скрестившихся на самом центре, и Никите на секунду показалось, что лучи эти
- всего лишь нестерпимый, ослепительный, обжигающе-холодный свет глаз
Kopaбeльникoffa.
детстве - восхитительно-чужой перочинный нож с пятнадцатью лезвиями. Как в
юности - восхитительно-чужую длинноногую и короткостриженую подружку. Так
можно пожирать глазами все, что не принадлежит тебе. И никогда не будет
принадлежать. Или - будет?... При условии, что ты - почти всемогущий
Корабельникоff... Но почти всемогущего больше не было. Его не стало, как
только в спертом воздухе "Amazonian Blue" разлились первые, еще осторожные
звуки "Navio negreiro". Следом за этими, почтительно склонившими голову
звуками, прошествовал голос. "Ничего особенного, - тотчас же решил Никита, -
ничего. Вот только откуда такая спесь, тоже мне, Монтсеррат Кабалье!.."
тоже.
выбралась из первого куплета. Медноволосая, медноглазая, с оливковой кожей.
Вот именно - оливковой. Тот самый вариант, который Никита терпеть не мог, -
оливки с анчоусами. И Марину-Лотойю-Мануэлу невзлюбил сразу же, скажите
пожалуйста, какая фифа! А всего-то и радости, что вставной номер в кабаке
для пьющего и жрущего миддл-класса...
кресло - приставное, его место - на параше, пусть и оснащенной самой
передовой сантехникой... Огрызок "Navio negreiro", состоявший из двух
куплетов и припева в стиле "умца-умца-гоп-со-смыком", Никита посвятил
изучению неожиданной Корабельникоffской пассии. Нет, не конкретно ей - с
певичкой все было ясно с самого начала, - а тому ощущению опасности, которое
исходило от нее.
краю пропасти, он слишком долго заглядывал в нее, он изучил все повадки
смерти. Вот и сейчас - глядя на певичку и на ее чистый, сладковато-трупный,
полуразложившийся голос, петлей обвивающий крепкую шею патрона, Никита
сказал сам себе: "Кранты тебе, Ока Алексеевич. Она тебя в могилу загонит,
как два пальца об асфальт"... Финал был ясен как день, во всяком случае -
для Никиты, вот только кривая дорожка к этому финалу не просматривалась. Да
и с чего бы ей просматриваться, никаких поводов к этому Корабельникоff не
давал, совсем напротив. Завидный женишок с хорошо поставленным бизнесом, с
хорошо развитыми хватательными рефлексами, с хорошо натренированным телом...
Да и возраст самый подходящий, лишь слегка припорошенный благородной
патиной. В этом возрасте не только детей наплодить можно, но и на ноги их
поставить, и внуков дождаться при хорошем раскладе.
поежиться. Он даже затряс головой, чтобы сбросить с себя наваждение. Но это
помогло ненадолго, а точнее - на пять минут. Ровно через пять минут
Марина-Лотойя-Мануэла оказалась за их столиком, в непосредственной близости
от осоловевшего от любви пивного барона.
- Это - Никита. Мой ангел-хранитель...
погонам ангела-хранителя. В конце концов, это была чистая правда: не дал
Корабельникоffу загнуться в свое время, протянул руку помощи едва не
окочурившемуся бедолаге. Удивило его другое: Kopaбeльникoff так хотел
понравиться чертовой Мариночке, что легко расстался с кондовыми терминами,
бросающими тень на его византийское, мать его, величие. Не задрыга личный
шофер, каких миллионы, - но ангел-хранитель; не банальный представительский
"мерс", каких десятки тысяч, - но Ноев ковчег; не занюханная пивная империя,
каких тысячи, - но римский протекторат. Со всеми вытекающими.
другим: не таким уж детским и не таким уж невинными.
было... Глаза отставной шлюхи, напичканной татуировками рецидивистки,
залетной киллерши и то выглядели бы невиннее... А эти глаза видели Никиту
насквозь, со всеми его невнятными опасениями.
нежности у Никиты взмок затылок и едва не хрустнули шейные позвонки.
треску в шее.
породистые зубы.
консервные банки вскрывать. В собачьих боях тебе бы не было равных..."
бокалам.
Никита продолжал изучать ее. И чем больше он вглядывался в это почти
совершенное лицо, тем больше терялся в догадках: как могло случиться такое,
что венцом его карьеры оказался третьеразрядный кабачишко? Оно могло бы
украсить обложку любого журнала, могло стать мечтой любого крема от морщин,
резко продвинуть на рынок любую косметическую фирму, любой модельный дом...
А вместо этого - "Navio negreiro", умца-умца-гоп-со-смыком... Может, это
всего лишь промежуточная остановка, грозовой перевал?...
рвущимися в ферзи. Они - ферзи по определению. Они не прилагают никаких
усилий, они похрустывают жизнью, как кисло-сладкой антоновкой, а сама жизнь
стелется перед ними травой, пляшет кандибобером...
пара смешных анекдотов и один несмешной, а потом Kopaбeльникoff удалился в
туалет. И Мариночка с Никитой остались одни. Некоторое время они молчали.
Активно.
поросячьего визга.
наших!
цинизму.
оборву. И не только крылья...
подбородок. Хватка была железной и бестрепетной.
совершенстве. Идеальный разрез глаз, идеальная линия губ, идеальные крылья
носа, идеальные, хорошо подогнанные скулы. Ни единой червоточинки, лучшего
надгробия для Оки Алексеевича Корабельникоffа и придумать невозможно.
Лучшего склепа.
подбородок. Тщетно.
позволила себе не таясь и вполне плотоядно улыбнуться. - Наоборот, попрошу
прибавить тебе жалованье.
которым я не нравлюсь. И их я предпочитаю держать при себе...
и мускулы теряют упругость. А поддерживать форму способна только ненависть,
И ты нужен мне как раз для того, чтобы не потерять форму.
столь непритязательной железобетонной философии.
и не удалось: вернулся Корабельникоff. И Никиту сразу же накрыло ударной
волной душной и отчаянной Корабельникоffской страсти. "Эдак ты совсем умом
тронешься, - меланхолично подумал Никита, - всю свою империю продашь за
бесценок, за один только чих этой суки, за одну-единственную ничего не
значащую улыбку"... Больше всего ему хотелось сейчас встряхнуть хозяина, а
лучше - долбануть ему в солнечное сплетение, а еще лучше - ткнуть мордой в
остывшие "чилес рессенос"... Но, по зрелому размышлению, все это бесполезно.
пока Марина-Лотойя-Мануэла исчерпает свой немудреный репертуар, после чего
Корабельникоff вызвался проводить псевдо-бразильскую диву домой. Дива,
тряхнув медным водопадом волос, предложение приняла, иначе и быть не могло.
девятиэтажной халупе, от которой за версту несло обездоленными бюджетниками