read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



— Мог бы предупредить, — возмутилась я, отпихивая вампира локтем. Лён вскочил, отряхнулся, с сожалением оглядывая вызелененный травой плащ.
— А ты бы послушалась?
— Нет! — Я сморщила нос и отрицательно помотала головой.
— Второй попытки не будет? — язвительно поинтересовался вампир.
— Нет уж, увольте. Ложись!
На этот раз сверху оказалась я. Вероятно, заклинание встретило на своем пути другую скалу, отразилось и вернулось. Прежде чем оно успело снова улететь в лес, я нейтрализовала его, распылив хвостатыми искрами. Спина Лёна подо мной вздрагивала. В первые мгновения мне показалось, что он бьется в предсмертных конвульсиях, но на самом деле вампира колотил загнанный внутрь смех, временами прорывавшийся хрюкающими всхлипами.
— Прекрати немедленно! — вспылила я, сваливаясь с его спины и отползая в сторону.
Я злилась на Лёна, я готова была кинуться на него с кулаками, но явный комизм положения связал меня по рукам и ногам. Тоже мне, шутник! Небось, всех магов по очереди скалой испытывал… Интересно, удалось хоть кому-нибудь ее открыть?
Но он не только не успокоился, но и заразил меня. Мы хохотали, как безумные, не в силах подняться. Вряд ли почтенные старички так веселились, лежа под вампиром…
— Лён, сколько тебе лет? — Вспомнила я, все еще давясь смехом.
Вампир как-то сразу погрустнел и замялся, но все же ответил:
— Семьдесят три года.
— Ско-олько? — ахнула я, растеряв остатки веселья.
— Восемьсот семьдесят девять месяцев, — со вздохом уточнил Лён, поднимаясь и подавая мне руку. Ошеломленная, я осталась сидеть, вытаращив на него глаза:
— Что, правда?
— Я говорю только правду. — Вампир нагнулся, бесцеремонно подхватил меня под мышки и поставил на ноги.
— Да ты мне в прадедушки годишься! — Мне стало очень, очень неуютно. Даже лес как-то помрачнел и притих, осуждающе нависнув над моей головой. Ну когда же я перестану наступать на одни и те же грабли?! Сначала приняла Повелителя Догевы за нахального любителя купающихся девиц (было бы на что смотреть!), теперь вот за легкомысленного недоросля, заполучившего трон по наследству. — Сколько же тогда Старейшинам?
— Одному двести сорок, остальным около трехсот.
— С ума сойти! Моему Учителю сто семьдесят четыре, а его седая борода длиннее иной косы!
— Что, существует прямая зависимость между бородой и интеллектом? — привычно отшутился Лён. — Брось, не в возрасте дело. Мы дольше живем и медленнее стареем, только и всего. В пересчете на ваш век мне около двадцати лет.
У меня немного отлегло от сердца.
— Так ты покажешь мне Ведьмин Круг, старый хрыч? — И торопливо добавила: — Пожалуйста!
— С этого и следовало начинать. Смотри! — Лён отбросил плащ за спину, аккуратно снял обруч и поднес его к стене, держа за дужки.
Мне показалось, что обруч затрепетал в его руках. В глубине изумруда зажглась крохотная зеленая точка, мигнула и разлилась по всему камню теплым сиянием, которое быстро окрепло, выпустило длинные острые лучики и ощупало руну, оставляя золотые метки-искорки. Помедлив, искорки слились, золотая копия руны медленно отделилась от гранита и повисла в двух вершках от стены. Вампир повернул обруч, как ключ в скважине — два оборота влево, три вправо. Руна вращалась вместе с ним, а под конец окрасилась зеленью и растаяла в воздухе. Из недр земли донесся приглушенный гул, и скала послушно отползла в сторону, шурша по песку каменной подошвой.
Лён отбросил волосы со лба и прижал их обручем.
— Идем.
— А она не закроется?
— Пока обруч у меня — нет.
— А если его кто-нибудь отберет?
— Разве что снимет с трупа.
ГЛАВА 12
В пещере было темно, но — сухо. Вот только под ногами неприятно похрустывало и почвякивало, как в логове гоблинов-людоедов. Я встряхнула рукой, и в ладонь скатился сияющий восьмиконечный пульсар. Пошевелив пальцами, я заставила его взлететь и он ночной бабочкой затрепыхался над моим правым плечом. Опустив глаза, я обнаружила, что бодро шествую по слежавшемуся помету и костям летучих мышей, во множестве копошившихся под сводом пещеры. С десяток летунов, разбуженных светом, сорвались с потолка и с писком закружились над нашими головами.
Я поймала пульсар в кулак, как муху, скомкала и впитала.
— Зря, — упрекнул вампир. — Скоро он тебе понадобится.
— Понадобится — вызову.
Лён быстро и уверенно вел меня вдоль стены. Темнота оказалась не такой уж кромешной, и, задрав голову, я разглядела широкую зигзагообразную трещину в своде пещеры, сквозь которую как раз пролетала запоздавшая мышка.
— Запасной выход? — хмыкнула я. — Или служебный вход?
— Это как посмотреть. Отсюда не выйдешь, а оттуда не войдешь. Не стоит тратить силы и здоровье, карабкаясь по отвесной скале. Ты не обнаружишь там и крохотной щелочки.
— А мыши?
— Мыши плохо видят и больше полагаются на слух, улавливая отраженные звуки. Видишь ли, защита действует только на того, кто в нее верит. А мыши, как и ты, сначала летят, а потом думают.
— Это оскорбление? — подозрительно осведомилась я.
— Комплимент. Выпускай своего светлячка.
Пульсар взъерошился лучами, расплавляя тьму. Я заметила еще одну руну-скважину, но Лён, не останавливаясь, прошел прямо сквозь стену, и мне пришлось проследовать за ним, ежась от могильного холода, источаемого гранитом. Узкий коридорчик изгибался вверх-вниз, я то и дело обо что-то спотыкалась или стукалась макушкой о потолок, не поспевая за уверенно идущим, вовремя пригибающимся вампиром. В конце пути нас поджидала еще одна заговоренная стена. Лён небрежно коснулся ее рукой, и она словно растаяла в пятне ослепительного света. Я робко шагнула в него вслед за Повелителем и замерла, пораженная. Даже на экскурсии по Элгару, горным катакомбам гномов, я не видела ничего подобного…
* * *
…Горный хребет окаймляет Белорию с востока, перекрывая выходы к морю, и основным источником дохода элгарских гномов является пошлина, взимаемая за провоз товаров по специально выдолбленному туннелю, единственному на весь Элгар. Таким образом бородатый народец фактически контролирует морские порты и флот Белории, в случае чего угрожая взорвать проход к загадочной «Коврюжьей Матери», что происходит довольно часто и вынуждает короля в спешном порядке пересматривать таможенные ценники. Обленившиеся гномы вконец забросили рудную промышленность, взвинтили цены на драгметаллы и оружие, качественное, но производимое в мизерном количестве, ошиваются по старминским кабакам, поглощая неимоверное количество пива. И никто с ними ничего не может поделать, опасаясь очередного «сыновнего» воззвания.
На экскурсию нас, адептов, водил Алмит. Ехидные усмешки гномов при входе несколько его смутили, и я решила, что они вызваны общими и, несомненно, занятными воспоминаниями.
Нас провели по Ар Крэлу, главному туннелю, вкратце поведали о наиболее богатых месторождениях, издалека («случались досадные инциденты», — пояснил Алмит, почему-то краснея) продемонстрировали груды алмазов, рубинов и изумрудов, в таком количестве не вызывающие никаких эмоций.
В шлифовальном цехе меня очаровали уже обработанные плитки мрамора, расцветкой напоминающие срез плесневелого сыра — от едва подпорченного до буйно зеленеющего. Назревал досадный инцидент, но сопровождающий нас гном широким жестом разрешил девушкам выбрать себе по камушку. «По небольшому камушку», — испуганно добавил гном, увидев, как мы примериваемся к огромной, явно надгробной плите — чтобы на всех хватило.
Еще мы полюбовались самоцветными жилами, поблескивающими в серых стенах всевозможных пещер, сухих и наполовину затопленных, выслушали легенду о колченогом сухоруке, живущем под водой и промышляющем зазевавшимися рудокопами, после чего вылетели оттуда, как ошпаренные.
Осмотрев экскурсионную часть катакомб, которыми Элгар пронизан, как старый амбар — мышиными ходами, мы вслед за гномом-проводником направились в Эст Алли, музей, где хранятся наиболее интересные образцы камней, собранных за время тысячелетней разработки горы. Алмит, в общем-то мужчина молодой, здоровый и цветущий, понемногу отцветал и бледнел, исподволь перемещаясь в хвост растянувшейся процессии и всячески замедлял наше продвижение, цепляясь за стены и едва переставляя ноги, словно шагал по узкому карнизу над пропастью. В тускло-зеленом свете дымных факелов мы и сами выглядели не лучшим образом, напоминая процессию давно не евших упырей, предводительствуемых полуразложившимся гномом, так что никто не обратил внимания на метаморфозы, происходившие с Магистром.
Музей оказался низенькой, узкой квадратной пещерой с серыми неотесанными стенами. Мы набились в нее, как волнушки в кадушку, подпирая изнемогавшего Алмита крепкими молодыми плечами. Рубин размером с молочного поросенка зажег алые огоньки в глазах адептов. Важек, пыхтя, попытался приподнять золотой самородок в форме кубка, устойчиво стоящего на длинной ножке. «Не впечатляет», — сказала я. Единственным достоинством экспонатов был их размер. По слухам, в недрах земли, на глубине свыше тысячи локтей, находился второй музей, Эст Янкума, где хранились камни, обладающие магическими свойствами, но туда не пускали даже рядовых гномов, не то что людей.
Тут Алмит закатил глаза, сполз с наших плеч на пол и остался недвижим.
Наш вопль ужаса слился с восторженным кличем гнома. Но размышлять и сопоставлять факты было некогда, парни поспешно выволокли Алмита из пещеры и положили бездыханное тело наставника на прогретом солнцем камне у входа в катакомбы. Гномы уже не хихикали, они хохотали в голос, с непонятным восторгом распространяя благую весть среди собратьев и даже послав с ней гонца вглубь Элгара. К нашему несказанному облегчению, через пару минут Магистр пришел в себя и сел, дико озираясь по сторонам, а мы узнали, что несчастный страдает клаустрофобией, и ежегодные экскурсии, когда раньше, когда позже, но всегда оканчиваются таким вот плачевным образом, и гномы уже держат пари, до какого места он дойдет, а откуда его понесут...
* * *
Пещера была абсолютно безупречной, полусферической формы, как выщербленная уголком-входом чашечка, поставленная на блюдечко вверх дном. Пол — сплошной камень, отшлифованный до ледяного блеска. Из серых, крупитчатых стен лилейными бутонами проклевывались и распускались мерцающие розетки кристаллов — льдисто-прозрачных, всех мыслимых цветов. Сквозь звездчатое отверстие в своде пещеры струился белесый поток солнечного света, расплескиваясь по алтарю — грубо обработанному плоскому камню в центре гексаграммы: шестиконечной звезды из двух переплетенных треугольников.
Я опустилась на корточки, колупнула ногтем тонкую черную линию. Не выбита в камне, не нарисована, гладкая и холодная, словно естественная прожилка в граните. Пол внутри гексаграммы испещрен руническими знаками и общепринятыми символами жизни, света, души и тому подобной абстракции. На пересечении линий, мордами к центру, сидели белые мраморные волки в человеческий рост. Их была ровно дюжина, перед каждым выгравирован стилизованный знак зодиака. В разверстых пастях зверюг поблескивало по крупному драгоценному камню, я насчитала одиннадцать. Порожний волк завистливо скалил зубы. Двенадцатый камень был намертво вделан в изголовье алтаря. Им оказался тот самый, недоступный простым смертным, гигантский алмаз. Определить недостающий камень с ходу я не смогла. Надо же, как обидно — лишиться Круга из-за одного камешка, поди теперь собери новый комплект!
Я осмотрела алтарь. Странно, на его поверхности не было желобка для крови, как и приступочки под ритуальную чашу. Догевский Ведьмин Круг обходился без жертвоприношений, черпая силу из лежащего на алтаре заклинателя — обнаженного, с развевающимися волосами, вызолоченными солнцем... Да, наверное, Лён неплохо смотрелся на этом хладном ложе. Но, к сожалению, он не солгал. Алтарь был покрыт толстым, воистину вековым слоем пыли. На нем давненько не лежали.
Лён небрежно прислонился к холке ближайшей статуи, скрестил руки на груди и задумался о своем, вампирьем. Я украдкой разглядывала его четко обрисованный профиль. Странный, непривычный тип красоты: спокойной, уверенной, начисто лишенной слащавого самолюбования. Она завораживала, как завораживает изысканная красота клинка — с изящной вязью гравировки на безупречно отточенном лезвии. Дорогого клинка, старинного, чьи верность и прочность многажды испытаны в деле, а невзрачные ножны лишь подчеркивают скрытую в них силу. Такой клинок не обнажают для потехи, но всегда держат наготове.
Лён, словно прочитав мои мысли, улыбнулся, глянул с прищуром:
— Ну что, довольна?
— Интересный у вас культ. Всюду волки, волки, волки. И обязательно белые. Это что, отражение борьбы двух противоположных начал? Мол, в каждом из нас сидит зверь, отрицательное начало…
— Ипостась, — серьезно поправил Лён. — И не обязательно отрицательная.
— А какая тогда отрицательная? Овечка?
— Овцы, — мрачно уточнил он. — Скопище тупых стадных животных, сметающих все на своем пути под предводительством этого… с рогами.
— Престарелого мужа Колины Незабудки из Медвежьего Лога? — предположила я.
— Его самого, — без тени иронии согласился вампир. — Или кто-нибудь столь же пустоголовый и одержимый жаждой власти.
— А что, ты его знаешь? — заинтересовалась я.
— Нет, полагаюсь на твои воспоминания.
Это прозвучало двусмысленно и непонятно, но выражаться иначе Лён, видимо, не умел. Я не рискнула уточнять и, отвернувшись, попыталась выколупать дымчатый топаз из зубастой оправы. Проще было отнять кость у настоящего волка. Но ведь вынимают же его иногда: пыль там стереть, отполировать. Лён не препятствовал тщательным поискам скрытой пружины, но, когда я вопросительно посмотрела на него, только рассмеялся и издевательски покачал головой. Его бдительная снисходительность начинала меня раздражать.
— Ладно, пошли отсюда, — буркнула я, поворачиваясь к выходу.
Вампир приблизился к алтарю, задумчиво огладил пальцами алмазные грани.
— Не хочешь попытать свои силы?
— Пусть их сначала попытает уборщица.
— А так? — Рывком сдернув плащ, Лён набросил его на алтарь. — Ну, давай.
— Что-то спина ноет.
— Попробуй, ты же хотела, — настаивал вампир, соблазнительно похлопывая ладонью по плащу.
— Уже не хочу.
— Да нет, я уверен, тебе будет интересно самой испытать....
— Лён, за кого ты меня принимаешь? — Перебила я, в упор глядя на вампира. — Я верю, что Круг не действует. Я верю, что ты им не пользовался. Не надо доказывать мне очевидное. Я не собираюсь пополнять коллекцию своих хворей острым радикулитом ради спокойствия Ковена Магов. Если у меня возникнут какие-нибудь сомнения относительно твоей честности, я их сразу выскажу, причем тебе первому. Но, Лён, скажи, как я могу доверять тебе, если ты сам мне не доверяешь?
Он не отвел глаз, и из них плеснули непонятные мне боль и ожесточение.
— Да, кстати о доверии. Тот кристалл, что ты потихоньку выломала из стены... Спрячь его, чтобы Старейшины не видели. Они очень не любят, когда я вожу в пещеру посторонних.
— Все-то ты заметишь, — раздосадованно фыркнула я. — Все, чего не надо. Не нужен мне твой кристалл. Общество твое — тем более. И память, на которую я взяла этот жалкий обломок, тоже лишний груз. Забирай ее, пожалуйста.
С этими словами я запустила кристаллом прямо ему в лоб. В последней фразе речь шла о памяти, предмете более легковесном, и Лён не успел поймать граненый камень размером с добрый огурец. Порезы на лице всегда сильно кровоточат, я совершенно об этом забыла и перепугалась до смерти, когда вампир, коротко и зло взвыв, схватился за лицо и алая кровь ручейками побежала сквозь пальцы. Кому из нас в данный момент было хуже, трудно сказать. Но если Лён в самом худшем случае лишился глаза, то я находилась в предынфарктном состоянии, именно это себе вообразив. Выбить глаз Повелителю Догевы, метнув в него краденым кристаллом, пусть даже нечаянно — только я могла вляпаться в подобную историю! Я представила, как со всей Догевы сбегаются вампиры, как они в ужасе толпятся у носилок, на которых лежит, душераздирающе постанывая, их обожаемый Повелитель, далеко не такой симпатичный, как прежде, и Старейшины, пораженные его скорбным обликом, указывают на меня трясущимися от праведного гнева перстами, а потом…
Душераздирающий стон вырвался у меня самой. Лён, поморщившись, отнял руку от лица, изучил окровавленную ладонь, достал из кармана скомканный белый платок и прижал его чуть повыше брови.
— Да ерунда, царапина, — неуверенно сказал он, прощупывая ранку через платок. — Вольха? Ты в порядке?
— Мне дурно, — умирающим голосом объявила я, оседая на пол. Забыв о платке, вампир бросился меня ловить. Успел он или нет, я не знаю, но в себя я пришла на его руках, каковые тут же оттолкнула. — Не прикасайся ко мне, обойдусь и без твоей помощи!
И вскочила, шарахнувшись в сторону. Лён остался сидеть, только повернул ко мне голову:
— Вольха, я не хотел тебя обидеть. Просто я никак не могу тебя раскусить… в переносном смысле.
— Не хватало еще в прямом! — Я посмотрела на Лёна, и мне стало смешно. Пристыженный взгляд, как у кота, снявшего сливки с молока и получившего скалкой по лбу. На одежде бурели подсыхающие пятна. — Очень больно?
— Я же говорю — царапина.
— Выходит, мне можно не извиняться?
— А за моральный ущерб? — хитро прищурился Лён.
— Отлично! Начинай, я слушаю.
— Ничего себе! Чуть не угробила, а еще и хамит, — возмутился вампир, вытирая пальцы платком. Честно говоря, я думала, что он их оближет.
— Ты первый начал!
— А что я такого сделал?
Препираясь и настаивая на сатисфакции, мы как-то незаметно помирились.
— Ну ладно, я не очень-то жалую людей, — наконец признался вампир. — О каком доверии может идти речь, если ежемесячно Стражи Границы вылавливают в осинниках до десятка подозрительных типов в кольчугах из осиновой коры, крест-накрест увешанных плетенками чеснока? Вряд ли они ходят в догевские леса по грибы. При чем тут, позвольте спросить, чеснок? Почему не лук, морковь или, скажем, репа? Странно, что никто еще не сообразил промышлять нас при помощи заточенных корневищ хрена, выкопанного в полнолуние черной бесхвостой собакой.
— И какое наказание предусматривается за издевательство над животными?
— Чеснок конфискуем. Вместе со штанами. И скатертью дорожка!
— Неудивительно, что о вас идет дурная слава, — заметила я.
— Смешно сказать, — продолжал справедливо негодующий Лён, — за все время существования Догевы на ее полях не взращено ни единой головки чеснока. И тем не менее мы экспортируем его в девять суверенных королевств! Через подставных лиц, конечно. Одна запоминающаяся плетенка, перевитая серебряной проволокой, возвращалась к нам четыре раза, пока не сгнила. А о круговороте кинжалов, крестов и девичьих слез в склянках можно написать целый трактат.
Вампир досадливо тряхнул головой и поморщился:
— И наоборот… Какие-то экзальтированные девицы… Обнаженные, толпами. Мол, испей меня, хочу жить вечно. На Стражей кидаются, предлагают неприличное. Ребята уже отказываются поодиночке дежурить — боязно.
— Придумываешь! — расхохоталась я.
— Ничуть.
Я тут же представила легион простоволосых, босоногих девиц, с пронзительными воплями настигающих запыхавшегося, затравленно озирающегося Лёна. На этом мое воображение не угомонилось и поместило меня в тройку лидеров, с сачком в руке.
— Не смешно, — вполголоса буркнул вампир.
— Ты о чем?
— Я говорю, Стражам не до смеха. Сражаться с женщинами как-то неприлично, удовлетворить их просьбы — нереально. Не понимают, истерички, что бессмертие — не бешенство, при укусах не передается.
— Обнаженные, говоришь? — задумчиво протянула я. — А вы их крапивой по ягодицам. Тоже целебная штука, иммунитет укрепляет. Покажи-ка мне свой лоб.
— Да брось, и так заживет.
— Ну, все-таки… ничего себе!
Под моим изумленным взглядом края раны потянулись друг к другу, как живые, порез быстро укорачивался, смыкая рассеченную кожу. Вскоре о бесследно исчезнувшей ранке напоминали только бурые потеки на лбу и левой щеке.
— И что, так всегда?
— Почти, — уклончиво ответил вампир, смачивая слюной платок и между разговором оттирая с лица засохшую кровь. — А что в этом необычного? Мне рассказывали о рыцаре, которому дракон откусил левую руку, после чего не погнушался проглотить ее вместе с железной перчаткой и шипастой булавой. Говорят, рыцарь отличался редкостной выдержкой и, воспользовавшись паузой, во время которой дракон сосредоточенно давился конечностью, отсек рукоеду голову. А может, чешуйчатый издох от несварения желудка. Как бы то ни было, за тридцать с лишним лет рыцарь успел привязаться к откушенной руке, и не пожалел сил и здоровья, извлекая ее из драконьего желудка. Быть может, он хотел засушить ее на память и подарить возлюбленной в знак нерушимости своей клятвы — дескать, рука в виде аванса, а там и сердце приложится, но кто-то, не шибко умный, посоветовал рыцарю обратиться к магу. На предмет приращения. Дело происходило зимой, и рыцарь, завернув изрядно потрепанную кисть в плат со льдом, почти две недели вез ее до ближайшего города. На одной из ночевок кисть украли, приняв за звонкую наличность. Отбежав достаточно далеко, воришка развернул платок и с диким воплем выкинул руку в прорубь. Спустя трое суток рука выплыла у мельничной запруды, до смерти напугав баб, полоскавших белье. Несколько часов подряд мельник с двумя добровольными подручными шарили баграми в запруде, отыскивая безрукое мертвое тело. Нашли целых две штуки, мужское и женское, в очень плохом состоянии. Осенний паводок смыл их с деревенского кладбища…
— Лён, прекращай хохмить… — простонала я, корчась от смеха. — У меня уже живот болит…
— Слушай дальше, — невозмутимо продолжал вампир. — По невероятному стечению обстоятельств, убитый горем рыцарь заехал на мельницу за продовольствием и увидел свою руку, как ни в чем не бывало лежавшую на жернове. Покрыв обретенную конечность поцелуями, рыцарь спрятал ее за пазуху и не расставался с ней до самого города. В темном переулке рука спасла ему жизнь, приняв на себя удар ножа. Выдернув нож и увидев на его конце руку, бывалый убийца-грабитель испустил сдавленный сип и пал бездыханным. Остаток пути рыцарь так и нес руку на ноже, опасаясь причинить ей еще больший вред, но в глубине души подозревая, что это уже невозможно. В приемной мага сидели две чахоточные девицы. Они пропустили рыцаря без очереди, уткнувшись в нюхательные соли. Маг, привычный, оказывается, не ко всему, оторопело внимал страстным мольбам потерпевшего. Рука безмолвно вопияла. Убедившись, что рыцарь относительно нормален и рука действительно принадлежит ему, а не какому-нибудь безвестному бедолаге, маг принял гонорар и руку, назначив рыцарю несколько лечебных сеансов начиная со следующего дня.
— И что? Маг ее прирастил? — живо заинтересовалась я.
— Нет, выкинул в форточку и проветрил комнату. А рука у рыцаря новая выросла. Всего за месяц. Что уж говорить о пустяшной царапине.
— Но рыцарю понадобилась помощь мага, а тебе — нет, — возразила я.
— Не понимаю я тебя, — досадливо вздохнул вампир. — Только что предлагала мне свои услуги, а увидев, что я в них не нуждаюсь, возмущаешься.
— Ничего подобного. Профессиональный интерес. Меня интересует все, связанное с магией, ну и вообще все необычное.
— Вольха, а как твои родные относятся к магии? Они одобрили твой выбор? Их не возмущает, что любимая доченька, забросив кудель в угол, предается диким оргиям с упырями?
Лён затронул больную тему, но я как можно беззаботнее пожала плечами:
— Если бы я владела некромантией, я бы у них спросила.
— Они… все?
— Чума, — коротко ответила я и надолго замолчала. Перед моими глазами проносились полузабытые видения-воспоминания.
* * *
…Запах тухлятины и горелого мяса пропитал всю округу. Деревня Топлые Реды казалась единой издыхающей тварью, заживо разлагающейся в глуши леса и непролазных болот. С первыми лучами холодного весеннего солнца я прыгала с печи, накидывала рваный тулупчик и убегала за околицу, свистнув дворовую собаку. Будь моя воля, я не возвращалась бы вовсе, но четыре дня безостановочного пути до ближайшего селения и троекратный ночлег в лесу, кишащем волками, отбивали всякую охоту к побегу.
Год выдался неурожайным. Коровы, с раздутыми от гнилой соломы боками, падали одна за другой. Люди еще как-то держались, подмешивая в муку толченую кору и пресные корни болотных растений. Плохо, что деревня в глухомани, до ближайшего села семь дней пешим ходом, не у кого попросить поделиться. Да и не поделятся, у самих шаром покати.
Лес же помогал мне если не утолить, то хотя бы приглушить зверский голод. Черные проплешины у корней деревьев проклевывались бледно-желтыми стебельками дикого лука, горькими, но съедобными, в перепревшем опаде иногда находились прошлогодние орехи и желуди, а как-то раз я наткнулась на вмерзшую в лед лягушку и долго выбивала ее камнем, дуя на озябшие пальцы. Далеко от деревни я не отходила — волкам тоже хотелось есть, и ночами они уныло выли под частоколом, выманивая излишне самоуверенных собак. В отличие от людей, волки друг друга не трогали, а вот наш сосед средь бела дня топором проломил голову отцу, споткнувшемуся и уронившему горшок с жидкой болтушкой. Его не попрекали даже за глаза. Люди сторонились друг друга, подглядывая, вынюхивая, выискивая чужие тайники с зерном. Мы тоже стянули остатки провизии в подвал и по десять раз за ночь спускались их проверять и пересчитывать.
В начале весны в деревню пришел обоз с мукой и мороженым мясом. Заиндевевшие лошади со спавшейся в ледышки гривой привычно остановились у ворот. Ими управлял мертвец, закутанный в волчью шубу — старминский купец, торгующий с отдаленными поселениями. Сегодня он не требовал денег за свой товар, и люди дрались за его шубу, как настоящие волки.
Вместе с купцом пришла чума, его последняя подруга. Она неслышно прокралась в избы, отогрелась у жарко натопленных печей и спустя неделю вышла на охоту.
Первые три могилы еще кое-как выдолбили в мерзлой земле за частоколом. Остальных складывали сверху, заваливали смолистыми еловыми лапами и поджигали. Прогорев, костры ядовито скалились из груды пепла обугленными черепами. По утрам с них вспархивали сороки, вертлявые, длиннохвостые, вечером степенно расхаживали вороны.
Насытившаяся чума остановилась на четвертом десятке. Из двадцати пяти уцелевших девять медленно выздоравливали, остальные ежечасно искали страшные метины на коже, но боги миловали. Костры за частоколами угасли, пепел подернулся серым снегом. В деревне осталось девять мужчин и пятнадцать женщин, из детей выжила я одна. Никто не хотел заново обживать проклятое место. Собирались, как только потеплеет и подсохнут тропы, разбрестись по окрестным деревням, по родственникам. Я временно жила с дядей, братом отца, потерявшим жену и пятерых детей. А зима все затягивалась. То ударят морозы, то повалит снег, то оттепель нагонит воды под самый порог. Продукты снова подходили к концу, когда я приметила тянущиеся к деревне подводы. Встречать их высыпала вся деревня — не выходя, впрочем, за частокол. Кто их знает, гостей незваных, — вдруг разбойники какие, банда татей лесных. Да и с теми можно договориться, лишь бы, не разобравшись, стрельбу по встречающим не открыли.
Мне все было видно и отсюда, с соломенной крыши сарая, куда я вскарабкалась в поисках необмолоченных колосков. Странный это был обоз. Три телеги, а на них горой, под дерюгой, что-то гремящее и угловатое. Впереди двадцать воинов на лохматых лошадках, и сзади столько же. Война, что ли? С кем? Кому мы, болезные, потребовались?
Обоз встал под вековым дубом, в пятистах локтях от частокола. Воины смотрели насторожено, не спешиваясь. Наконец вперед выехал десятник на саврасом коне, косясь на своих и поминутно проверяя направление ветра обслюнявленным пальцем. Его смелости хватило локтей на двести.
— Много вас тут? — завопил он, прикрывая нос кожаной рукавицей.
— Есть чуток! — радостно откликнулся мой дядька, шагнув было за ворота, но воины немедленно ощетинились взведенными арбалетами, и он поспешно отступил назад. — Кто не помер, тому уже бояться нечего, две недели хворь не сказывалась! Заходите, не тревожьтесь — схлынуло моровое поветрие!
Десятник, не отвечая, повелительно махнул рукой. Молчаливые воины редкой цепочкой окружили деревню, за ними с надсадным скрипом потянулись телеги. Под сдернутой рогожей оказались пузатые бочонки в черных потеках.
Кто-то из мужиков, смекнув, к чему идет дело, перемахнул частокол и припустил к лесу в отчаянной надежде прорваться между двумя воинами. Короткий арбалетный болт целиком скрылся под его левой лопаткой. «Спасатели» сноровисто выбивали днища бочек, с размаху плеща на частокол вязкой смолой, пока десятник неторопливо разжигал соломенный факел. Я кубарем скатилась с крыши, метнулась туда-сюда — бежать некуда, черный удушливый дым слепит глаза, першит в горле, люди мечутся в огненном кольце, натыкаясь друг на друга. Брызгами разлетаются искры, гудящим пламенем разрастаясь в соломенных крышах. Частокол пылает, близко не подойдешь, сухо тренькает арбалетная тетива, не выпуская за ворота, в ушах звенят истошные вопли, и не разобрать, чьи — то ли воет перешибленная бревном собака, то ли заживо горящая женщина...
Только ребенок надеется укрыться от смерти в родном, пусть и горящем доме. Это меня и спасло. Ослепленная клубящимся внутри дымом, я споткнулась о кадушку в сенях и с визгом провалилась в открытый подвал. Крышка, за которую я судорожно попыталась уцепиться, хлопнула над моей головой. Скатившись по лестнице, я на четвереньках отползла в угол и забилась между ларем и стеной, поскуливая от боли и страха. Дым медленно истаивал под потолком, глинобитный пол холодил ушибленный бок. К реву пламени добавился грохот падающих балок — последнее, что я запомнила, прежде чем потерять сознание.
Потом был бессильный плач, неподдающаяся крышка, окровавленные пальцы… сытые вороны, пепелище с остовами домов…. железный ошейник моего верного пса, рассеченный мечом… черно-красные тряпицы на деревьях, предостерегающие путников. Король без раздумий пожертвовал маленькой деревней ради целого королевства, но я не находила оправдания его поступку ни тогда, ни теперь, когда постигла основы целительства с ключевым постулатом «меньшего зла». Услуги магов дороги, смола куда дешевле…
Я брела по оттаивающему лесу, судорожно сжимая котомку с остатками припрятанной в подвале картошки. На избушку лесной знахарки я наткнулась совершенно случайно, провела у доброй старушки около недели, а там гостивший у нее племянник подвез меня до Стармина на телеге.
В тот же день меня приняли в Школу Чародеев, Пифий и Травниц.
…Я уже не молчала, я рассказывала Лёну свою историю, ничего не скрывая. Он не поддакивал, не произносил слов утешения, он просто разделил со мной тот страшный весенний день, и воспоминания потеряли свою пугающую остроту и перестали быть наваждением.
Мне больше никогда не снились кошмары.
* * *
Вампиры с явным нетерпением следили, как я прощаюсь с Лёном у фонтана и он передает мне букет полевых цветов, нащипанный по обочинам дорог. Букет был выдержан в синих тонах — васильки, колокольчики, пушистые фиолетовые ежинки на полуголых стеблях, десяток крупных страстоцветов — с каймой из тысячелистника. Собирала букет я, но потом всучила цветы Лёну, увлекшись погоней за чем-то маленьким и светящимся, вроде пухлого золотого жука, выпорхнувшего из пунцовой чашечки дикой лилии. Естественно, не догнала, о букете забыла, и Лён, не напоминая, терпеливо нес его версты полторы. Пока вампир помахивал букетом в опущенной руке, тот выглядел вполне прилично, но стоило придать цветам естественное положение, как те горестно повесили головки. Лён непритворно смутился. Выглядело это так, словно незадачливый ухажер дарит девушке розы, которые неделю назад отвергла предыдущая пассия. Не пропадать же добру…



Страницы: 1 2 3 4 5 6 [ 7 ] 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.