Тебе, паразиту, лишь бы от работы увильнуть! Может, ты сам поставил крест, а
сейчас строишь обиженного! Смотри, как бы у тебя на лбу такой не вырос!
отдернул голову, слегка ударив по учительской ладони.
лопнуло! На перемене пойдем к директору!
да ткнуть носом в парту, растереть по листу, чтоб действительно отпечаталась
свастика на лбу! Так нет, в советской школе надо цацкаться с немецким
ублюдком, расшатывать нервную систему! Что ему директор - он и там будет
стоять, не опуская головы, пялить свои наглые голубые стекляшки! А вот если
дать ему пару раз кулаком или этой вазой по затылку - тогда башка сразу
опустится!
вскочил, положил злополучный лист перед Колей Шерстобитовым и быстро сделал
то, что Псин Псиныч мечтал сделать с ним - со всего размаху ткнул его лицом
в плохо заштрихованную свастику. Раздался громкий вскрик, по ватману
разбежались красные капли и брызги.
из класса и, как ястреб цыпленка, потащил по коридору, не замечая испуганных
взглядов учеников и учителей. Он только чувствовал хрупкость зажатой в
ладонях детской шеи и явственно ощущал, что едва уловимый миг отделяет его
от того мгновения, когда под судорожно стиснутыми пальцами хрустнут шейные
позвонки: одно усилие - и все...
сильнее, чем голые тела тонконогих девчонок в душе или раздевалке.
Происходящее вокруг вдруг заволокло туманом, уши заложило ватой, все чувства
сконцентрировались внизу живота, где пульсировал горячий, остро напряженный
отросток.
белобрысый, но Псиныч, уже не владея собой, продолжал сжимать пальцы.
Внезапно вдоль позвоночника пробежал электрический разряд, все тело
содрогнулось, и острое напряжение внизу прорвалось тугими выбросами спермы:
раз, два, три... Такого легкого оргазма у холостого, чуравшегося женщин
Псиныча никогда не случалось. Добиваться семяизвержения каждый раз
приходилось тяжким трудом и всевозможными ухищрениями.
уши отложило. Педагог стоял у директорского кабинета, вырвавшийся Вольф,
спасаясь, сам распахивал дерматиновую дверь. Рядом стояли географичка с
химичкой, они вытаращили глаза и осуждающе качали головами.
вас такое лицо... - Не дослушав, он рванулся за Вольфом. В штанах было мокро
и противно, казалось, что эту мокроту можно увидеть со стороны.
узлом волос подняла голову от бумаг:
тяжело дышал и машинально отряхивал ладонью брюки.
отказывался выполнять классное задание, ударил меня, избил до крови ученика!
На педсовете я буду ставить вопрос об исключении, и многие товарищи меня
поддержат...
повторять знаменитую, несколько переиначенную фразу: "Школа - это я".
интернационализм еще никто не отменял! Я член райкома партии и депутат
райсовета, поэтому в таких делах разбираюсь лучше вас и ваших "товарищей"! И
фракционной деятельности за своей спиной не потерплю!
грызть заушник.
трудовик, вы не соглашаетесь вести за них уроки. А часы физкультуры сами
выпрашиваете у завуча! Причем мальчиков отправляете гонять мяч, а с
девочками занимаетесь вплотную: подсаживаете на турник, поддерживаете на
брусьях...
распространяет такие слухи...
подготовку?
Константинович с гордо поднятой головой вышел из кабинета и даже прикрыл
дверь чуть громче, чем допускает почтительность к начальству. Директриса
перевела взгляд на красную шею мальчика.
ладно... За что же ты избил товарища?
это говорить: вроде как сам ябедничает.
прошлась по кабинету. На синем лацкане ярко выделялся красный флажок.
волком...
признают. И сам, и остальные...
явственно прозвучало многоточие.
вообще разговор получался какой-то скользкий - на всякий случай лучше
выдержать паузу подольше, кто знает, как можно будет истолковать любые
слова, сказанные сразу же, сейчас.
оговорка. Это позиция. Вот он какой ряд выстроил, вот на кого руку поднял!
Этак и до идеологической диверсии недалеко... Недаром в райкоме постоянно
напоминают о бдительности, да и куратор из органов предупреждает каждый
раз... Придется звонить и в райком, и Александру Ивановичу...
- Тут пахнет антисоветчиной. Ни один советский пионер до такого бы не
додумался!
иногда проскальзывало в разговорах отца с дядей Иваном. И он понимал, что за
ним кроется нечто ужасное и опасное для семьи.
чем ты думаешь! Мало того, что избиваешь учеников, срываешь уроки, так ты
еще держишь фигу в кармане, смеешься над нашими ценностями! Ты помнишь про
Гитлера, а надо помнить о Кларе Цеткин и Розе Люксембург! И... И...
коммуниста Тельмана, но забыла, как его звали, а без имени получалось
слишком фамильярно. От этой неловкости она разозлилась по-настоящему.
выпотрошенный и перевернутый портфель. По проходу веером разбросаны книжки и
тетрадки. На каждой обложке нарисована свастика. Синими и фиолетовыми
чернилами. Шерстобитову кто-то помогал.
Больше всего ему хотелось выбросить их в мусорник. Но приходилось, отряхивая
смятые листы от оранжевой мастики, складывать все обратно в портфель. Он
знал, что резинкой стереть эти позорные знаки не удастся. Поэтому достал
ручку и стал обводить их квадратом - получались окошки, какие он рисовал на
домиках еще до школы, совсем маленьким. И вспомнил, как отец учил его
рисовать окна побольше:
ватмана, и стены подъезда рядом с квартирой. Их ничем не сотрешь. А если
сотрешь - появятся новые. Десятки, сотни окон. Но свет сквозь них не
проникает, наоборот - вязко продавливается мрачная и плотная чернота,
наполняющая душу отчаянием. Наверное, дядя Иван прав - лучше жить там, где
ты такой же, как все вокруг. Тогда никто не поставит тебе позорное клеймо!