Чтение 7–й страницы книги ~Право на месть~

примета: долго жить будешь, парень. На, твои.

Он протянул Андрею коробку стандартных патронов браунинга, 7,65 мм, для
автоматических пистолетов.

- Полтинник, как обычно?

- Да, - подтвердил Андрей и протянул деньги.

- Еще червонец, - сказал старик, пересчитав их.

- Ошибся? - удивился Ласковин.

- Инфляция.

Андрей добавил еще десять тысяч:

- Спасибо.

- О чем речь, сынок. Иди, работай.

Как ни любопытно старику узнать, отчего вдруг Андрей Ласковин умер - и жив,
но не спросил. Не приучен спрашивать. Вернее, приучен не спрашивать. И болтать о
том, что видел "покойника", не будет. Что немаловажно.

Среди тех, кто приходил сюда поупражняться в стрельбе, у Андрея был только
один знакомый, и Ласковин знал: человек этот приходит сюда регулярно, три раза в
неделю, практически в одно и то же время. Представлен Андрею он был под именем
Вадим.

Андрею повезло. Тот, кого он искал, был здесь. Но торопиться не следовало.

Ласковин занял свободную позицию, надел наушники и нажал кнопку,
поднимающую поясную мишень. А потом еще одну, приводящую мишень во вращательное
движение с интервалом сорок оборотов в минуту.

Зарядив и вставив обойму, Андрей начал огонь сериями из двух выстрелов:
пара на оборот, как учил Сарычев. Закончил, опустошив магазин, одиночным
(пятнадцать на два не делится), полюбовался на результат: хило!

- Здорово! - раздалось за спиной.

Внешне Вадим напоминал производственного начальника среднего уровня.
Простой мужик, не алкаш, но и не трезвенник, не дурак, но и не выдающегося ума.
Маловыразительное лицо, тихий хрипловатый голос заядлого курильщика. И одет
соответственно: скромно, серо. Может, когда-то Вадим и работал на заводе. Но
очень давно.

- Жив, значит?

По голосу было трудно определить: рад он или огорчен.

- Как видите.

- Ко мне пришел? Андрей кивнул.

- Паршиво отстрелялся.

- Паршиво, - согласился Ласковин.

- Бывает. Заканчивай. Я снаружи подожду.

Из пятидесяти патронов Ласковин расстрелял тридцать пять. Оставил себе одну
обойму. Конечно, можно и в магазине купить, но тут - проще.

Вадим поджидал его на улице. Курил, прислонясь к телефонной будке.

- Пойдем, - бросил он Ласковину. Андрей не спросил - куда. Его спутник сам
объяснил через несколько минут:

- Помянем покойника.

Пили они в грязноватом зальчике. Пили водку, которую Вадим купил по дороге.

Пили молча. Только после четырех стопок Вадим произнес невыразительным
голосом:

- Искать будешь?

- Буду, - так же тихо ответил Ласковин. Налили еще.

- Земля - пухом, - пробормотал Вадим. Опрокинули.

- Поможешь? - спросил Андрей.

Вадим поставил стакан, зажег папиросу, затянулся.

- Петьку не воскресишь, - сказал он. Ласковин нахмурился, скрипнул зубами,
водка жгла его изнутри:

- Найду. И урою.

Вадим, не ответив, наполнил стаканы, вытащил из кармана бумажку в десять
штук:

- Пойди водички купи.

Андрей сделал вид, что не заметил денег, встал и принес литровый цилиндр
"Херши".

Вадим звякнул своей посудиной о стоящий на столе стакан Ласковина.

- За тебя.

Свернув колпачок, глотнул газировки прямо из бутыли, поставил, положил на
стол карточку с телефоном.

- Завтра звони. После обеда. Сунув в карман недопитую бутылку, пошел к
выходу. Ласковин остался со своей водкой в стакане, "Херши" и визиткой без
имени.

- За меня! - сказал он сам себе, выплеснул водку в рот и наполнил стакан
газировкой.

Потрепанная местная девушка приземлилась на освободившийся стул.

- Не угостишь даму, умный мужчина? - попросила без особой надежды.

Андрей глянул на нее мрачно, двинул вперед "Херши". - Пей! - сказал он. И
ушел.

Глава шестая

ДЕНЬ БЫЛ БЛЕДЕН, как тень отца Гамлета. Вставать не хотелось. Ласковин,
впрочем, с детства любил поспать подольше. Или просто поваляться в постели.
Слабость, конечно. Но, как говаривал Вячеслав Михайлович Зимородинский, "без
слабостей и человека нет - один монумент". Понимай так: не осталось у тебя
слабостей-привязанностей-привычек - значит, скоро помрешь. Обратной силы, к
сожалению, правило не имело.

Наташа, разумеется, уже была на ногах. Андрей выпростал руку из-под тепла
одеяла и потрогал ее половину постели. Там уже не осталось Наташиного тепла.
Давно встала. Ласковин втянул руку обратно. Как черепаха - лапу под панцирь.
Мысленно представил лежащий рядом меч. Меч, который по ночам отделяет их друг от
друга. Все, что можно себе позволить, - это взяться за руки. Добровольная
жертва. Такая угодна судьбе. Может, поэтому он еще жив?

Андрей охватил сознанием всю небольшую Наташину квартиру - от одного
зарешеченного окна до другого. Теперь это его мир. Его маленький замок. Внутри -
люди, которых он должен хранить и оберегать. Кажется, понемногу Ласковин начал
осознавать, что имел в виду "двойник", говоря-"мир". Не открывая глаз, не
напрягая слуха, Ласковин осязал свое небольшое пространство. Он представлял, как
отец Егорий сидит на кухне, в своем углу справа от окна, под резными листьями
манстеры. Сидит и молчит, похожий на огромного взъерошенного ворона. "Невермор".
И тень старинной решетки на его коленях.

А Наташа, наверное, стряпает что-то вкусное. Или раскрашивает очередную
досочку, или... Мысли Андрея вернулись на полшага назад. К дому-замку. К
дому-замку. И потекли параллельно.

Замок...

Тайна...

Тени...

Картины-портреты...

Тени умерших,

кажется,

они больше

не шарахаются.

И не пытаются

изгнать Андрея.

Дом его принял?

Замок...

Удержать...

Защита...

Замок,

надо поставить

хороший

замок.

Сегодня,

не откладывая,

пока есть

время...

Звук открывающейся входной двери. Ласковин насторожился... и расслабился.
Это Наташа. Значит, ее не было на кухне...

"Блестящее умозаключение",-подумал Андрей и иронически улыбнулся той, на
портрете.

Все, подъем.

Замок он действительно купил и поставил в тот же день. Хороший, германский,
с отметкой "не дублировать" на каждом ключе, с цепочкой из специальной стали,
какую и автогеном не вдруг разрежешь. Наружную дверь укреплять не пришлось.
Сработанная в прежние, добротные времена, она не уступала железной: прочная,
тяжелая, идеально пригнанная к коробке.

Закончив с дверью, Ласковин проверил и решетки на окнах. Удовлетворительно.

Наташа против его деятельности не возражала. Хочется - пусть делает. Ее
куда больше беспокоил отец Егорий. Разве можно, чтобы человек вот так просидел
сутки, словно неживой.

- Я его домой отвезу, - сказал Ласковин.

Вчера Андрей разговаривал с Григорием Степановичем. Смушко, как всегда,
показал себя человеком разумным и осторожным. С предложением до времени держать
в тайне их "воскрешение" староста спорить не стал. Тоже полагал, что надобно
молчать хотя бы до того, как завершится пляска вокруг убийства. Милиция
навестила его разок, но и только. Закончится кампания в прессе, расследование
теракта перейдет в вялотекущую стадию. А то и вообще угаснет, если не будут
трясти сверху. Глядишь, и убийца подвернется.

По закону и Ласковин, и Потмаков обязаны явиться и дать показания. Вот тут
Смушко по собственной инициативе подстраховался. В рабочем столе уже лежали
заверенные справки о том, что оба пропавших без вести тяжело больны, а
следовательно, никуда явиться не могут.

- Я привезу его сегодня, - сказал Ласковин. - Хорошо бы вы нас встретили,
Григорий Степанович.

- Встречу, - ответил Смушко. - Как батюшка?