Чтение 7–й страницы книги ~Заказ~

- Ладно, мужики, вы тут позагорайте минут двадцать, а я в Михайловскую за подмогой слетаю. Скоро подъедут... - И "КамАЗ", мощно рявкнув мотором, скрылся из виду.

Прошло двадцать минут. Затем полчаса. За это время на дороге не появилось больше ни единой машины. Ларионов начал внутренне закипать, жалея про себя, что не отправился на "КамАЗе" в станицу. Он бы там помощь быстренько организовал. На прокурорском уровне... На всякий случай Андрей Николаевич достал из машины портфель с документами и поднялся на шоссе. Там по-прежнему не было видно даже плохонького грузовичка, только со стороны станицы к повороту неторопливо приближалась пароконная фура. Перестука копыт почти не было слышно в предвечернем мареве, поднимавшемся над раскаленным асфальтом. Андрей Николаевич даже внимания не обратил на повозку. "Помощь" для него означала трактор либо грузовик помощней.

Фура - громоздкое сооружение на четырех деревянных колесах, с решетчатым кузовом, приспособленным под сено, - между тем, поравнявшись с заместителем прокурора, неожиданно круто развернулась и встала напротив терпящей бедствие "Волги". С козлов спрыгнули два мужика и направились прямо к машине.

- Петро, гля, - улыбнулся один. - Что-то в этом году "Волги" низенько летают. Наверно, к дождю...

- Беда у людей, а тебе все бы шутки шутить, - одернул его другой. - Сами-то целы?

- Даже машина цела, - отозвался водитель.

- Фазан, слышали, вылетел ? - не унимался первый мужик. - Это мы могем... А вот когда коровы летать начнут...

Тут улыбнулся даже Андрей Николаевич.

- Ладно, Петро, выпрягай. Ща мы быстренько вас... двумя лошадиными силами...

Ларионов с сомнением покосился на лошадей. Два темно-рыжих, плотно сбитых, кормленых дончака, очень похожие один на другого, мирно пощипывали с обочины травку.

- Мужики, - не выдержал он, - вы, вообще-то, серьезно? Тут "КамАЗ" не решился...

- Там, где пехота не пройдет... - пропел развеселый мужик, сдергивая между тем вальки с крюков. - И там, где танк не проползет... Подумаешь, "Волга"! Эка невидаль. Ласточкой вылетит... Как фазан твой.

Хмурый в это время отстегивал вожжи:

- Ну, повели, что ли?..

Они взяли под уздцы лошадей и не спеша свели их по склону. Петро перепрыгнул воду на дне, и конь послушно последовал за ним. Легко и просто. Мужики осадили коней задом к самой машине и положили вальки на землю перед ее бампером:

- Командир, веревка есть?

- Извиняйте, мужики, ни веревки, ни троса. Без надобности все было... Машина-то новая...

- Ладно... Мил человек, - обратился Петро к Андрею Николаевичу, по-прежнему стоявшему наверху, - будь добр, достань из нашего студебеккера. Там два мотка - кипы подвязываем, когда возим...

Андрей Николаевич поставил портфель наземь, бросил сверху пиджак и полез в кузов фуры. Привычная кабинетная жизнь неожиданно отодвинулась далеко-далеко, и солидный взрослый человек ощутил пробуждение совершенно мальчишеского азарта: и как это, интересно, сейчас нас будут спасать?..

Водитель подвязал веревку двумя петлями к машине, и мужики прицепили к ним вальки.

- Ну что? С Богом? - подал голос Петро.

- Погодите, вы что ее, до поселка по канаве? Может, я заведусь, мотором хоть как-то поможем...

- Не, ты мотором еще коням ноги отдавишь. Тут метров через сто выезд на поле, вот там и поможешь, если понадобится... Хотя... Всего-то по пятьсот кило на голову... Это они играючи. Ты за руль садись... Эх, залетные! Па-а-е-хали...

И мужики, одновременно тронув поводья, двинули лошадок вперед. Постромки натянулись, лошади слегка присели на зада, и колеса, минуту назад недвижимые, сперва медленно провернулись, а потом плавно выкатились на нетронутый дерн. Тут "Волга" покатилась легче, кони зашагали пошире. Водитель крутил руль, не позволяя машине сползти боком в канаву. Вся процессия медленно, но верно двинулась к выезду на поле.

Андрей Николаевич поймал себя на том, что подсознательно боится отстать от лошадей и спешит по дороге параллельно движению необычной упряжки. Уж больно завораживающим было зрелище - два не очень крупных конька, скорее верховые, нежели упряжные, с тонкими ногами и длинными шеями, тащат за собой по канаве кажущуюся огромной и неуклюжей беспомощную машину...

Вот кони подошли к перемычке, поднатужились, энергичнее присели на задние ноги - и выдернули-таки злополучную "Волгу" на твердый грунт.

- Р-р-р-р! - И упряжка остановилась.

- Ну, мужики, с меня причитается... - Водитель благодарно выскочил наружу и начал отвязывать веревки.

- А то как иначе, - благодушно отозвался веселый. - В магазинчик - и милости просим к нашему шалашу. Фуражиры мы. С фермы. Пока приедем, глядишь, рабочий день и закончится...

Ларионов подошел к лошадям, спокойно стоявшим на дороге, и от души похлопал обоих по шеям. Потом заглянул в глаза, отражавшие мудрое смирение, доброту... и некоторую лукавинку.

- В магазине будешь, сахару им купи, - сказал он водителю.

Кони уже тянулись к его рукам, доверчиво ожидая заслуженного лакомства, и Андрей Николаевич вспомнил, что у него в дипломате лежали вкусные бутерброды, приготовленные в дорогу женой.

- Сейчас, милые, сейчас... - Ион поспешил к фуре, возле которой оставил на земле дипломат.

Мужики повели коней запрягать. Самой последней тронулась с места благополучно ожившая "Волга".

Кони уже стояли в паре, когда Ларионов, наспех соскоблив пальцами масло, протянул каждому по ломтю городского черного хлеба. Кони долго принюхивались (что-что, а масло и колбаса - явно не лошадиная пища!), но из вежливости все же взяли предложенное и стали жевать.

Мужики сноровисто пристегивали вожжи... И в этот момент дотоле абсолютно смирные и спокойные кони вдруг заволновались, насторожились и напряглись. Высоко подняли головы и уставились куда-то вдаль, за дорогу.

- Стой! Р-р-р! А ну, не балуй!.. - Мужики разом отбросили всякое балагурство и, сильно одергивая лошадей удилами, принялись покрикивать на них во весь голос: - Ишь, кровь взыграла! Стоять, кому говорят!..

Но кони стоять не хотели. Разом одичавшие, они так и плясали, и лии'ь упряжь да крепкие руки людей не позволяли им крутиться на месте.

- Тоже распрыгались, мерины сивые, поди лет по пять как женилки сушиться повесили, а все туда усе, - Петро кивнул головой в сторону поля, и Ларионов сразу понял причину переполоха. Через луг в сторону Михайловской во весь опор мчался табун.

Табун был огромный - голов шестьдесят-семьдесят пузатых кобыл и столько же жеребят. Передние лошади поднимали такое облако пыли, что задних и вовсе не было видно. Рыжие, вороные, гнедые просто возникали из вихрящейся тучи, одна за другой проявляясь в косых столбах света, и казалось - живому потоку ни конца, ни краю не будет...

Несмотря на обширные животы - кормя одно дитя, они уже вынашивали следующее, - кобылы скакали легко, с удивительной грацией, присущей чистокровной породе. Полугодовалые жеребятки выделывались вовсю, видно, воображали себя уже взрослыми скакунами. Они порскали вперед со всех ног, вытянув длинные шейки и задорно вскидывая метелки еще не обросших хвостов. Неслись впереди мамок метров по десять - и тут же, словно забоявшись чего-то, сбавляли ход и спешили юркнуть за надежные родные бока. Кобылы же скакали спокойно, ровно и мощно, упивались свободой движения и собственной силой. Их ноги, как в замедленном кино, касались земли и снова взлетали. Казалось, они особо и не спешили. Но скорость была такова, что не всякая машина смогла бы догнать их...

На какое-то время Андрей Николаевич забыл решительно обо всем окружающем. Табун предстал перед ним первозданной дикой стихией, точно такой же, как морской прибой или неукротимый пожар. Земля гудела под копытами, и этот звук завораживал, словно гул водопада...

Потом он заметил, что впереди табуна на приземистой некрупной лошадке летел всадник. Это был, наверно, табунщик, но Ларионову для начала пришла мысль о кентавре. Парень скакал во всю ширь отчаянного галопа, и Андрей Николаевич, ровным счетом ничего не смысля ни в посадке, ни в иных достоинствах человека в седле, тем не менее ощутил завистливое восхищение. Не надо быть тонким ценителем, чтобы распознать истинное искусство... Табунщик сидел на спине бешено мчавшейся лошади, словно так тому и следовало быть, только знай себе оглядывался назад, на своих подопечных, и тогда раздавался громкий улюлюкающий клич, от которого его кобылка и все скакавшие следом еще больше прибавляли ходов...

- Вот это я понимаю... - выдохнул Андрей Николаевич, глядя вслед пронесшемуся табуну. Что должны были почувствовать упряжные кони, если уж его, человека сугубо городского, до глубины души взволновала эта живая стихия?..- Силища-то какая...

А про себя вспомнил вычитанное где-то, что, мол, самое на свете прекрасное - это танцующая женщина, парусный корабль и скачущая лошадь.

Мужики с пониманием посмотрели на незнакомого начальника. И только веселый фуражир, став на время очень серьезным, коротко подтвердил:

- Да! Это уж точно. Силища...

Отзвучал возле уха сумасшедший голос Сергея... Василий Никифорович положил трубку и задумчиво уставился в окошко. Там, на телеграфном столбе, тускло горела одинокая лампочка. Этот маленький огонек, словно далекая звездочка в плотной южной ночи, частенько, когда он крепко задумывался, помогал ему сосредоточиться. Пальцы выбили на крышке письменного стола замысловатый ритм. Василий Никифорович порывисто встал и отправился на кухню к жене. И не попросил, а скорее отдал распоряжение:

- Марьяна, приготовь-ка чайку.

Супругу свою Марьяну Валерьевну Цыбуля называл по-разному. И Марусей, и Маришкой, и даже по имени-отчеству. Но если он обращался к ней как сегодня - Марьяна, - жена уже знала: что-то произошло.

- Вась, что случилось-то? - невольно оробела она. - Стряслось что?..

Василий Никифорович не ответил. Гневно тряхнул головой, озабоченно прошагал из одного угла кухни в другой, развернулся и молча ушел назад в кабинет.

Минут через десять, когда Марьяна Валерьевна внесла дымящийся стакан в серебряном подстаканнике, она застала мужа стоящим возле окна. Он смотрел на одиноко горевшую лампочку.

Марьяна Валерьевна тихо поставила подстаканник на стол и заботливо прикрыла вышитым рушником - авось не сразу остынет.

- Спасибо. Иди...

- Вася, может, еще чего... - тихо произнесла женщина.

- Иди, Марьяна. Иди... Мне... подумать надо...

- Да что случилось-то? Можешь ты сказать наконец? - уже требовательнее подступила женщина к мужу. Последнее дело - держать дурное в себе. Пусть выплеснет, выговорится... накричит, наконец. Только бы не стоял так...

Василий Никифорович кричать не стал. Медленно повернулся, и голос, как и взгляд, был болезненно-тусклым:

- Заказ с ипподрома пропал... Украли Кузьму...

- Ахти-тошненько...- запричитала Марьяна Валерьевна и, хлопнув по-бабьи руками по бедрам, отправилась в свою крепость, на кухню, продолжая на ходу вполголоса: - Люди добрые, и что же это на белом свете творится? Живую лошадь посередь дня крадут!.. Ироды, уже с ипподромов повадились...

Ее ахи и охи сделали свое дело: глухая стена безнадежности, незримо окружившая Василия Ники-форовича, перестала казаться неодолимой. Чем бы ни обернулась внезапно грянувшая беда - следовало действовать, и немедля!.. Может, тревога еще и окажется ложной... Цыбуля решительно подошел к столу и принялся ожесточенно накручивать диск телефонного аппарата.

На том конце долго, не отвечали. Наконец трубка Отозвалась заспанным мужским голосом - в половине десятого вечера директор Сайского ипподрома уже спал. Ничего удивительного: вставал-то он в четыре утра.

- Алло?..

- Владимир Наумович?

- Да, я... Кто это?

- Наумыч, ты куда моего коня дел?

- Какого коня?.. Кто говорит? - Директор ипподрома явно как следует еще не проснулся.

- Цыбуля.

Последовала короткая пауза. Владимир Наумович Цыбулю знал преотлично. Если Дед поднимает с постели и без предисловий накидывается с вопросами, это ничего радостного не сулит!

- Охренел ты там, что ли? - спросил он раздраженно. - На кой мне твоя лошадь сдалась?.. - Однако наезжать на "Луковицу" не рекомендовалось категорически, и Владимир Наумович сбавил обороты: - Слушай, Василь Никифорыч, ну что ты ахинею несешь посреди ночи? Такой сон досмотреть не дал... Может, утром на свежую голову поговорим?

- Два дня назад, - мрачно сказал Цыбуля, - с твоего ипподрома увезли мою лошадь.

- Погоди, погоди... Которую? - Сайский директор окончательно понял, что поспать ему не дадут. - Кто увез? Куда?..

- Вот это я и хочу у тебя выяснить. Что вообще на твоем ипподроме творится?..

Владимир Наумович даже обиделся:

- Что творится? Работаем!

Если бы не железная хватка директора Ковалева, не его изворотливость и находчивость, - давно бы уже стоять Сайскому ипподрому закрытым. А он жил, и вроде даже неплохо, несмотря на тяжелые времена. Дорожка, во всяком случае, была одна из лучших в России. Однако достижения собеседника Цыбулю в данный момент волновали меньше всего:

- Я вижу, как вы работаете, мать вашу!.. Где мой Заказ?

- Какой заказ?.. А-а, Заказ... дербист ваш...

В трубке опять повисла пауза. Цыбулино сердце буквально выскакивало из груди: "Ну скажи мне, скажи, что он в деннике у себя сено жует..."

Ковалев не сказал.

- Лошадьми у меня производственный отдел занимается, - услышал Василий Никифорович. - Еще мне не хватало каждому коню хвост крутить, уж ты извини. Давай-ка лучше я тебе утречком, как на службу приду...

- Хорош ты хозяин, если лошадь из-под боку свели, а ты ушами прохлопал! - рявкнул в трубку Цыбуля. - Ты проверь, жена-то рядом? Может, тоже украли, пока ты без задних ног дрыхнешь?

Владимир Наумович невольно посмотрел на постель. Жены рядом не было. Ах ты, черт старый!.. Еще как услышал в трубке - "Цыбуля", - решил: что бы там ни случилось, он сдержится. Не взорвется. Да куда!.. Зацепил-таки ядовитый Дед за живое. Где эту дуру-жену черти...

Прислушался.

В гостиной тихо бормотал телевизор. "Успокойся, Рикардо... Исабель беременна наверняка от тебя..."

Владимир Наумович про себя сосчитал до пяти и почти спокойно произнес в трубку:

- Ты можешь наконец объяснить, что произошло? А то кудахчешь тут, как...

- Не кудахтал бы, если бы сам понимал, что к чему, - повторил Цыбуля устало. - Пока известно одно - два дня назад с твоего ипподрома какой-то сукин кот увез моего коня. Якобы по моему распоряжению. А куда - до сих пор никто не...

- Погоди. - Сайский директор приподнялся на локте, плотнее устраивая трубку около уха. - Точно, было что-то такое... В производственном ещеудивлялись: конь после скачки толком высохнуть не успел, а ты уже за ним коневоз... Чего, мол, ждать от Цыбули, как есть аферист, загодя представителя снарядил: выиграет Заказ - забрать; проиграет - пускай в Мухосранске нашем живет, кому такое дерьмо нужно...

Колкость была налицо, но Василий Никифорович пропустил ее мимо ушей:

- Не посылал никого я, Владимир! Не посылал... Украли коня. Понимаешь? Пойми же ты наконец, о чем толкую! Украли его!.. А коню этому цены нет...

И такое горе прозвучало в голосе Деда Цыбули, что вот тут до директора ипподрома все дошло сразу и полностью. Он сел на кровати, провел пятерней по немедленно взмокшей седоватой шевелюре и заговорил в трубку совсем другим голосом - спокойно, по-деловому:

- Ты, Вас иль, вот что, ты погоди бушевать. Сейчас все выясним про твоего... Ты дома будешь? Жди у телефона. Я тут производственный отдел на ноги подниму. Машину за тренером твоим Петром Ивановичем снарядим... Разберемся, что как, и тебе перезвоним из конторы. Лады? Ну, будь. До связи...

Через полчаса на ипподроме в окошке директорского кабинета загорелся свет. Несколько раз подъезжала и отъезжала машина: поднятый по тревоге шофер привез тренера, доставил бухгалтеров, собрал по всему Сайску сотрудников производственного отдела. Началось форменное дознание - по всей строгости, даже со стенограммой. Вытащили все документы: телеграмму за подписью "В. Н. Цыбуля", доверенность со слегка размазанным названием предприятия на печати, но зато с реально читающимся словом "СВОБОДА"...

...И без большого труда выяснилась картина обычного российского пофигизма. Доверенность была отпечатана на компьютере. Все подписи - сугубо неразборчивые. Акт передачи лошади не составлялся, ведь уезжала она вроде бы в родное хозяйство из отделения, этому же хозяйству принадлежавшего. Когда в бухгалтерии выписывали накладную, то воспользовались паспортными данными, указанными в доверенности, а "живьем" паспорт якобы Цыбулиного представителя никто, как выяснилось, в руках не держал. Оно и понятно - все знали Деда Цыбулю, и связываться с ним ради перепроверки желания ни у кого не возникло. По принципу "не буди лихо, пока оно тихо"...

Вот и вышло - хотели, как лучше, а получилось... даже хуже, чем всегда. Существенно хуже...

Через час в домашнем кабинете Василия Никифоровича раздался телефонный звонок. Терпеливо ждавший Цыбуля снял трубку и услышал голос Петра Ивановича. Видно, остальные разговаривать с Дедом откровенно боялись:

- Доброй ночи, Василий Никифорыч... Какая она была, к чертям, добрая, эта ночь!

- Здорово, Петро. Скажешь-то что?..

- А что тут сказать... Провели нас, как телят мокроносых. Крепко задумано... Просто и безотказно... А время как выбрано - Дерби, главный праздник сезона! Кто тебе тут бумажки будет смотреть!.. Тут до бумажек никому дела... Глянули - печатка стоит, и ладно... Мысли-то в такой день у людей не о том...

Лампочка на столбе за окном мигнула - и перестала гореть.

- А на каком коневозе его увезли? - Цыбуле всерьез перестало хватать воздуху, но он все же спросил: - Номер запомнили?

Тренер невесело хмыкнул:

- Да самое забавное, что на ипподромовском. Саня, водитель, вот он тут сидит... Подошел, говорит, к нему лоб... Это тот, как я понимаю, что у меня потом коня забирал... И предложил подхалтурить - за стольник коня до товарной станции довезти. Всей езды двадцать минут, а стольники на дороге не валяются... Коня я сам загрузил... В контору позвонил предварительно...- Петр Иванович осекся, поняв, что невольно начал себя выгораживать, и продолжал: - Саня коня до станции довез и перед воротами выгрузил. Парень ему стольник в лапу и быстренько Заказа в ворота - вагон, мол, Уже под пофузкой стоит. Саня ему еще помочь предложил... А тот - не надо, там есть кому... Вот и все, Василий Никифорович... Весь сказ... Парень с Заказом на станцию, а коневоз развернулся и обратно поехал... Куда тот вагон - в товарной конторе справки только завтра с утра навести можно... Сейчас, ночью, больше пока ничего.... Василий Никифорович, что делать-то будем? Пропадет ведь Заказ...

- А что ты предлагаешь, Петро?

- По мне, в милицию заявлять надо. На них одна надежда. И чем быстрее, тем лучше.

Как рассматриваются дела в милиции, Дед Цыбуля знал прекрасно. Сегодня дежурный примет заявление. Дней через пять какой-нибудь опер вызовет Петра Ивановича на собеседование. Еще дня через три-четыре заедет на ипподром, переговорит кое с кем... а потом с чувством сделанного дела засунет папочку в сейф. Срок расследования - два месяца. Как говорил Ходжа Насреддин, за это время либо ишак, либо эмир, либо...

- Ладно, поглядим, - ответил он вслух. - Утречком позвони, тогда и решим, а пока документы, что вы там просмотрели, мне все немедленно факсом... Да... Такого коня прошляпили, дармоеды... Знал бы ты, Петро, какая у него кровь. Золотая она...

- Да знаю я, Василий Никифорович. Дошел, что ты Секре...

- Ни хрена ты не дошел. Дошел бы, в деннике бы у него с ружьем ночевал. Ладно, Петро, что нам с тобой теперь... Матюгами делу не поможешь... Тут думать надо. Бывай... - Василий Никифорович положил трубку и снова уставился в темноту за окном. Лампочка на телеграфном столбе вспыхивала и неуверенно мерцала. Наверное, барахлил контакт. Вот и все, Василий Никифорович... Весь сказ...

Чай на столе так нетронутым и остыл.

С левой стороны вспыхнула огнистой лентой река, и многострадальная прокурорская "Волга", ехавшая теперь очень медленно и осторожно, покатилась между притопленными водой рисовыми чеками. Казалось, упругие молодые побеги росли прямо из слепящего предзакатного золота. Поверхность воды не тревожило даже подобие ветерка, и висевшая над чеками вселенская созерцательная тишина некоторым образом воспринималась даже сквозь рокот мотора и шум воздуха, обтекавшего автомобиль. Впечатление было прямо противоположным тому, которое оставил пронесшийся через поле табун, но порождало такое же ощущение совершенства.

Заместитель краевого прокурора прозаично подумал, сколько во все это было вложено труда и, естественно, денег... Ничего себе проверяемый!..

Наконец впереди показались кроны могучих деревьев, а за ними и крыши домов.

- Подъезжаем, Андрей Николаевич... Куда сначала? К конторе?

Ларионов посмотрел на часы:

- Да нет... к дому, наверное. Адрес знаешь?

- А как же. Бывали... - И водитель мечтательно добавил: - Рыбалка у них тут...

"Волга" остановилась возле среднего по размерам и внешне довольно скромного дома.

- Это тут, что ли, директор живет ? - искренне удивился Андрей Николаевич. Для человека, который из Англии не вылезает, хоромы выглядели не очень.

- Ну... Может, за полтора года и переехал, -засомневался водитель.

Но тут из калитки, улыбаясь приезжим, словно старым добрым знакомым, вышла солидных лет женщина:

- Здравствуйте, гости дорогие. Небось устали с дороги? Вы в дом проходите. Сейчас молочка, а захотите, пивка холодного, кофейку...

- Нам бы Василия Никифоровича, - несколько смущенно отозвался Андрей Николаевич. Привычная психологическая схема прокурорской проверки дала трещину еще по дороге, а теперь окончательно распадалась.

- О, так его часов до девяти-десяти не будет. Раньше и не ждем.

- А где он может быть?.. В конторе?

- А мы сейчас узнаем. Пошли в дом, по рации вызовем. - И женщина радушно распахнула калитку. - А вы, родимые, сами откуда будете, как Василю-то сказать?

- Из прокуратуры края. Простите, а как вас по имени-отчеству?..

Лицо хозяйки моментально стало серьезным. Оно и понятно: уж верно, начальник с портфелем из краевой прокуратуры сюда не молочка попить завернул.

- С рождения Марьяной Валерьевной кличут... Да проходите же, проходите... Сейчас Василия Никифоровича вытребуем...

С рацией она управлялась по-свойски. Щелкнула тумблерами, поднесла к губам микрофон и отчетливо, точно диктор на железнодорожной станции, произнесла:

- Внимание, внимание! Первый, первый, отзовись! - и тут же нетерпеливо, очень по-женски добавила: - Василь, ты меня слышишь ?

В ответ рация засипела, пару раз хрюкнула, потрещала для порядка электрическими разрядами - и наконец отозвалась низким, немного глуховатым мужским голосом:

- Чего тебе, Марьяна Валерьевна?

- Василь, ты где?

- Да вот, с тренотделений еду... - В динамике, помимо голоса говорящего, был хорошо слышен характерный звук мотора.

- Василь, давай срочно домой. "Срочно" прозвучало приказом.

- Что случилось-то? - поинтересовался Цыбуля.

- Гости приехали, - твердо произнесла Марьяна Валерьевна, сделав ударение на слове "гости".

- Понял. Сейчас буду... Все, конец связи. - И рация замолчала.

Хозяйка повернулась к мужчинам и несколько напряженно засуетилась:

- Чего ж вы стоите-то? Присаживайтесь...

- Не наследим ? Чисто у вас в доме, - кашлянул водитель. Марьяна Валерьевна годилась ему в бабушки. - Мы, может, разуемся...

- Да вы что, - отмахнулась женщина. - На дворе сухо. А грязь, она на то и грязь, чтобы ее подметали. Проходите, присаживайтесь... - И спохватилась: - Может, перекусить с дороги?..

Она явно нервничала. Андрей Николаевич не успел ответить, а Марьяна Валерьевна уже застелила стол свежей скатертью и загремела тарелками.

Вскоре рядом с прокурорской "Волгой" остановилась запыленная белая "Нива". Хлопнула калитка, скрипнули доски крылечка... Дверь отворилась, и в комнату вошел среднего роста коренастый мужчина лет пятидесяти пяти.

Закрыв за собой дверь, он снял с головы простенькую соломенную шляпу, взъерошил короткий седой ежик и, спохватившись, вытер ладонь, а вслед и тыльную сторону руки о полосатую рубашку с короткими рукавами.

- Ух, жарко... - Он безошибочно угадал в Андрее Николаевиче главного и протянул ему руку - корявую, черную от загара, с толстыми крепкими пальцами: - Цыбуля... А с кем, пардон, честь имею?

- Ларионов Андрей Николаевич. Заместитель прокурора края.