Чтение 7–й страницы книги ~Храбр~

Соловый пер на Илью. Вблизи старый волот оказался еще больше, гораздо больше, чем хотелось бы. Зато не промахнешься.
Так быстро Илья не бегал в жизни. Он несся по прямой, ловя миг, когда надо начать заваливаться вперед, чтобы голова Перуна угодила Соловому точно под ребра. Илья не мог остановиться, не мог наклонить бревно раньше или позже, от храбра уже ничего не зависело. Он просто бежал, исходя криком, как бегут на плотно сомкнутый вражий строй. Одна радость — бурый не успевал обогнать старого и помешать сшибке. И Петровичи были рядом. И булава не пропала, болталась на темляке, колотила по локтю.
Такие вещи очень радуют когда оплошность стоит жизни.
Соловый оскалился и раскинул в стороны лапы, готовя смертельное объятье.
И тут бревно врезалось в него.
Раздался глухой тяжелый удар, и все куда-то полетели.
Потом Илья лежал на спине, глядя в небо.
В небе кувыркалось бревно.
Рядом кого-то били.
И кто-то страшно рычал.
Грохнулся оземь Перун.
Илья перевернулся, встал на четвереньки. Неподалеку валялся Соловый. Дышал вроде. Петровичи дрались с бурым. Тот отчаянно скакал, плюясь и взрыкивая, наседая на братьев, но Василий ловко отшибал его булавой, а Лука с безопасного расстояния долбил бурого кистенем.
Илья вскочил, подобрал идола, с натугой замахнулся и приложил Солового бревном поперек живота. Поверженный великан тяжело охнул и безвольно растекся по земле. Илья пригляделся и только сейчас понял, что старый волот окривел. Стрела прошла по морде вскользь и распахала глаз острым лезвием срезня.
Петровичи теснили бурого. Эта тварь оказалась на диво упорной и собиралась драться до конца. Василий держал булаву уже в левой руке — за правую бурый прихватил его. Всего-то сжал пальцы.
А впереди была широкая спина рыжего. Тот бежал к лесу. Слишком быстро для раненого всерьез.
Упустить рыжего Илья не имел права. Такой уговор — стоять у Девятидубья, пока не изничтожена вся семейка. Сейчас тварь скроется в лесу, и ищи потом, свищи. Но Илья никак не успевал догнать этого хитреца. Бросился вслед и понял — опоздал!
Рыжий мог еще сто раз сдохнуть от голода и потери крови. А мог не сдохнуть, вернуться к дороге, по новой взяться за разбой... Илье некогда было думать об этом, да и незачем.
Он просто сделал первое, что пришло в голову. Чего не делал раньше никогда. Сорвал с руки темляк и изо всех сил швырнул булаву рыжему в спину.
Булава, тяжело вращаясь, догнала тварь на самом краю леса. Шарахнула промеж лопаток и сшибла — в подлесок мордой.
Илья выдернул из сапога нож и, чувствуя, как подгибаются усталые ноги, побежал добивать.
Позади все рычал бурый. Вот же крепкий попался боец.
Рыжий зашевелился. Сел. Пошарил вокруг, поднял булаву, встал в рост. Он держал оружие неловко, но оно удлиняло его руку, и без того слишком длинную. А если волот, очухавшись, кинет булаву обратно? Палки они бросают метко.
Ничего не соображая, стараясь просто выиграть хотя бы миг, Илья перехватил нож за лезвие и запустил им рыжему в морду.
Нож угодил волоту рукояткой прямо в нос. Рыжий взвизгнул, пошатнулся, выронил булаву и схватился за ушибленное место. Больше он сделать ничего не успел потому что Илья с разбега боднул его головой в живот, уронил и припечатал собой к земле.
Раздался лязг, скрежет, вой — рыжий укусил Илью за плечо и обломал зубы о железную обшивку куртки. Крепкие пальцы скользнули по бокам, волот думал привычно сжать врага до хруста, да не на того напал. Илья врезал кулаком в скошенный подбородок, рванулся назад, сел волоту на грудь и ударил сверху вниз — основанием ладони в переносицу. Один раз.
У рыжего закатились глаза и отвалилась челюсть. Он больше не пытался схватить храбра — не мог.
Илья встал, подобрал булаву и почти без замаха тюкнул рыжего в висок. Хрустнуло, волот дернулся. Илья огляделся, высмотрел нож, сунул за голенище сапога и тяжелым шагом двинулся назад, к роще.
Бурый валялся мертвый вниз мордой. На спине его сидел Василий Петрович и баюкал поврежденную руку.
Соловый тоже лежал на груди, как-то его перевернули, хорошо не надорвались. Рядом суетился Лука — вязал.
Микола был уже у села, только пятки сверкали, бежал за подмогой.
— Нет, не сломал вроде... — ответил Василий на немой вопрос Ильи. — Эх, надо было мечом его. Располосовал бы.
— У меча две рабочих стороны, а у булавы все, — буркнул Илья.
— У бревна тоже все стороны рабочие, — хмуро сказал Василий. — Но я не обучен им биться. Тебе, брат, надо по праздникам на торжище выступать. С Дрочилой на пару. Показывать бой бревном. А то чего все на кулаках да на кулаках...
Илья хмыкнул и пошел смотреть Солового.
— А лучше младшую дружину обучи, там много таких... — простонал ему в спину Василий. — Кому бревно в руки само просится. И будут русы непобедимы. Как придет ворог, раскатаем свои терема по бревнышку — хрясь! — и нету ворога. А мы из бревнышек обратно терема — и дальше жить. Удобно. Главное, дешево. Только оружейники по миру пойдут, да и ладно...
Илья склонился над Соловым, разглядывая путы.
— Хорошо, Лука. Ловко.
— Ты на Василия не сердись, больно ему очень. Он поругается — и перестанет, — сказал Лука негромко.
— Верно рука не сломана?
— Вроде нет. Синяки будут страшные. У этой твари пальцы хуже клещей кузнечных... Надо же, а, повязали волота. Как ты его долбанул — а он все дышит.
— Недолго ему дышать, до Киева только. Покажем князю — и голову с плеч. Топор не забудь, — Илья невесело хохотнул. — Полезный топор оказался. Уффф...
Илья обессиленно уселся рядом с Соловым. Волот трудно дышал, в пустой глазнице при каждом вдохе слабо пузырилась кровь.
— Топор, да... — Лука огляделся. — Пойду за топором. Надо же, добыли волота, и какого. Если б сам не видел, не поверил бы. Добыли, а, Илюша?
— Ага, — Илья устало кивнул. — Ночуем здесь. Распорядись. Утром домой. Всё.
Сказал — и откинулся на спину, прямо на промерзшую землю, едва присыпанную снегом.
* * *
Старого волота грузили на сани вшестером — едва пупки не развязались. Примотали накрепко. Поводили вокруг кобылу, чтобы заранее привыкала. Кобыла чуть не сдурела, ее долго успокаивали.
Соловый лежал, вращая здоровым глазом, тяжело дышал и иногда постанывал. Ему пропустили через пасть вожжи, как раньше «девке».
Лука принес корзину с отрубленными головами и грохнул ее Соловому в ноги. Великан дернулся, сани заскрипели.
— Не сдохнет дорогой? — спросил Лука. — А хотя бы и сдох!
— Я обещал привезти живого. Буду кормить, — буркнул Илья.
— Не надо. Развяжешь пасть, а он свистнет, весь обоз перепугает. Кони понесут, сани перевернутся... Воды в рот налить еще туда-сюда...
Соловый пытался ворочаться, ему хотелось приподняться, увидеть головы своих родичей, так он их только чуял.
— Я подумаю, — Илья взял из саней корзину и протянул ее Луке.
— Чего это ты?
— Не надо попусту его мучить.
— А ему человеков есть можно было?! — крикнул издали Василий.
— Ты не понимаешь? — спросил Илья.
— Волот дергаться будет, сани расшатает, — объяснил Лука брату, принимая корзину.
— Нет, — сказал Илья тихонько. — Не в этом дело. Никого мучить без причины нельзя. Кто бы он ни был.
Лука фыркнул и унес корзину.
Илья стоял у саней потупившись, ссутулясь, заткнув руки за пояс — думал. Соловый буравил его глазом.
— Ишь, жалеет... Сородича, — донеслось издали.
Илья медленно обернулся. И так же медленно пошел на Василия.
Будь это не Урманин, челядь Петровичей сразу похватала бы кистени да топоры. Челядин защищает хозяина от любого, кто не знатнее — это можно и нужно.
Но сейчас все застыли. А некоторые подались назад.
— Сказать, чтобы принесли тебе бревно? — спросил Василий едко.
Знал, что Урманин не тронет раненого.
Илья отодвинул Василия плечом и скрылся на постоялом дворе.
Он был мрачен весь вечер. Избегал разговора. Когда братья принялись вспоминать в подробностях бой с нечистью, сразу ушел в облюбованный угол двора, замотался в плащ и лег. Проснулся чуть свет, вышел к Соловому и долго стоял рядом.
— Жалеет тварюку, чует родную кровь, — сказал Василий.
Лука на правах старшего брата отвесил Василию подзатыльник.
Обоз собрался быстро, заминка возникла только с кобылой, что должна была тащить сани Солового — та мотала головой и пыталась брыкаться. Ее сначала уговаривали, потом начали бить, но все без толку.
— Хватит, — сказал Илья.
— Чего хватит? — недовольно спросил Лука.
— Я сам поведу сани. Впрягу Бурку, справится как-нибудь.
— Ну... Значит, трогаемся?
— Погодите.
Илья сдвинул шапку на лоб так, что не видно стало глаз. Впрочем, глядел он все равно под ноги.
— Прикажи своим, пусть дрова, что остались, несут в рощу. Надо хворосту наломать побольше, сложить погребальный костер. Оставьте, чем запалить, и уходите за реку, я догоню.
Петровичи стояли перед ним, открыв рты.
— Ты не заболел? — полюбопытствовал Василий.
— Зачем? — поддержал его Лука. — Брось падаль волкам.
— Это мое, — отозвался Илья глухо.
Лука горестно покачал головой, но все-таки обернулся и махнул челяди: выполнять.
— Они разбойники и нечисть, да, — сказал Илья негромко, будто с собой говорил. — Сами вроде не человеки, да еще и человекоеды. Зато мы — храбры. И победили в честном бою. Поймите это, братья. Разве трудно понять? Если мы храбры — должны поступать по чести. Не о том Добрыня напоминал?
— Делать тебе нечего! — Василий сплюнул, едва не попав Илье на сапог, и ушел к обозу.
Лука переминался с ноги на ногу. Хотел что-то сказать, но не решался.
— Я должен тебе дюжину гривен? — спросил Илья, по-прежнему не поднимая глаз. — Не хватило одной головы?
— Да о чем разговор, Илюша. Забудь. Нас в Киеве такой почет ожидает, по сравнению с которым любое золото ничто. Сам знаешь. А я вот чего хотел... Ты это... Не подумай только, будто мы не заодно с тобой. Василий, он горячий. Остынет, все поймет. Ты главный, как скажешь, так и будет, хочешь, вместе костер запалим.
— Не надо. А гривны ты получишь. Как только князь позволит Солового казнить, я срублю волоту голову и отдам тебе — проси с Добрыни по уговору.
— Благодарствую, — Лука едва заметно поклонился. — Скажи только — зачем тащить это чудище в Киев живьем? Так Добрыня выдумал? Между нами, брат, напрасно ты с ним всегда соглашаешься.
— А как еще? — удивился Илья.
— А как тот же Дрочило. Вроде простолюдин, а хитрее бояр оказался — сделал что мог, денежку хапнул, и на сторону. И не заставишь его волотов ловить, ибо это выше сил человечьих. Мы же едва не сгинули тут! Кабы не твое бревно, задрал бы нас Соловый! Добрыня разве знал, насколько эта тварь велика? Нет, он просто сказал тебе — поймай! А ты и рад стараться.
— И чего не постараться? — Илья заметно обиделся. — Добрыня, он же всю Русь обустроил! Ему надо — значит, надо! Ну да, бревно... Да отстаньте вы от меня с этим бревном. Завидно?
— А если завтра воевода прикажет зверя мамута поймать за два хвоста и привести в Киев князю на потеху? Сразу говорю: я в этом не помощник! Хватит с меня зверей!
— Разве мамуты не вымерли? — Илья в изумлении поднял глаза на Луку.
— Эти, — Лука показал на сани с волотом, — тоже большая редкость по нынешним временам. Однако на нас с тобой хватило, и как нарочно самый здоровый попался. Вот я и говорю...
— Да, здоровый, — перебил Илья. — Больше Святогора. Тот был толстый и веселый. А этот гадость какая-то. Мерзость. Вот и надо везти его в Киев, пусть все увидят. Пусть знают, что самая жуткая тварь не выстоит против княжих мужей.
— А-а... — протянул Лука глубокомысленно. — В назидание, значит. Это умно. Мудр Добрыня, ничего не скажешь.
Илья отвернулся, пряча улыбку в бороду.
— А все-таки вам завидно, — буркнул он. — Насчет бревна-то!
Обоз ушел за реку, Илья удалился в рощу, на высоком берегу у разоренного села остался Микола с конями да Соловый. Молодая кобыленка парубка всхрапывала и била копытом, Бурка принюхалась к волоту, недовольно чихнула и сделала вид, что стоя заснула.
Соловый сипло дышал на санях.
Микола придерживал кобыл под уздцы. Булаву он повесил на руку — в случае чего сразу прыгнуть и размозжить великану голову, пока тот не разорвал путы. Миколе было страшновато, и он опасался, что Соловый это чует. А кто заметил твой страх, тот не преминет им воспользоваться и напасть.
Но Соловый не пытался дергаться. Волот, кажется, смирился с тем, что его победили и повязали.
В роще Илья шумно ворочал тяжести. Наверное даже ему, силачу, непросто оказалось закинуть на костер тяжеленную «мамашу».
Так и было. Сейчас взопревший храбр, отдуваясь и обмахиваясь шапкой, стоял перед высокой кучей дров, с которой свешивались мохнатые руки и ноги. Весело горел растопочный костерок, оставалось только пройти с головней, поджигая хворост. Но Илья медлил.
Он повернулся, глянул в сторону берега, где стояла одинокая кузница, и направился к ней.
— Все хорошо, дядя? — окликнул Микола.
— Хорошо. Я сейчас.
Пригибаясь, Илья протиснулся в кузницу. Внутри она была разорена, словно тут не челядь Петровичей шарила, а резвилась стая волотов. Здесь не могло остаться ничего железного, однако... Илья повел носом, будто принюхиваясь. Шагнул вперед, уверенно протянул руку вверх и вытащил откуда-то из-под крыши тяжелый кузнечный молот. Довольно хмыкнул. Пропихался наружу и зашагал обратно в рощу.
Он прошел мимо костра, миновал крайние дубы и остановился на месте побоища. У его ног валялся оскаленной мордой кверху Перун.
Покопавшись одной рукой за воротом, Илья достал знак в виде буквы Т и показал его идолу.
— Помнишь? — спросил он. — Это Мьелльнир, молот Тора.
Убрал значок на место, взвесил в руке новообретенное оружие.
— А это просто молот.
Наступил одной ногой на бревно, чтобы не подпрыгнуло — и с плеча треснул молотом Перуна в зубы.
— Потому что ты не бог.
Он бил, пока от морды идола не осталось ничего. Взял размочаленное бревно под мышку и уволок к костру. Вскоре из рощи потянуло дымом.
У постоялого двора Микола озадаченно поглядел на молот в руке храбра, но вопросов задавать не стал.
Илья тоже посмотрел на молот и со словами: «Это надо оставить здесь» кинул его в ворота. Молот упал точно на то место, где лежала раньше оторванная голова. А Илья сказал просто:
— Вот и всё. Давай я твою подержу, а ты Бурку запрягай.
Когда они спускались к реке, над разоренным Девятидубьем висел запах жженой шерсти и горелого мяса.
На санях, ведомых Ильей, тихо скулил Соловый.
* * *
Несмотря на довесок в виде пленного волота, обоз шел довольно ходко. Кони привыкли к Соловому, не подававшему особых признаков жизни. Челядь сначала все оглядывалась на великана, потом он надоел.
Илья занимался пленником сам. Поил водой, менял под ним обмоченное сено, на короткое время ослаблял путы, чтобы Соловый мог самую малость пошевелить членами — Илья знал, как быстро отмирают связанные руки-ноги. Потом он осмелился размотать волоту пасть и скормить ему немного мяса. Соловый вяло жевал. Свистеть не пытался, только лопотал, глядя на Илью тусклым глазом.
— Не бурчи, все равно не понимаю, — сказал Илья.
— А Святогора понимал? — спросил Микола, стоявший рядом с булавой наготове.
— Нет. Но он мне руками показывал.
— Ты скучаешь по нему, дядя?
Илья задумчиво посмотрел на Миколу.
— Разве?
— Ну... Ты так говоришь о нем, будто он был особенный волот. Не бил людей, не разбойничал на дороге. Да?
Илья своеобычно пожал плечами, то есть нырнул головой в плечи.
— Забудь, Микола. Нам все равно не ужиться на одной земле. Люди дали Святогору имя не просто так, а со страху. Он, может, два-три раза в год спускался в долину, никого не трогал, а его все равно боялись. Кого боятся, того прибьют рано или поздно.
— Но он ведь был не злой волот, а, дядя?
Илья хмыкнул.
— По-своему, племяш. По-своему.
И принялся заматывать Соловому пасть. Тот не сопротивлялся.
На половине дороги их встретил княжий гонец. Удостоверился, что все живы, посмотрел на Солового и упал с коня. Возможно, сам не рухнул бы — конь помог. Насилу поймали.
— Передай, чтобы готовили встречу! — важно заявил Лука Петрович, когда гонца почистили от снега и водрузили обратно в седло. — Всю нечисть извели, да самого Солового разбойника живьем взяли! То-то будет потеха великому князю нашему и благодетелю да стольному граду Киеву!
— Ага... — ответил гонец и ускакал, даже не подумав остаться с обозом ночевать, хотя солнце уже садилось.
То ли с перепугу, то ли по природной быстроте коня, гонец обернулся быстро. За два дня пути до Киева обоз разъехался с малой дружиной.
— Приказ великого князя нашего и благодетеля — пройти всю дорогу до Карачева, — объяснил старший. — Чтобы гостям спокойнее было.
— Это мудро, — сказал Лука. — Заодно кости уберете от Девятидубья, их там много валяется. И голова старосты... Илюша! А куда мы дели голову?!
— Так у тебя в корзине!.. — отозвался из хвоста обоза Илья, то ли не расслышав, то ли думая о своем.
— Да не ту голову! Старосты голову!
— Не помню! Брата спроси!