обнажаемой стали слились в один.
ничком - два других прошелестели над ним.
не могут достать его. Но тот, кто хочет стать воином, не прячется от стали.
Человек оттолкнулся от подмерзшей земли руками и ногами, как зверь, и прыгнул в
сторону заката. Клинок Безликого Стража упал сверху и прошел так близко, что
ресницы ощутили движение воздуха. Клинок Стража Полудня, выброшенный вперед,
едва не пронзил человека насквозь, но он выгнулся кошкой, пропустил клинок
перед собой и тут же отпрянул, чтобы обратное движение меча не вспороло живот.
Еще прыжок - уход от удара снизу... и человек "поймал острие боя". Теперь он
больше не думал о мечах Безликих. Он ни о чем не думал, только наблюдал
отстраненно, как пляшет меж четырех клинков его отделившееся от сознания тело.
Сколько этому длиться, человек не знал. Он ждал, когда вспыхнут в темноте, на
западе, изумрудные глаза бога... И они вспыхнули. Зеленый огонь, родившийся в
сухом звонком холодном воздухе. разделился и двумя ледяными жгутами соединил
сердце и ум человека с ледяным жалом клинка за спиной. Человек закричал от
счастья и, забросив руки за голову, жадно схватил длинную рукоять. Он услышал
тонкий звон - лопнула серебряная цепь, скреплявшая эфес и ножны. Меч застонал,
когда лунный свет облил его длинное тело. И воздух застонал, когда разящая
сталь разорвала его. Человек завертелся на месте, как подстреленный барс. Он
запел - и меч запел вместе с ним, сметая с пути хозяина клинки Безликих.
Человек прыгнул вперед, толкнул коленом в живот Стража Восхода, и тот упал на
спину.
Упавший - чуть позже остальных.
разгоряченной щеке. Он был счастлив. И он узнал свою судьбу: через несколько
дней он спустится с гор и пойдет на восток. И свершит то, что велит ему устами
старейшин мудрый и всеведающий бог гор. Так будет, потому что воин клана не
знает поражений. Он может умереть, но проиграть битву не может.
ровный тракт. Иной раз обгонит всадник с белым флажком императорского гонца или
попадется рабочий отряд из дюжины невольников и нескольких солдат, поправляющий
дорогу. После полудня, найдя подходящее место, сворачивали в лес, устраивались,
делали обычное: отрабатывали номера, чинили-чистили что требовалось. Большой с
Кадолом и Мимошкой раз в два дня ходили за свежим мясом, чтоб зря припас не
проедать. Нет, все, что происходило после привала, Фаргалу нравилось. А вот по
шесть-семь часов сидеть в повозке - ску-учно! Кабы Тарто отпустил его во второй
фургон, где ехали Бубенец с Мимошкой, - другое дело. Но старшина держал
мальчика при себе, вместе с Цифру, рабыней и Мили с ребенком.
Подъехав ближе, Тарто увидел, что на этот раз трудится не команда рабов под
присмотром солдат, а одни солдаты. Рыжебородый десятник, завидев фургоны, ловко
вскарабкался по откосу.
поворачивай. Не ко времени вы.
ясное дело.
перережут вас, как годовалых поросят.
фургону.
Проводить не смогу, приказ. - Он кивнул на мост. - Велено к следующей неделе
опоры поменять, а нас, сам видишь, всего шестеро.
крепости вашей сколько?
тот увернулся.
плечу. - На представление не поспеешь!
езжайте. Авось доедете.
на мост. Стук топоров внизу их беспокоил. Когда второй фургон поравнялся с
Большим, тот ловко вспрыгнул на борт и уселся рядом с Налусом. Обитые железом
колеса загрохотали по дощатому настилу.
старшину, полез на спину правой, неноровистой лошади. Перебравшись, встал,
выпрямившись, на круп, вынул из кармана шарики и принялся жонглировать. Лошадь
бежала ровно, не обращая на малыша внимания. Привыкла уже.
скажешь. Жаль, растет как гриб в Мокрый месяц. Пока-то публика глядит с
умилением - экий малыш, а вон что умеет! А вытянется - совсем другая история
будет.
под копыта, но устоял, даже ухитрился поймать все три шарика.
пройдут.
огромным кедром, раскинувшимся кроной на добрых тридцать шагов. До ручья,
правда, оказалось неблизко, но это уж пустяки.
Кадола верхами проверить, куда она ведет. Юноша проскакал больше мили, ничего
не обнаружил - и вернулся назад. Тропа и тропа. Может, хутор стоит, может, еще
от чего осталась. Тарто выкинул беспокойство из головы. Запах жарящегося мяса
плыл над поляной. Со вчерашнего дня осталась почти треть подстреленного Кадолом
кабанчика. Сунулся дурачок сдуру на дорогу, прямо под выстрел. Жирное мясо,
мучная болтушка с овощами и кореньями, мед - детишкам, а кто постарше - по
кружке сладкого яблочного вина.
ногу дочку Мили, вознамерившуюся свалиться с борта фургона.
болтушку. - Готово. Собирай едоков.
Мили: Нифру сказала, от нагрузок может молоко пропасть. Нельзя так нельзя. И
Тарто усадил дочь чинить рваные Фаргаловы штаны.
высоченными соснами и широкими ветвистыми эгеринскими кедрами лес зачаровывал
Фаргала. Здесь можно было повстречать черного злого медведя и даже тигра. А уж
оленей и кабанов столько, что сами в руки идут.
предоставлен самому себе. То есть мог делать что вздумается.
тишина. Благодатное время, когда нет даже вездесущих москитов. Фаргал глядел в
сумрак между прямыми стволами, и ему хотелось уйти туда, подальше от людей, от
резкого голоса Мили, выговаривающей за что-то Бубенцу, от хныканья малышки,
которой мать не давала заползти в костер, от бормотания недовольного Бубенца...
Там, в чаще, жил покой.
остался почему-то далеко-далеко позади. Опавшая хвоя покалывала пятки. Фаргал
подобрал кедровую шишку, наполовину вылущенную, раскусил несколько орехов.
Просто так. Лиса, днем рыжая, как пламя, а сейчас серая, словно тень, замерла с
поднятой лапой, заметив маленького человека. Но человечек не видел ее.
Он мог бы жить здесь. Вот ягодник... Фаргал не удержался, собрал и съел
несколько кисло-сладких горстей.
никогда не увижу Тарто, Нифру... Найду себе дупло и буду в нем жить, как
белка".
зверей, вышедших на охоту...
лишенного ног существа быстротой помчался по земле. Сухая хвоя шипела под его
чешуйчатым брюхом. Рыжая лиса метнулась в сторону и забилась в мешанину корней
вывороченного кедра. Сердечко ее часто-часто колотилось. Змей перемахнул через
толстый ствол, как перехлестывает вода через плотину в дождливый месяц. В иное