Чтение 7–й страницы книги ~Римский орел~

- Двести баксов - это если скажешь, что от меня. А так - пять сотен. Сходишь, посмотришь - сам и решишь: стоит или нет. Пиши адресок...

Черепанов так и сделал. И решил: стоит. И правильно решил. Это часто так бывает: кажется что-то - не нужно. А оказывается - очень кстати. Как, например, приемы, ориентированные против всадника, в нынешней черепановской ситуации могут оказаться необычайно полезны.

Глава восемнадцатая,

В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ВОЕННОЙ КАРЬЕРЕ КОМАНДУЮЩЕГО РИМСКОЙ ПРИДУНАЙСКОЙ АРМИЕЙ ЛЕГАТА МАКСИМИНА ПО ПРОЗВИЩУ ФРАКИЕЦ

- Мальчишкой он пастухом был, - рассказывал Плавт. - А потом в конную стражу пошел. Это у них во Фракии вроде как вместо вигилов. [Вигилы - римский вариант полиции] Думаю, годков через десять его бы и эдилом [Эдил - выборная должность, вроде полицмейстера. Эдилов было два. Они следили за порядком, за общественными зданиями, правильностью мер и весов] избрали. Он уже тогда здоровенный малый был. И храбрый. Разбойников в тех краях сразу поубавилось, потому что хоть и молод он был, мой легат, да уже тогда хитер и на ловушки всякие и засады - большой мастак. К тому же с преступниками не церемонился: сразу - на крест. Или еще какую казнь придумает, пострашнее. Ему за это многие пеняли: дескать, не должен мальчишка, хоть бы и огромного роста и силы, сам правосудие вершить. Пеняли, но помешать не смели. Понимали: если отметили боги человека геркулесовой силой и красотой, да еще умом пожаловали, значит, не простой это человек. После, когда он возвысился, даже слух пошел, что не человек его отцом был, а сам Марс или даже Юпитер. Сам то он против этих слухов не возражал, да только вранье это. Я, Геннадий, его отца видел. Тоже великан, каких поискать. Но что отметили его боги - это точно. Потому что устроилось так, что прибыл тогда во Фракию сам Август, император Септимий Север. [Септимий Луций Север, император, правил с 193 по 211г. от Р.X. Ему наследовал старший сын, Юлий Бассиан Каракалла (правильнее - Каракалл), правил с211по217г. До 212г. - совместно с младшим братом Гетой, а после того как (при приказу Каракаллы) брат был убит, - единолично. Убит заговорщиками по приказу сопрефекта претория Макрина. Марк Опеллий Макрин - император. Правил с апреля 217-го по июнь 218 г. Разбит и казнен сыном Каракаллы Антониной Элагабалом. Антонин Элагабал (Гелиогабал), правил с 218 по 222 г. Убит заговорщиками из преторианской гвардии, возглавляемыми Юлией Мэсой и Юлией Мамеей, матерью будущего императора Александра Севера. Александр Север, царствующий в описываемое время, стал императором в 222 г. , в возрасте тринадцати лет. Правил совместно с матерью. Данный список императоров приведен для удобства и ориентации читателя] И вышло так, что устроил он в честь дня рождения сына своего Геты военные игры. И на играх тех Максимин отличился. Пробился к самому императору и потребовал, чтобы дали ему разрешение состязаться с настоящими воинами. Септимий, восхищенный его дерзостью, ростом и красотой, разрешение дал. Хотя и видел, что варвар перед ним. Максимин тогда и по-латыни с трудом говорил, больше - на фракийском наречии.

Правда, не с лучшими воинами разрешил ему бороться император, а с обслугой лагерной, обозниками. Но из тех Август лично выбрал самых сильных. А когда Максимин побил шестнадцать противников без передышки и получил шестнадцать наград, приказал император записать его в лучший из своих легионов. Вот так вот. В кавалерию.

И так случилось, что на третий день после этого император выехал в поле, на учения поглядеть, и увидел, как Максимин по-варварски вперед из рядов выехал да воинов из противного строя в стороны расшвырял.

Велел тогда трибуну император, чтобы призвал новобранца к порядку и дисциплине научил.

А Максимин, услыхав, что о нем говорят, пробился к императору, спешился и встал у стремени его... - Гонорий усмехнулся. - Мой легат и в юном возрасте был о себе столь высокого мнения, что возомнил себя лично отмеченным вниманием императора. Но Септимию Северу нравилась дерзость в молодых. И решил он испытать фракийца. Пустил коня рысью и велел новобранцу бежать за ним, да не отставать. А конь у императора, ясное дело, был хорош. Да и сам Август был кавалеристом отменным: и сворачивать умел на всем скаку, и в сторону коня бросать и маневрировать по-всякому. Но фракиец оказался настолько ловок и вынослив, что не отставал и держался, пока сам император не утомился, ведь уже не молод он был в те времена.

И сказал тогда Септимий Север: "Помнишь, фракиец, желал ты помериться силой с лучшими воинами? Готов ли ты бороться - или устал?"

"Бороться - это сколько угодно, император!" - ответил ему Максимин.

И тогда поставил его Август против самых сильных своих преторианцев, вдобавок ничуть не утомленных. И семерых подряд победил Максимин по своему обыкновению, без передышки. Правда, - тут Плавт опять усмехнулся, - победил их не потому, что был умелым борцом, а потому что силу имел медвежью, а ловок и быстр при этом был как горностай. Но победил честно и получил за то большую награду серебром. И отдельно в подарок от Северина золотую шейную цепь, которую и по сей день с большой гордостью носит. Вот тогда и оценил его император по-настоящему. И понял, что верен будет ему Фракиец, и только ему. Потому зачислил его в личную гвардию, и ведено ему было стоять в дворцовых караулах. И стал Максимин самым юным из преторианцев. Самым юным, но на голову выше любого из императорской гвардии. Император души в нем не чаял. Велел ваять с него статую Марса. Да он и впрямь был - словно бог войны, столь же красив, сколь и могуч. Истинный Мит... Марс!

Плавт умолк и подбросил дров в огонь.

- А когда ты с ним встретился - там, во Фракии? - спросил подполковник

- Да, во Фракии, но позже. Когда император Антонин Каракалл, сын Септимия, воевал с германцами. Максимин был тогда кентурионом первой когорты, как я сейчас. А я - мальчишкой. Но я хорошо показал себя с германцами, - с гордостью заявил Гонорий. - Но Максимин заметил меня позже, в Парфии. Я тогда уже был опционом и получил венок за взятие крепостной стены. [Венки в римской наградной системе заменяли современные ордена. Венки давались за взятие крепостных стен и укреплений, за захват вражеского корабля, спасение товарища. Существовали венки триумфаторов и венки, которые давались солдатами своему полководцу, который вывел их из опасного положения, и т. д.] Максимин - великий человек. Жаль, при нынешнем Августе славы не добудешь. Вот мы в Мидии как славно повоевали, а что проку? - Тут кентурион вздохнул и добавил: - Но и то правда, что Александр - не Септимий. И у матери Августа власти больше, чем у него.

- Прости невежественного варвара, но позволено мне будет узнать: кто у вас нынче император? - осведомился Черепанов. - И кто его мать?

- Александр Север, - ответил римлянин. - Мать его - внучка Септимия Севера.

- А-а-а...

- Это была его идея - договариваться с варварами, - мрачно произнес Гонорий. - Его и его матери. Максимин был против. Варваров надо бить, а не улещивать. Не послов к ним слать, а легионы. К воронам! - Кентурион сжал покрытые ссадинами кулаки. - Вбить их в землю по пояс! Сжечь их поганые поселки! Мужчин - на кресты! Баб и их щенят - на рынки! Только так, Череп! Только так!

- Не уверен. - Геннадий покачал головой. - В моей стране говорят: война - результат плохой дипломатии. Хороший посол может сделать больше, чем сильное войско. Если твой император послал к варварам хорошего посла...

- Он велел подобрать посла Максимину. И тот подобрал отличного посла! - На лице Гонория появилась кривая усмешка. - Превосходного посла, лучше не бывает!

- Ты уверен?

- Абсолютно. Мой легат послал к ним меня!

Глава девятнадцатая,

В КОТОРОЙ ГОНОРИЙ ПЛАВТ АПТУС ДЕЛИТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМИ О СВОЕЙ НЕ СЛИШКОМ УДАЧНОЙ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

- Скажи ему, раб! Скажи, что величайший император Рима дает ему ровно три дня. Если через три дня его сброд не отойдет от реки на тридцать миль, то пусть пеняет на себя!

Толмач перевел. При этом так лебезил и шепелявил, словно наглый варвар был его хозяином.

А варвар - борода веником, патлы до пояса, вся рожа в синих разводах татуировок - сидел на подушках напротив Гонория и скалил белые зубы.

У проклятого гета - не меньше двух тысяч копий. И вдвое против того - у его союзников. Раньше тут сидели квады. [Квады - германское племя] Тоже не подарок. Но квадов били и Аврелий, и Аврелиан. [Римские императоры. Марк Аврелий пятнадцать лет (с 165-го по 185 г. от Р.X.) воевал с макроманнами и их союзниками квадами, император Аврелиан разбил их в 270 г.] Проклятые геты вышибли квадов еще дальше на север, а сами...

Варвар открыл рот и заговорил. Его хриплый высокий голос резал слух.

- Мы ничего не имеем дурного против Рима, - перевел толмач. - Наоборот, мы готовы поселиться на этих землях и позаботиться, чтобы никто злой и недобрый не перебрался через реку - обижать беззащитных римских землепашцев. Но Рим должен поддержать своих друзей.

- На какую же поддержку рассчитывает рикс? - желчно осведомился Гонорий.

- Разве доблестный римлянин не знает? - удивился варвар. - Разве Рим не платил дань тем, кто сидел на этих землях прежде нас? Ваш император должен быть рад, что теперь у его границ будут сидеть более доблестные воины.

- Доблестные, ха! - фыркнул Гонорий. - С чего ты взял?

- С того, что их жены теперь греют наши постели, ты, пес! - рявкнул варвар, вскакивая.

Бледный толмач перевел, стараясь смягчить сказанное.

Сила была на стороне варвара. У него тысячи воинов, а у Гонория - всего лишь два десятка легионеров. Но это там, за кожаными стенами шатра. А здесь их только двое. Толмач не в счет. И не станет Гонорий Плавт Аптус праздновать труса перед каким-то дикарем! Но с другой стороны, разве не просил его Максимин быть дипломатичней?

- Сядь, - бросил Плавт. - Допустим, ты прав. Чего ты хочешь?

- Золота! - прорычал варвар, вновь опускаясь на подушки. - Столько золота, сколько вы платили тем, кого мы выкинули отсюда!

- Не выйдет, - покачал головой Гонорий. - Разве что ты со своими воинами станешь воевать за Великий Рим.

- О да! - заявил рикс. - Я готов воевать. Ни один враг Рима не пройдет через мои земли без моего позволения.

"Ах ты татуированная обезьяна! - подумал Плавт. - И сколько ты собираешься содрать с наших врагов за разрешение пройти через твои земли?"

Впрочем, ничего удивительного. Гонорий знал: это обычная практика. Варвары не помнят добра. У них нет законов. И предают они так же естественно, как дышат. К счастью, друг друга они тоже постоянно предают. А там, где нет законов, порядка тоже нет.

"Я посылаю тебя, - сказал Гонорию Максимин, - тебя, а не хитрожопого чиновника, потому что ты - воин. У тебя на лбу написано, что ты воин. Эти волки не терпят собак, но уважают других волков. Ты будешь говорить с их риксом как равный. Не раздражай его сверх меры: они дикари и мало уважают право посольской неприкосновенности. Ты можешь вернуться ни с чем, но я хочу, чтобы ты вернулся".

- Рим даст тебе золото, - сказал Плавт. - Но ты дашь Риму воинов. Как давали их квады. Границы империи велики. Твои люди будут биться с врагами Рима там, куда направит их император. Если они так храбры, как ты говоришь, то добудут себе вдоволь славы и богатства.

- Конечно, они храбры, - заявил рикс. - Но если они уйдут, кто защитит наши земли?

- Их защитит страх перед вашей доблестью, - парировал Плавт. - И если потребуется - сила Великого Рима.

- Она не защитила квадов! - отрезал варвар. - Что еще велел тебе передать император?

- Это все. Он будет ждать моего возвращения с твоим ответом. Каков он будет?

- Не сейчас. - Рикс поднялся. Он был довольно высок, но все-таки намного-намного ниже ростом, чем Максимин Фракиец. - Ты узнаешь мой ответ позже. Иди, римлянин. Я распорядился, чтобы тебя и твоих людей устроили как подобает.

Их устроили с почетом. Принесли вдоволь еды и даже нормального вина, а не горького пива, которое пинтами высасывали эти варвары.

Плавту даже предоставили девку на ночь, но утром...

Утром, едва он вышел из шатра, чтобы облегчиться, на него накинули ловчую сеть. Как на дикого зверя.

Позднее Гонорий оценил хитрость лохматого рикса. Попробуй они взять его иначе, это стоило бы гетам крови. А к крови у варваров серьезное отношение. Какой-нибудь родич вшивого дикаря, напоровшегося на меч Плавта, на законном основании мог потребовать смерти римлянина. А хитрый рикс вовсе не хотел его убивать. "Нехорошо убивать послов" - так он сказал и посадил кентуриона в клетку. А клетку велел увезти на север. Подальше.

"Твой император получит ответ, - пообещал рикс. - Только не из твоих уст, а с жал наших копий. А за тебя, думаю, твои родичи дадут неплохой выкуп".

Тут он ошибался. У старшего кентуриона не было богатых родичей. Но Плавт не сомневался, что Максимин заплатит за своего посла. Или сначала заставит заплатить Августа. Золотом. А потом заплатит гетам сам - железом.

Эта мысль утешала кентуриона, когда неторопливые волы тащили повозку с клеткой по скверным варварским дорогам. Если такое можно назвать дорогами. Еще Плавт думал о том, что стало с его людьми. Живы ли? Или их души уже в подземном мире?

По поводу внезапного нападения дикарей на имперские земли Гонорий не особенно беспокоился. Максимин знал, что варварское войско - по эту сторону Данубия. А Максимин похитрей какого-то нестриженого вождя. И все уловки гетов ему известны. Он ведь и сам гет. Наполовину.

Дикарский рикс неплохо придумал спровадить Плавта. Но не учел характера своих соплеменников.

На третий день пути эти парни и без того расстроенные, что не удастся порезвиться на римских землях, повстречали других варваров, своих дальних сородичей, успешно повоевавших с соседями, тоже варварами. Теперь за встречными варварами тащился полон дюжины в две рабов.

И те и другие решили сделать привал и вдоволь пообщаться. Привал длился двое суток. Варвары пьянствовали, задирали юбки женщинам из полона и играли в азартные игры. В результате охрана Плавта продула римлянина своим соплеменникам. Прямо у него на глазах.

Утешением могло служить лишь то, что оценили его весьма дорого. Какой-то разжиревший сенатор из бывших проконсулов возжелал устроить Игры в честь дня рождения своего сына. Будто он - император, сожри его Кербер! Но по этой причине цены на рабов, способных, прежде чем подохнуть, некоторое время продержаться на песке, [Слово "арена" происходит от латинского "песок"] существенно возросли.

Не будь Гонорий Плавт Гонорием Плавтом, он, возможно, позволил бы привезти себя в Сирию в качестве раба. Оказавшись на земле империи, он автоматически переставал быть рабом. И покупатель, будь он хоть трижды сенатор, вынужден был бы его освободить. Но честь не позволяла Плавту вступить на родную землю в качестве раба. Он полагал, что это несмываемый позор.

Новые хозяева Гонория из клетки выпустили и к общей цепи приклепали. Ночью Плавт поломал железо на своей ноге, стража тихонько задушил, забрал у него оружие, которым прикончил остальных варваров. А пленных освободил. Только зря он это сделал. Те ведь тоже были варвары. Суть - твари неблагодарные. Когда на следующую ночь Плавт взял себе женщину и отошел с ней помиловаться, эти мерзавцы тихонько подкрались к нему, оглушили и снова забили в железо. И присматривали за ним строго, и увезли далеко, а потом продали квеманам. Вот и вся история.

Глава двадцатая

"ЛЕГИОНЕР УМЕЕТ ВСЕ"

Каша, заваренная по Гонориеву рецепту, пахла довольно аппетитно. Кентурион накидал туда всякой всячины, реквизированной в квеманском поселке, который они недавно "посетили". "Веселый" был визит. Шестеро вооруженных бородачей-квеманов, местная "крутизна", решили повязать незваных гостей, вопреки закону гостеприимства. Если таковой в здешних краях существовал. Понадеялись мужики на численное превосходство и личную силу. Очень опрометчиво с их стороны. Плавт, который был на полголовы ниже самого мелкого из бородачей, минуты за полторы практически без участия Черепанова (тот просто не успел поучаствовать) порубал всех шестерых, навел страшный шухер на прочих обитателей деревеньки, состоявшей из нескольких черных хаток, согнал плачущих и стенающих сельчан (за исключением четырех приглянувшихся девиц) в какой-то амбар, который намеревался сжечь, и сжег бы, не вмешайся в ситуацию Черепанов.

Девиц грозный римлянин заставил приготовить жратву, затем вымыться (возможно, в первый раз в этом месяце), залил в каждую по литра два местного кислого пива, после чего приступил к удовлетворениям естественных потребностей. Девицы, которые на поверку оказались не девицами, насилие снесли безропотно - мытье далось им труднее. Черепанов, исключительно чтобы не огорчать друга, воспользовался одной из квеманок. Безо всякого удовольствия. Это был не тот тип женщин, который ему нравился.

Тем более что и женщине он был совершенно безразличен. Во всех смыслах. Плавт, раза по три обработавший каждую из своих, не преминул высказаться по поводу черепановской "слабосильности". Геннадий ехидство римлянина проигнорировал. Он уже давно перерос юношеское "трахать все, что шевелится и не ежик", и был в этом деле куда более разборчив, чем, скажем, в выпивке.

Ночь прошла спокойно, если не считать богатырского храпа одной из девиц и приглушенных коллективных стенаний тех, кто был заперт в хлеву.

С рассветом друзья набили мешки провизией и не мешкая двинулись дальше. Часа через два поруганные квеманки проспятся и выпустят родичей из хлева. Жаль конечно, что семьи лишились самых трудоспособных мужиков, но те ведь сами напросились.

Впрочем, Геннадий не обольщался. Без драки все равно не обошлось бы. Не тот у Плавта темперамент. С другой стороны - "на войне как на войне". Вольно было квеманам нападать на поселок, убивать и похищать девиц. И самого Черепанова. Конечно, то были другие квеманы, но Геннадий ничуть не сомневался, что эти в аналогичной ситуации повели бы себя не лучше. Для чужаков здесь существовал только один закон: насилие. Поэтому и сами аборигены к насилию сильных относились философски. Не убили - и на том спасибо.

А каша между тем поспела. И мясо козленка, вопреки ожиданиям Геннадия, козлом не пахло.

- Можно кушать, - сняв пробу, сообщил "шеф-повар".

Они сидели под деревом в лесу. По прикидкам Черепанова, где-то на территории Венгрии. То есть там, где, возможно, когда-нибудь будет Венгрия. Летчик-космонавт Черепанов и кентурион Плавт. Поскольку Черепанов не склонен был вдаваться в подробности о своем "происхождении" (хватит с него "божественных" почестей), беседовали главным образом о том, что волновало римлянина. Например, провалил Гонорий свое посольство, или наоборот: высший смысл посольства как раз и состоял в том, чтобы спровоцировать варваров на нападение.

- Если твой легат так умен, как ты утверждаешь, - рассуждал Черепанов, - то должен был видеть, что из тебя неважный посол, - сказал Черепанов. - Ты уж прости, Гонорий, но дипломатия - она изворотливости требует.

- Я хитер! - возразил Гонорий. - Ты меня еще в настоящем деле не видел!

Он, похоже, обиделся.

- Да я не о военных хитростях, - уточнил Геннадий. - Я о политике. - Он задумался, подыскивая подходящее слово. Мерде... Шит... Экскремент... Ага! - Говнистости в тебе не хватает для хорошего посла, - сказал подполковник.

- Не согласен, - возразил Плавт. - Дело посла - договариваться. Торговаться. Это как оливки покупать.

- Вот потому-то ты и неважный посол, - сказал Черепанов. - Дипломатия - это не торговля на рынке. Это нечто вроде фьючерсных [Т.е. договоров о будущих сделках.] договоров, составленных с учетом инсайдерской [Закрытой] информации.

- Не понимаю, - буркнул Плавт. - Твоя латынь, Череп, хуже, чем у сирийского грека.

Обиделся Гонорий. Но, к сожалению, насчет языка он был прав. Латынь Черепанова была все еще далека от совершенства. Хотя бы потому, что целая охапка слов в первоисточнике имела совершенно другое значение. Но Геннадий очень старался, поскольку понимал, что язык ему понадобится, а хорошее знание языка плюс нужное произношение очень часто служат пропуском в высшее общество. Черепанов же был твердо намерен попасть именно в высшее общество. Пусть это намерение выглядело смешно, когда его выказывал человек в звериных шкурах, гревшийся посреди дикого леса у примитивного костра. Но Геннадий Черепанов всегда добивался своего. По максимуму. Например, если уж быть летчиком, то не пилотом гражданской авиации или там сельскохозяйственной, а до предела и за предел. В стратосферу и выше. И судя по тому, что рассказывал о своем Риме Плавт, это было реально. Если какой-то там варвар Максимин из безграмотных пастухов смог выбиться в генералы, то подполковнику Черепанову это тоже должно быть по силам. Но кое-что, конечно, придется подработать. Язык, например. Или технику владения оружием.

- Слушай, Гонорий, кто тебя научил так ловко с мечом управляться? - полюбопытствовал Черепанов. - Никогда раньше такого мастера не видел.

- Это точно! - Кентурион моментально перестал обижаться. - Римский легионер - это тебе не бычий хрен в соусе! Настоящий легионер умеет все! А ты бы видел, к примеру, как наша фаланга держит удар парфянской конницы!

- Надеюсь, еще увижу, - перебил Черепанов. - Но я хотел бы тебя попросить потренировать меня. С вашим оружием.

- Можно, - кивнул Плавт. - Но учти: только варвары бьются каждый на свой собственный лад. Настоящая сила армии - строй. Это если пехота. Да и конница тоже. А индивидуально мечом махать - это, друг мой, не воинское дело, а потешное. Гладиаторство.

- Это я понимаю, - кивнул Черепанов. - Меня в свое время тому же учили. - Деталей он уточнять не стал. - Но нас здесь двое, так что строя не получится. Да и коней у нас нет. Сам понимаешь.

- Понимаю. Значит, будем исходить из того, что есть, - согласился Плавт. - Ты покушал?

- Да, благодарю. Ты отличный кулинар.

- Пустое, - отмахнулся римлянин. - Я же сказал: легионер должен уметь все. И кашу сварить, и мост построить. А сейчас, Череп, возьми копье и займемся делом...

Глава двадцать первая

ВАНДАЛЫ

Недели за три они без особых приключений отмахали, по прикидкам Черепанова, километров четыреста. Могли бы и больше, но приходилось сходить с курса, чтобы запутать след. Хотя, по предположению Плавта, это были уже не квеманские земли, тем не менее квеманский отряд копий примерно в сорок все это время тащился за ними. Раз десять друзьям удавалось увидеть их с относительно небольшого расстояния, например, при переправах. Раз десять им казалось, что квеманы потеряли след. Но лесные варвары были упорны. А может, просто очень сильно обижены. Плавт не раз пенял Черепанову: мол, ни к чему было рубать варварских идолов. Геннадий же резонно возражал: пока со стороны богов мести не наблюдается, а преследуют их исключительно люди. Вот ежели бы сами боги на них накинулись, тогда он, Черепанов, принял бы ответственность на себя. Что же касается людей, так разве кентурион не обещался разобраться с ними собственноручно?

Крыть было нечем. Тем не менее предложение Черепанова зайти преследователям в тыл и устроить охоту на охотников, Плавт отверг.

Во-первых, сказал он, это их местность, и все преимущества ландшафта на стороне лесовиков-преследователей. Во-вторых, игра не стоит свеч, поскольку в мешках у друзей куча добра, а добыча, которую можно взять на преследователях, весьма сомнительна. В-третьих, он зуб готов дать, что охотятся на них не какие-нибудь мужики от сохи, а крутые ребята. И лично он, Плавт Аптус, не берется подкрасться к таким незаметно и порешить без помех. В-четвертых, в любой заварушке можно запросто схлопотать, например, стрелу в ляжку. А в их ситуации это все равно что летальный исход. В-пятых, лично он, кентурион, считает, что свой долг квеманам уже отдал, а если старина Череп полагает иначе, то ему ничто не мешает добраться до цивилизованных мест, навербовать за наличные сотню рубак - Плавт готов ему в этом помочь - и врезать преследователям прямо и грубо, по-солдатски. Но уже на равных.

Впрочем, убеждать Черепанова особо и не требовалось. Он был уже не в тех годах, чтобы играть в Рэмбо без острой необходимости. Главным побуждающим мотивом в данном случае было желание вернуться к тем местам, где утонул в болотной грязи его спускаемый аппарат. Не к аппарату, а к оставшемуся в одиночестве летчику-исследователю Алексею Коршунову.

Повернуть же вспять, когда за тобой идут несколько десятков разгневанных головорезов, было, мягко говоря, опрометчиво. И задача упрощалась до примитива: унести ноги. Тем более что Плавт не уставал повторять: первый кентурион первой когорты Первого Фракийского легиона - это не какой-нибудь варварский вожак в волчьей шапке с бляшками, а очень даже значительная фигура. Но только не в этих мокрых чащобах, а на цивилизованной территории Великой Римской империи. До которой, кстати, уже и рукой подать.

Черепанов очень сомневался насчет личной крутизны Плавта. Вряд ли даже очень крутой сотник имеет реальную власть в стране, где армия исчисляется сотнями тысяч. Много ли значит какой-то там командир роты? Правда, если этот командир роты знаком с командиром дивизии и, более того, является его личным другом - дело другое. Но кто поручится, что дружба кентуриона и легата - не вымысел самого Гонория?

Но Плавт был единственным пропуском Черепанова в цивилизацию. И не худшим из возможных, потому что, если не считать чрезмерной похотливости, не имел никаких недостатков. С точки зрения подполковника. И можно было не сомневаться, что родина кентуриона ценит, поскольку сам он эту родину искренне любил и ценил, хотя и был человеком практичным и сугубым реалистом, если можно так выразиться о том, кто три раза в день во всеуслышание объявляет о своей приверженности богу Большого Пениса.

Кентурион остановился. Лес, и без того светлый, впереди еще более посветлел. Поляна или прогалина. Или хутор какой-нибудь.

"Опять Плавт бесчинствовать будет", - мрачно подумал Черепанов.

В прошлый раз, когда они на селение наткнулись, Гонорий (как, впрочем, и обычно) такого шухера навел... Не знай Черепанов заранее, кто тут цивилизованный римлянин, а кто - дикие варвары, точно перепутал бы. Плавтовы установки были примитивны и практичны, как резиновая дубинка: мужиков резать, баб трахать. Причем и то и другое - прямо с порога. Под эту практику, ясное дело, подводилась идеологическая база: мол, берем на опережение. Пока они нас не взяли. Но подполковник не сомневался: будь лесовики даже абсолютными пацифистами, поведение Плавта и на йоту не изменилось бы. Но Плавт Черепанову, можно сказать, - друг. А местные лесовики - враги. И это факт.

Кентурион шумно потянул носом воздух.

- Угу, - сказал Черепанов. - Дым. И корова мычала. Жилье неподалеку.

- Да, - римлянин широко улыбнулся, - дым, да. И Данубий.

- Что?

- Река. Большая река. Я чую ее: она близко. Данубий это, Череп! Я уверен!

- И что? - Подполковник не понимал его восторга.

- Там... - Кентурион махнул рукой вперед. - Там, дальше, - она.

- Кто?

- Она, друг мой Геннадий! Империя! Рим! Вперед, ну! - И Плавт вприпрыжку понесся вниз по склону. Подполковнику ничего не оставалось, как последовать за ним.

Радость римлянина заразила Черепанова. Он тоже мчался вперед, перепрыгивая через корни и валежник - только стволы мелькали...

Как и следовало ожидать, ничем хорошим подобная беспечность закончиться не могла.

Они с ходу вылетели на опушку...

Оппаньки!

Шагах в пятидесяти тянулась узкая грунтовая дорога. Ниже, примерно в полукилометре, синела большая река. Между лесом и рекой лежал невысокий холм, увенчанный деревянной крепостцой, вокруг которой в беспорядке были разбросаны домишки, маленькие огородики и узкие желтые полосы полей.

Поля, поселок, река, крепость, дорога... И человек двадцать вооруженных всадников, поднимавшихся по дороге вверх.

Гонорий плюхнулся ничком в траву так быстро, словно его ухватили за ноги. Черепанов последовал его примеру, замешкавшись не более чем на полсекунды.

- Ах ты мохнатая задница Орка! - прошипел кентурион. - Вандалы! Откуда они взялись, пожри их Кербер!

У Геннадия не было ответа на этот вопрос. Определять племенную принадлежность местных дикарей он мог. А о вандалах знал только, что они захватили и порушили Рим. Вернее, захватят и порушат, если здешняя история соответствует той. И сим деянием навеки обессмертят себя популярным словом "вандализм".

Плавт осторожно приподнялся над травой и тут же снова прижался к земле.

- Они едут сюда, Череп, - прошептал он. - Что скажешь?

- Попробуем удрать? Может - в лес?

- В таком лесу от конных не спрячешься.

- Тогда - драться?

Римлянин бросил на него быстрый взгляд.

И кивнул.

- Лучше удар в лицо, чем стрела в спину, - сказал он.

"Что в лоб, что по лбу", - подумал Геннадий, но промолчал. Он надеялся, что и на этот раз как-то удастся вывернуться. Если ты раз за разом попадаешь в ситуации, когда шансы превратиться в удобрение раз в сто превышают шансы уцелеть... и все равно остаешься в живых, то к этому как-то привыкаешь. И начинаешь думать, что так и должно быть. По крайней мере с тобой. И нет безвыходных положений, а есть только критические моменты, когда выход неочевиден. И если не хлопать ушами, а пошевелить тем, что между ними...

Словом, "пока все идет неплохо", как сказал один молодой человек, пролетая мимо двенадцатого этажа.

А всадники приближались. Подполковник уже отчетливо слышал дробный стук копыт.

Гонорий, не поднимаясь, закрепил покрепче мешок с барахлом и переместил щит так, чтобы тот прикрывал спину, после чего сразу стал похож на черепаху-переростка.

- Идея такая, - прошептал римлянин. - Выжидаешь, сколько можешь, а потом прыгаешь и стараешься захватить лошадь. И удираешь во весь опор.

- А как насчет стрелы в спину? - осведомился Геннадий.

- Ну это как получится. - Кентурион оскалился. - Не боись, Череп! Прорвемся!

- Да я особо и не боюсь, - заметил Черепанов. - Но думаю, нам стоит переползти к тем кустикам.