Чтение 7–й страницы книги ~Последнее желание~

- Ну да, ваши знаменитые башни, - фыркнул ведьмак.

- Да, наши башни. Однако это была очередная ошибка. Мы недооценили их, и многие сбежали. Среди принцев, особенно тех, что помоложе, которым нечего было делать, а еще меньше - терять, распространилась какая-то идиотская мода освобождать заключенных красоток. К счастью, большинство свернуло себе шеи.

- Насколько мне известно, заточенные в башнях девушки быстро умирали. Поговаривают, не без вашей помощи.

- Наглая ложь. Однако действительно они быстро погружались в апатию, отказывались от пищи... Что интересно, незадолго до смерти у них прорезывался дар ясновидения. Очередное доказательство мутации.

- Что ни доказательство, то все менее убедительное. Может, есть и другие?

- Есть. К примеру, Сильвена, хозяйка в Нароке, к которой нам не удалось даже приблизиться, так быстро она взяла власть в свои руки. Сейчас там творятся жуткие вещи. Фиалка, дочь Эвермира, сбежала из башни, воспользовавшись шнурком, сплетенным из косичек, и давно терроризирует Северный Вельгад. Бернику из Тальгара освободил дурень-принц. Его же и ослепили, и теперь он сидит в яме, а самый заметный элемент пейзажа в Тальгаре - шибеница. Есть и еще примеры.

- Именно что есть, - сказал ведьмак. - В Ямурлаке, например, правит старичок Абрад, у него золотуха, ни одного зуба, родился он, почитай, лет за сто до затмения, а не уснет, ежели кого-нибудь не обезглавят в его присутствии. Вырезал всех родственников и перебил половину страны в состоянии, как это говорится, невменяемости. Заметны и следы чрезмерного темперамента, в юности у него, кажется, прозвище было Абрад Юбкодрал. Эх, Стрегобор, славно было бы, если б жестокость владык можно было объяснить мутацией или заклятиями...

- Послушай, Геральт...

- И не подумаю. Ты не убедишь меня в своей правоте и тем более в том, что Эльтибальд не был сумасшедшим разбойником. Вернемся к чудовищу, которое тебе якобы угрожает. Я выслушал тебя и должен сказать: рассказанная тобою история мне не нравится. Но я дослушаю се до конца.

- Не перебивая ехидными замечаниями?

- Обещать не могу.

- Ну что ж, - Стрегобор засунул руки в рукава балахона, - тем больше это займет времени. Итак, история началась в Крейдене, маленьком северном княжестве. Женой Фредефалька, княжившего в Крейдене, была Аридея, умная, образованная женщина. В роду у нее было множество последователей искусства чернокнижников, и, вероятно, по наследству ей достался довольно редкий и могущественный артефакт. Зеркало Нехалены. Как известно, Зеркалами Нехалены в основном пользовались пророки и ясновидцы, потому что они безошибочно, хоть и путано, предсказывали будущее. Аридея довольно часто обращалась к Зеркалу...

- С обычным, как я думаю, вопросом, - прервал Геральт, - "Кто на свете всех милее?" Насколько мне известно, Зеркала Нехалены подразделяются на льстивые и разбитые.

- Ошибаешься. Аридею больше интересовала судьба страны. А отвечая на ее вопросы, Зеркало предсказало мучительную смерть ее самой и множества ее подданных от руки либо по вине дочери Фредефалька от первого брака. Аридея постаралась, чтобы известие это дошло до Совета, а Совет послал в Крейден меня. Думаю, не надо добавлять, что дочурка Фредефалька родилась вскоре после затмения. Я некоторое время наблюдал за девчонкой. И пока наблюдал, она успела замучить канарейку, двух щенков и ручкой гребня выколоть глаз служанке. Я проделал несколько тестов при помощи заклинаний, большинство их подтвердило, что девчонка была мутантом. Я доложил об этом Аридее, потому что Фредефальк души в доченьке не чаял. Аридея, как я сказал, была женщиной неглупой...

- Ясно, - снова прервал Геральт, - и надо думать, не шибко любила падчерицу. Предпочитала, чтобы трон наследовали ее собственные дети. О дальнейшем можно догадаться. Похоже, там не оказалось никого, кто мог бы свернуть дочурке шею. Да попутно и тебе в придачу.

Стрегобор вздохнул, воздел очи горе, то есть к небу, на котором по-прежнему многоцветно и красочно переливалась радуга.

- Я стоял за то, чтобы ее только изолировать, но княгиня решила иначе. Наняла егеря-бандита и отослала с ним малышку в лес. Позже мы нашли его в зарослях. Он лежал без штанов, так что ход событий восстановить было нетрудно. Она воткнула ему шпильку в мозг через ухо, вероятно, когда его внимание было поглощено совершенно иным.

- Если ты думаешь, что мне его жаль, - буркнул Геральт, - то ошибаешься.

- Мы устроили облаву, - продолжал Стрегобор, - но девчонка как сквозь землю провалилась. А мне пришлось срочно ретироваться из Крейдена, потому что Фредефальк начал что-то подозревать. Лишь спустя четыре года я получил известие от Аридеи. Она выследила девку, та жила в Махакаме с семью гномами зараз, которых убедила, что гораздо выгоднее обирать купцов на дорогах, чем зарабатывать антракоз в шахтах. Ее всюду называли Сорокопуткой, потому что пойманных она любила живьем насаживать на острые колья. Аридея несколько раз нанимала убийц, но ни один не вернулся. А потом уж трудно было найти желающих, слух о девке прошел повсюду. Мечом научилась работать так, что мало какой мужик мог с ней сравняться. Меня снова вызвали, я тайком явился в Крейден и тут узнал, что Аридею отравили. Все считали, что это работа самого Фредефалька, который высмотрел себе наложницу помоложе и поядренее, но я думаю, без Ренфри тут не обошлось.

- Ренфри?

- Так звали Сорокопутку. Я утверждаю, что Аридею отравила она. Князь Фредефальк вскоре погиб при странных обстоятельствах на охоте, а старший сын Аридеи пропал без вести. Конечно, и это тоже была работа девчонки. Я говорю "девчонка", а ей к тому времени стукнуло уже семнадцать. И она неплохо подросла.

- К тому времени, - продолжал колдун после недолгого молчания, - она и ее гномы уже нагнали страху на весь Махакам. Но однажды они по какому-то поводу повздорили, не знаю, то ли из-за дележа добычи, то ли из-за очередности ночи на неделе, важно, что в ход пошли ножи. Семерка гномов не пережила поножовщины. Вышла сухой из воды только Сорокопутка. Она одна. Но тогда я уже был в Махакаме. Мы встретились нос к носу, она мгновенно узнала меня и тут же сообразила, какова была моя роль тогда в Крейдене. Уверяю тебя, Геральт, я едва успел выговорить заклинание, а руки тряслись у меня страшно, когда эта дикая кошка кинулась на меня, размахивая мечом. Я заточил ее в изящную глыбу горного хрусталя, шесть локтей на девять. Когда она погрузилась в летаргию, я кинул глыбу в гномовскую шахту и завалил ствол.

- Халтурная работа, - прокомментировал Геральт. - Легко расколдовать. Нельзя было, что ли, превратить в пепел? Ведь у вас столько исключительно милых заклинаний.

- Не у меня. Не моя специальность. Но ты прав, я схалтурил. Отыскался какой-то идиот королевич, истратил уйму денег на контрзаклинание, расколдовал ее и с триумфом привез к себе домой, в какое-то замызганное королевство на востоке. Его отец, старый разбойник, оказался умнее. Отстегал сыночка, а Сорокопутку решил выпытать о сокровищах, которые та награбила вместе с гномами и хитроумно упрятала. Ошибка папеньки состояла в том, что когда ее нагую распластали на лавке у палача, у того в помощниках ходил старший сын короля. Как-то так получилось, что наутро тот же старший сын, к этому часу уже осиротевший и лишившийся родни, восседал на троне, а Сорокопутка заняла место первой фаворитки.

- Стало быть, не уродина.

- Дело вкуса. Долго ей в фаворитках ходить не довелось. До первого дворцового, громко говоря, переворота, потому как дворец тот больше походил на коровник. Вскоре оказалось, что она не забыла обо мне. В Ковире организовала на меня три покушения из-за угла. Я решил не рисковать и переждать в Понтаре. Она снова нашла меня. Тогда я сбежал в Ангрен, но она и тут меня прищучила. Не знаю, как это у нее получается, следы я заметал хорошо. Наверно, свойство ее мутации.

- А что ж ты снова-то ее в хрусталь не заключил? Угрызения совести?

- Нет. Таковых не было. Однако оказалось, что она приобрела иммунитет против магии.

- Невозможно!

- Возможно. Достаточно заполучить соответствующий артефакт или обзавестись аурой. Это опять же могло быть следствием ее прогрессирующей мутации. Я сбежал из Ангрена и спрятался здесь, на Лукоморье, в Блавикене. Год прожил спокойно, но она снова меня вынюхала.

- Откуда знаешь? Она уже здесь?

- Да. Я видел се в кристалле, - волшебник поднял палочку. - Она не одна, руководит бандой, а значит, замыслила что-то серьезное. Геральт, больше мне бежать некуда, я не знаю такого места, где бы можно было укрыться. Да. То, что ты прибыл сюда именно сейчас, не случайность. Это Предназначение. Судьба. Рок.

Ведьмак поднял брови.

- Что ты имеешь в виду?

- Я думаю, это ясно. Ты убьешь ее.

- Я не наемный убийца, Стрегобор.

- Согласен, ты не убийца.

- За деньги я истребляю чудовищ. Бестий, угрожающих людям. Кошмариков и страховидл, созданных чарами и заклинаниями таких типов, как ты. Но не людей.

- Она не человек. Она - чудовище, мутантка, проклятый выродок. Ты привез кикимору. Сорокопутка хуже кикиморы. Кикимора убивает от голода, а Сорокопутка удовольствия ради. Убей ее, и я заплачу столько, сколько ты пожелаешь. В пределах разумного, конечно.

- Я уже сказал: истории о мутации и проклятии Лилиты я считаю вздором. У девушки есть причины рассчитаться с тобой, я в это вмешиваться не стану. Обратись к войту, к городской страже. Ты - городской волшебник, на твоей стороне здешний закон.

- Плевать мне на закон, на войта и на его помощь! - взорвался Стрегобор. - Не нужна мне защита, я хочу, чтобы ты ее убил! В эту башню не войдет никто, в ней я в полной безопасности. Но что мне с того, не могу же я сидеть в ней до конца дней своих! Сорокопутка не откажется от своего, пока жива, я знаю. Ну и что, прикажешь мне хиреть в этой башне и ждать, когда придет смерть?

- Девушки сидели... Знаешь что, колдун? Надо было предоставить охотиться на девочек другим чародеям, более могущественным, и предвидеть последствия.

- Я прошу тебя, Геральт.

- Нет, Стрегобор.

Чернокнижник молчал. Ненастоящее солнце на ненастоящем небе нисколько не сдвинулось к зениту, но ведьмак знал, что в Блавикене уже смеркается. Он почувствовал голод.

- Геральт, - сказал Стрегобор, - когда мы слушали Эльтибальда, у многих из нас возникали сомнения. Но мы решили выбрать меньшее зло. Теперь я прошу тебя о том же.

- Зло - это зло, Стрегобор, - серьезно сказал ведьмак, вставая. - Меньшее, большее, среднее - все едино, пропорции условны, а границы размыты. Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще. Мне пора. Увидимся завтра.

- Возможно, - сказал колдун. - Если успеешь.

В "Золотом Дворе", лучшем постоялом дворе городка, было людно и шумно. Гости, местные и приезжие, были заняты в основном типичными для их национальности и профессии делами. Серьезные купцы спорили с краснолюдами относительно цен на товары и процентов кредита. Менее серьезные щипали за ягодицы девушек, разносивших пиво и капусту с горохом. Местные придурки прикидывались хорошо информированными. Девки всеми силами старались понравиться толстосумам, в то же время отталкивая безденежных. Возницы и рыбаки пили так, словно завтра с утра запретят выращивать хмель. Моряки распевали песни, восхваляющие морские волны, отвагу капитанов и прелести сирен, последнее - красочно и в деталях.

- Напряги память, Сотник, - сказал Кальдемейн трактирщику, перегибаясь через стойку так, чтобы его можно было услышать. - Шесть парней и девка, одетые в черные, украшенные серебром кожи по новиградской моде. Я видел их на заставе. Они остановились у тебя или "Под Альбакором".

Трактирщик наморщил выпуклый лоб, протирая кружку полосатым фартуком.

- Здесь они, войт, - сказал наконец он. - Говорят. приехали на ярмарку, а все при мечах, даже девка. Одеты, как ты сказал, в черное.

- Угу, - кивнул воет. - Где они сейчас? Что-то их не видно.

- В маленьком закутке. Золотом платили.

- Схожу один, - сказал Геральт. - Не надо превращать это в официальное посещение, во всяком случае, пока. Приведу ее сюда.

- Может, и верно. Но поосторожней. Мне тут драки ни к чему.

- Постараюсь.

Песня матросов, судя по возрастающей насыщенности ненормативными словами, приближалась к громкому финалу. Геральт приоткрыл жесткий и липкий от грязи полог, прикрывавший вход в эркер.

За столом сидело шестеро мужчин. Той, которую он ожидал увидеть, среди них не было.

- Ну чего?! - рявкнул тот, который заметил его первым, лысоватый, с лицом, изуродованным шрамом, проходящим через левую бровь, основание носа и правую щеку.

- Хочу увидеться с Сорокопуткой.

От стола поднялись две одинаковые фигуры с одинаково неподвижными лицами, светлыми всклокоченными волосами до плеч, в одинаковых облегающих одеждах из черной кожи, горящей серебряными украшениями. Одинаковыми движениями близнецы подняли со скамьи одинаковые мечи.

- Спокойно, Выр. Садись, Нимир, - сказал человек со шрамом, опершись локтями о стол. - С кем, говоришь, хочешь встретиться, братец? Кто такая - Сорокопутка?

- Ты прекрасно знаешь, о ком я.

- Что за тип? - спросил потный полуголый детина, крест-накрест перепоясанный ремнями и прикрытый на предплечьях шипастыми щитками. - Ты его знаешь, Ногорн?

- Нет, - сказал человек со шрамом.

- Альбинос какой-то, - хохотнул щуплый темноволосый мужчина, сидевший рядом с Ногорном. Тонкие черты лица, большие черные глаза и остроконечные уши выдавали в нем полукровку эльфа. - Альбинос, мутант, шутка природы. И надо же, впускают таких в шинки к порядочным людям.

- Я его где-то уже видел, - сказал плотный загорелый тип с волосами, заплетенными в косички, оценивая Геральта взглядом злых прищуренных глаз.

- Неважно, где ты его видел, Тавик, - сказал Ногорн. - Послушай, братец, Киврил только што тебя страшно обидел. Ты его не вызовешь? Такой скушный вечер.

- Нет, не вызову, - спокойно сказал ведьмак.

- А меня, если вылью на тебя эту рыбью похлебку, вызовешь? - захохотал голый по пояс.

- Спокойно, Десятка, - сказал Ногорн. - Раз он сказал нет, значит, нет. Пока. Ну, брат, говори, што хочешь сказать, и выматывайся. Имеешь возможность выйти сам. Если не воспользуешься, тебя вынесут половые.

- Тебе мне сказать нечего. Хочу увидеться с Сорокопуткой. С Ренфри.

- Слышали, парни? - Ногорн взглянул на дружков. - Он хочет видеться с Ренфри. А зачем, братец, позволь узнать?

- Не позволю.

Ногорн поднял голову и глянул на близнецов, те тут же сделали шаг вперед, бренча серебряными застежками высоких ботинок.

- Знаю, - вдруг сказал тот, с косой. - Вспомнил, где я его видел!

- Чего ты там бормочешь, Тавик?

- Перед домом войта. Он привез какого-то дракона на продажу, этакую помесь паука с крокодилом. Люди болтали, будто он ведьмак.

- Что такое ведьмак? - спросил голый. Десятка. - Э? Киврил?

- Наемный колдун, - сказал полуэльф. - Фокусник. Фокусы кажет за горсть сребреников. Я же сказал - шутка природы. Оскорбление человеческих и божеских законов. Таких надобно сжигать.

- Мы не очень обожаем колдунов, - проскрипел Тавик, не отрывая от Геральта взгляда прищуренных глаз. - Чтой-то мне сдается, Киврил, что в тутошней дыре у нас будет работы поболее, чем думалось. Их здесь не один, а ведомо, они держатся разом.

- Свояк свояка видит издалека, - зловеще усмехнулся полукровка. - И как только земля таких носит? Кто вас плодит, уродцев?

- Будь добр, повежливее, - спокойно сказал Геральт. - Твоя матушка, как вижу, достаточно часто бродила по лесу в одиночку, так что у тебя есть причина призадуматься над собственным происхождением.

- Возможно, - ответил полуэльф, не переставая усмехаться. - Но я, по крайней мере, знал свою мать. А вот ты, ведьмак, не можешь этим похвалиться.

Геральт чуточку побледнел и стиснул зубы. Ногорн, заметивший это, громко рассмеялся.

- Ну, братец, уж такого-то оскорбления ты не можешь спустить. Кажется, за спиной у тебя меч торчит? Ну так как? Выйдете с Киврилом во двор? Вечер - скукотища.

Ведьмак не ответил.

- Засранный трус, - фыркнул Тавик.

- Он вроде што-то говорил о матери Киврила? - спокойно продолжал Ногорн, опершись подбородком на сплетенные пальцы. - Што-то страшно оскорбительное, если я верно понял. Мол, распутничала или как-то так. Эй, Десятка. Неужто ты сможешь слушать, как какой-то бродяга оскорбляет матушку твоего друга? Матушка, мать ее так, дело святое!

Десятка охотно поднялся, отстегнул меч, кинул на стол. Выпятил грудь, поправил ощетинившиеся серебряными шипами щитки на предплечьях, сплюнул и сделал шаг вперед.

- Если ты сумлеваешься, - сказал Ногорн, - поясню: Десятка вызывает тебя на кулашный бой. Я сказал, што тебя отседова вынесут. Освободите-ка место.

Десятка приблизился, поднимая кулаки. Геральт положил руку на рукоять меча.

- Осторожнее, - сказал он. - Еще шаг - и тебе придется искать свою руку на полу.

Ногорн и Тавик вскочили, хватаясь за мечи. Молчаливые близнецы вытянули свои. Десятка попятился. Не пошевелился лишь Киврил.

- Что здесь происходит, черт побери! Нельзя на минуту одних оставить? Геральт очень медленно обернулся и встретился взглядом с глазами

цвета морской волны.

Она была почти одного с ним роста. Соломенные волосы были подстрижены неровно, немного ниже ушей. Она стояла, опираясь одной рукой о дверь, в облегающем бархатном кафтанчике, перетянутом нарядным поясом. Юбка была неровной, асимметричной - с левой стороны доходила до лодыжки, а с правой приоткрывала крепкое бедро над голенищем высокого сапога из лосиной кожи. На левом боку висел меч, на правом - кинжал с большим рубином в оголовье.

- Онемели?

- Это ведьмак, - буркнул Ногорн.

- Ну и что?

- Он хотел говорить с тобой.

- Ну и что?

- Это колдун, - прогудел Десятка.

- Спокойно, парни, - сказала девушка. - Он хочет со мной говорить, это не преступление. Продолжайте свои дела. И без скандалов. Завтра торговый день. Думаю, вы не хотите, чтобы ваши фокусы испортили ярмарку - столь важное событие в жизни этого милого городка?

В наступившей тишине послышался тихий противный смешок. Смеялся Киврил, все еще небрежно развалившийся на лавке.

- Да ну тебя, Ренфри, - выдавил метис, - Важное... событие!

- Заткнись, Киврил! Немедленно.

Киврил перестал смеяться. Немедленно. Геральт не удивился. В голосе Ренфри прозвучало нечто очень странное. Нечто такое, что ассоциировалось с красным отблеском пожара на клинках, стонами убиваемых, ржанием коней и запахом крови. Видимо, у остальных тоже возникли подобные ассоциации, потому что бледность покрыла даже загорелую харю Тавика.

- Ну, белоголовый, - прервала тишину Ренфри. - Выйдем в большую залу, присоединимся к войту, с которым ты сюда пришел. Он, верно, тоже хочет со мной потолковать.

Кальдемейн, ожидавший у стойки, увидев их, прервал тихую беседу с трактирщиком, выпрямился, скрестил руки на груди.

- Послушайте, мазель, - твердо сказал он, не тратя времени на обмен ненужными учтивостями. - Я знаю от этого вот ведьмака из Ривии, что привело вас в Блавикен. Похоже, вы в обиде на нашего колдуна.

- Возможно. Ну и что? - тихо спросила Ренфри, тоже не очень-то учтиво.

- А то, что на такие обиды есть городские или кастелянские суды. Кто у нас, на Лукоморье, собирается мстить за обиду железом, тот считается самым обыкновенным разбойником. А еще то, что либо завтра поутру вы вымететесь из Блавикена вместе со своей черной компашкой, либо я вас упрячу в яму, пре... как это называется, Геральт?

- Превентивно.

- Именно. Вы поняли, мазель?

Ренфри сунула руку в мешочек на поясе, достала сложенный в несколько раз пергамент.

- Прочтите, войт, если грамотный. И больше не называйте меня мазелыо.

Кальдемейн взял пергамент, читал долго, потом молча подал Геральту.

- "Моим комесам, вассалам и свободным подданным, - прочитал ведьмак вслух. - Всех и каждого извещаю, поелику Ренфри, крейгенская княжна, пребывает на нашей службе и мила нам, то гнев наш падет на голову тому, кто ей чинить припятствия вознамерится. Аудоен, король..." Слово "препятствия" пишется через "е". Но печать, похоже, подлинная.

- Потому что подлинная и есть, - сказала Ренфри, вырывая у него пергамент. - Поставил ее Аудоен, ваш милостивый государь. Потому не советую чинить мне препятствия. Независимо от того, как это пишется, последствия для вас могут быть печальными. Не удастся вам, уважаемый войт, упрятать меня в яму. И не называйте меня мазелью. Я не нарушила ни одного закона. Пока что.

- Если нарушишь хоть на пядь, - Кальдемейн выглядел так, словно собирался сплюнуть, - брошу в яму разом с твоим пергаментом. Клянусь всеми богами, мазель. Пошли, Геральт.

- А с тобой, ведьмак, - Ренфри коснулась руки Геральта, - еще пару слов.

- Не опоздай на ужин, - бросил войт через плечо. - Иначе Либуше обозлится.

- Не опоздаю.

Геральт оперся о стойку. Поигрывая медальоном с волчьей мордой, висящим на шее, он смотрел в зелено-голубые глаза девушки.

- Я слышала о тебе, - сказала она. - Ты - Геральт из Ривии, белоголовый ведьмак. Стрегобор - твой друг?

- Нет.

- Это упрощает дело.

- Не думаю. Я не намерен оставаться в стороне.

Ренфри прищурилась.

- Стрегобор завтра умрет, - проговорила она тихо, отбрасывая со лба прядку неровно подстриженных волос. - Зло было бы меньше, если б умер только он.

- Если, а вернее, прежде чем Стрегобор умрет, умрут еще несколько человек. Другой возможности я не вижу.

- Скромно сказано - несколько.

- Чтоб меня напугать, требуется нечто большее, чем слова, Сорокопутка.

- Не называй меня Сорокопуткой, не люблю. Дело в том, что я вижу другие возможности. Стоило бы их обсудить, но, что делать, Либуше ждет. Она хоть ничего, эта Либуше?

- Это все, что ты имела мне сказать?

- Нет. Но теперь иди. Либуше ждет.

В его каморке на мансарде кто-то был. Геральт знал об этом еще прежде, чем подошел к двери, и понял по едва ощутимой вибрации медальона. Он задул каганец, которым освещал себе ступени, вынул кинжал из-за голенища, сунул его сзади за пояс. Нажал ручку. В комнатке было темно. Не для ведьмака.

Он, умышленно не торопясь, как бы сонно, переступил порог, прикрыл за собой дверь. В следующий момент, сильно оттолкнувшись, прыгнул ласточкой, навалился на человека, сидевшего на его лежанке, прижал того к постели, левое предплечье сунул ему под подбородок, потянулся за кинжалом. Но не вынул. Что-то было не так.

- Недурно для начала, - глухо проговорила Ренфри, неподвижно лежа под ним. - Я рассчитывала на это, но не думала, что мы так скоро окажемся в постели. Убери руку с моего горла, будь любезен.

- Это ты?

- Это я. Слушай, есть два выхода. Первый: ты слезешь с меня, и мы побеседуем. Второй - все остается как есть, но хотелось бы все же скинуть сапоги. Как минимум.

Ведьмак выбрал первый выход. Девушка вздохнула, встала, поправила волосы и юбку.

- Зажги свечи. В темноте я вижу не как ты, а видеть собеседника люблю.

Она подошла к столу, высокая, худощавая, гибкая, села, вытянув ноги в сапогах. Оружия вроде бы у нее не было.

- Выпить есть?

- Нет.