.

- Голландская печь, дура! - свысока пояснил Тихон.

- А хуш бы и китайская, - прорычал один из острожников, долговязый
белобрысый детина. - Ни одна баба к экой не подойдет. Где чело у ней, куда
хлебы сажать?

- Для этого предусмотрена особая печь в кухне, - строго заметил
Фогель.

- Какая еще куфня? - не сдавался долговязый. - Из веков сбивали в
избе одну печь на всякий обиход. Чего ваньку валять, на кой нам две печи,
дрова переводить?

Остальные острожники тоже задвигались. Видно было, что и у них есть
что сказать относительно проекта. Управитель счел за лучшее не обострять
отношения с работниками и примирительно сказал:

- Вот что, я подумаю о ваших претензиях.

И, повернувшись, пошел в сторону следующего дома. <Свита> как по
команде потянулась за ним.

- Что за человек? - вполголоса спросил Фогель у Тихона, когда они
отошли на достаточное удаление.

- Жиляй-то? Цыган он по рождению, да уж давно в тутошних деревнях
обжился. Пока в острог не угодил, кузнецом был. А здесь плотничьему делу
навык...

- За что сидит?

- За воровскую монету. Не иначе как в дальнюю каторгу сошлют...

Фогель надолго задумался, потом, как бы спохватившись, спросил:

- И что же, верно он говорит, что кержаки в избы, по нашему проекту
строенные, не пойдут?

- Так ведь и то сказать - к заводу-то приселяться сколько не
соглашались. А увидят, что не по ихнему нраву строено, так, может, и
вдругорядь упрутся. Самый ведь негодящий народ - только и глядит, в чем бы
начальству неприятность сделать, - с почтительно-злобными ужимками
тараторил Тихон.

- А ведь он соображает кое в чем, - раздумчиво произнес Фогель,
словно не слыша приказчика. - Что вам надо: рабочих или пилястры? Хм, не
так глупо... Да, распорядись-ка, чтобы острожникам топоры не давали...

- От нужды сие учинили, - с сожалением ответствовал Тихон. - Некому
строить, ваше благородье.

- Но они ведь и убить могут...

- Это как пить дать, - согласился приказчик. - Особенно Жиляй.

Иван ехал на лошади, а его новый знакомец шагал рядом, держась за
стремя.

- Где-то здесь ворга должна начаться, - беспокойно оглядывая
приречный сосняк, произнес Алпа. - Прямо к горам пойдет.

Через некоторое время он оставил Ивана и вскарабкался на осыпающийся
гребень яра. Крикнул:

- Здесь!

Иван слез с лошади и стал взбираться за вогулом, ведя животное на
поводу.

- Смотри, - Алпа указывал на заплывший смолой знак на стволе: стрела,
перекрещенная двумя другими. - И вон, и вон...

Они сделали несколько неуверенных шагов по тайге, и направление тропы
явственно обозначилось цепью катпосов, теряющейся в чащобе.

- Ну вот, - облегченно сказал Иван и, поставив ногу в стремя, взялся
за луку седла.

- Подожди, - Алпа положил ему руку на плечо и заглянул в глаза. -
Побожись, что не обманешь...

- Иссуши меня, господи, до макова зернышка, если... - начал Иван и
остановился. Принялся расстегивать ворот рубахи. - Давай вот что: крестами
поменяемся. Тогда уже неотменно друг другу пособим: ты мне к Золотой Бабе
пробраться, а я тебе зазнобу твою добыть.

Алпа просветлел лицом и тоже вытянул из-за пазухи крест. Стащил
заношенный гайтан через голову.

- Если ты так... Если... - и задохнулся от переполнявших его чувств.

- Не бойсь, все любо-мило будет, - бормотал Иван, надевая крест
вогула. - Еще заживете в нашей деревне - подмогнем избу сложить, чай, не
чужие.

Евдя сидел у входа в свое жилище и выстругивал из чурки топорище.
Лицо его было мрачно, он то и дело вздыхал. Прикрикнул на жену, когда она
неловко задела его, выбираясь из землянки.

Когда же на дальнем краю травянистой поляны, окружавшей пауль,
показался всадник, вогул порывисто вскочил и, приложив ладонь к глазам,
стал вглядываться в гостя. Сокрушенно покачал головой и опустил руку.

К землянке подъехал коренастый мужик в выгоревшей красной рубахе и
измятой шляпе-грешневике. В смоляной бороде его поблескивали серебряные
нити. Черные глаза смотрели насмешливо и недоверчиво.

- Здоров, хозяин!

- И ты здравствуй, гостенек богоданный! - явно подлаживаясь к
раскольничьей манере, ответил Евдя.

И подхватил под локоть бородача, слезавшего с лошади.

- Привет тебе от крестового, - каким-то заговорщическим тоном сказал
чернявый.

Вогул с тревогой воззрился на него.

- Был у тебя Ванька?

Евдя, не дрогнув ни одним мускулом, продолжал молча смотреть на
гостя.

- Антипа меня послал - сродником ему прихожусь. Сам-то в гошпитали
заводской лежит. Велел Ивашку возвернуть: все, мол, отменили приписку...

Евдя сокрушенно хлопнул себя по бедрам и покачал головой. Кивнул
бородачу в сторону землянки: заходи.

Когда уселись на расстеленной шкуре, вогул сбивчиво заговорил:

- Грех... грех мой... отказал парню... Второй день маюсь, что