Чтение 7–й страницы книги ~Война за погоду~

Перми мама возвращалась со стройки так поздно. Но все равно, лучше бы
он сидел сейчас в Перми, в той чужой холодной квартире. Пусть поздно,
но мама возвращалась. Она присаживалась рядом, обнимала Вовку: "Как
там отец? Ему небось холоднее". - "Ничего, - сонно бормотал Вовка. -
Он же не на фронте". - "Оболтус! - вскипала мама. - Дался тебе этот
фронт!"

Пусть бы мама сейчас сердилась, лишь бы "Мирный" ушел от
подлодки.

Глотая слезы, Вовка брел вдоль берега, думая, как не повезло
боцману Хоботило и как несправедливо везет ему, Пушкареву Вовке. И
Белый сзади хромает, и карман набит шоколадом, и на метеостанции ему
обрадуются.

- Устроился... - зло шептал себе Вовка. - Сперва на "Мирном"
устроился, иждивенец, всем мешал, теперь иду на станцию. А Хоботило...

Будто желая остановить Вовку, дать ему одуматься - куда это он
бредет? - встала по правую руку чудовищная каменная стена, иссеченная
черными прослоями. Будто бросили на снег огромную стопу школьных
тетрадей, смяли их, переложили копировальной бумагой.

"Как уголь... " - подумал Вовка.

И понял: уголь. Каменный. Сыплется сверху из черных прослоев. Вон
сколько насыпалось - целые горы.

Но остановила Вовку не каменная стена, не угольные пласты,
секущие эту стену.

Палатка!

Под каменной стеной, среди черных угольных глыб торчала самая
обыкновенная брезентовая палатка.

Вид у нее был нежилой - застегнута, зашнурована, поросла поверху
густым инеем. Но это была самая настоящая палатка, и над нею,
укрепленный растяжками, возвышался деревянный шест - антенна.

- Эй! - завопил Вовка.

Белый, лая, мчался рядом, но, не добежав до палатки, остановился,
настороженно повел носом.

Вовка никаких запахов не чувствовал

Холодя пальцы, расшнуровал обмерзшие петли, залез, сопя, в
палатку.

Никого.

В дальнем углу - деревянный ящик. У входа - примус, бидон,
видимо, с керосином, его-то и унюхал Белый. И свернутый спальный
мешок.

"Что в ящике? Неужели опять шоколад?"

Но в ящике хранился не шоколад.

В ящике хранилась рация.

Металлический корпус холодно обжег пальцы, но все было при ней,
при этой рации - и эбонитовые наушники, и пищик, и бронзовый канатик
антенны, и батареи. Тут же, обернутые резиной, лежали три коробки
спичек "Авион".

"Рация! - радовался Вовка. - Если надо, я сам выйду в эфир!"

Он вовремя вспомнил о зоне радиомолчания. Если рядом
действительно бродит фашистская подлодка, разумней было молчать.

"Маленько отдохну, - сказал он себе. - Маленько отдохну и на
станцию".

- Совсем маленько отдохну, - сказал он вслух, озираясь, а сам уже
качал примус, негнущимися пальцами зажигал спичку.

Спичка, наконец, вспыхнула, примус зашипел, пахнуло в лицо
керосином, теплом - живым пахнуло. И, сдерживая готовые хлынуть слезы,
Вовка с презрением сказал себе: "А еще во льдах хотел прятаться!"

"В сентябре-то! - Сейчас, добравшись до палатки, Вовка не хотел
прощать себе ни одной ошибки. - Снегу тут в сентябре на ладонь".

Сын полярников, он в общем представлял, что это такое - полярная
осень.

Никакого медленного угасания природы.

Не падает листва с деревьев, не жухнет, свертываясь в ветошь,
трава. Нет тут травы, нет тут деревьев - не с чего падать листьям.
Просто однажды над голой тундрой, над безлюдными островами, над
мертвым проносным льдом начинает бусить дождь, низкая синевица недобро
ложится по краю неба, а ночные заморозки стеклят ручьи, промораживая
воду до самого дна.

Вот тогда-то и падают на тундру шумные ветры, несущие с собой
бешеный сухой снег.

"А я хотел в снег зарыться..."

Примус шипел, в палатке заметно потеплело. Сверху, с оттаявшего
тента, сорвалась мутная капля.

"Отдохну маленько..."

Но рыкнул злобно Белый.

Рядом рыкнул, у входа в палатку.

И так же злобно залились в ответ чужие собаки.

"Леонтий Иванович?.."

Торопясь, Вовка рвал на себя полу палатки, торопился увидеть
собак. И увидел их. И еще на нарте увидел: цепляется за деревянный
баран остолбеневший от самого его присутствия бородатый приземистый
человек.

Глава четвертая. В БУХТЕ ПЕСЦОВОЙ

1

Бороду неизвестный забрал в ладонь, так что из-под рукавицы
клочьями торчали русые волосы.

- Гин!

Кричал он на своих собак, но Белый, ощерившись, тоже поджал
хвост, отступил за палатку.

Бородач соскочил с нарт.

Малица на нем была потерта, поношена. Вовка увидел пару заплат. А
еще больше удивил его рост бородача: при таких мощных плечах он вполне
мог оказаться раза в два выше.

Округлив глаза, бородач ошеломленно выдохнул:

- Ты кто?

- А вы не от мамы?

Бородач совсем ошалел:

- Хотел бы я увидеть здесь маму!

- А "Мирный"? - Вовка все еще наполовину торчал из палатки. -
Разве "Мирный" не пришел?

- Хотел бы я увидеть здесь "Мирный"!

- Мы - смена, - выдохнул Вовка. Он был в отчаянии. - Я - Пушкарев
с "Мирного".

- Гин! - заорал бородач. Не на Вовку. На Белого, вновь облаявшего
ездовых псов.

- Гин! - бородач с силой вогнал остол в снег, намертво заякорил
нарты. Одним движением втолкнул Вовку в палатку, резво, как медведь,
ошалело уставился на раскрытый ящик с рацией, на раскинутый спальный
мешок (на нем сидел Вовка), на примус, издающий веселое ядовитое
шипение. - Смена, говоришь?

- Смена.

- Не староват для зимовки? - неприятно ухмыльнулся бородач и
скинул шапку. Голова оказалась неожиданно круглой, коротко стриженной.
Он быстро, удивленно крутил ею, недоверчиво щурился: - Сколько тебе?
Одиннадцать?

- Почти пятнадцать, - с надеждой приврал Вовка, не сводя глаз с
незнакомца.

- Лгун!

- Почему? - испугался Вовка.

- Где тебя отлучило от "Мирного"?

- А разве "Мирный"...

- Гин! - заорал бородач. Вовкины вопросы, похоже, ничуть его не
занимали. - Что ты делал на "Мирном"?

- Плыл к бабушке.

- К бабушке? - ойкнул бородач. - Не надо! Не встречал я на
Крайночном бабушек.

- Я плыл в Игарку, - совсем упал духом Вовка. - А на Крайночной
плыла смена.

- Кто? - быстро и недоверчиво спросил бородач.

- Мама, - поежился Вовка. Он видел, незнакомец ему не верит. - Ее
зовут Клавдия Ивановна. И еще радист. Леонтий Иванович.

- А, знаю! - притворно обрадовался бородач. - Леонтий Петрович,
как же! Длинный такой, с усами!

- Неправда, - дрожащим голосом возразил Вовка. - Он не длинный.
Он толстенький. И голос у него тонкий. И не Петрович он, а Иванович.

- Вот я и говорю - Семеныч. Давно с ним мечтаю встретиться.

Вовка видел: ему не верят. Вовка видел: бородач не может
объяснить его появление в палатке. Но похоже, бородача здорово тянуло
к Вовке. Он даже наклонился, он даже пропел фальшиво:

- "Цветут фиалки, ароматные цветы..." - И быстро спросил: -
Патефон везете?

- Наверное. - Вовка не видел среди снаряжения патефона, но
огорчать бородача не хотел. - Вещами мама заведует.

- А чего ж ты болтаешься тут один, Пушкарев Владимир?

- Я не один, - похолодел Вовка.

- Собаки не в счет. У меня их шесть штук, так я ж не говорю: нас
семеро.