убил их?
значили - Гилл понимал, что столкнулся с чем-то значившим неизмеримо
больше, чем интриги-однодневки.
никто.
отдавший приказ, должны быть исполнители.
но слишком долго пришлось бы рассказывать и нет уверенности, что я назову
виновников, - порой очевидец событий знает меньше, чем тот, кто сто лет
спустя пишет исторический труд.
после смерти Геракла, куда исчезла рукопись и была ли она - неизвестно.
Архилох была интересный малый, этакая смесь воина и книжника, - во времена
моей молодости таких хватало, да и нынче они не перевелись.
расправа Геракла с кентаврами и его смерть. Вдруг распался отряд Геракла:
кто погиб, кто побрел неизвестно куда. Я так и не выяснил подробностей -
не до того было.
сейчас кто-нибудь, кому нужно захватить или уничтожить рукопись Архилоха?
Есть ли в этой рукописи что-то, из-за чего и сегодня гибнут люди? Царь!
Откинул голову, прижав затылок к резным кедровым доскам, бледность
заливала крупное лицо с резкими красивыми чертами, похожее на каменные
львиные морды с микенских ворот. Гилл вдруг подумал, что Тезей стар. До
сих пор такой мысли не приходило в голову, язык не поворачивался
произнести это слово, потому что почтенный возраст и старость - понятия с
разным содержанием. Сейчас они слились в одно, и Гилл не узнавал своего
кумира, своего героя.
присутствии или нет:
Геракла не было ни одного седого волоса, ответы казались недвусмысленными
и четкими, все было по плечу, и мы верили, что не сегодня завтра
перевернем мир. Но проходят годы, и с каждым новым свершением видишь, что
впереди высятся те же неприступные вершины, а друзья и соратники один за
другим уходят в небытие...
предостаточно - смерть в расцвете красоты и молодости Ипполиты, первой
жены, той самой прекрасной амазонки, смертельная вражда второй жены,
Федры, с пасынком Ипполитом, ее безумие и самоубийство, смерть Ипполита.
Годы заключения в Аиде. Раны, тяготы долгих походов, бешеный,
нечеловеческий труд - сколачивание и укрепление новой Аттики. Для обычного
человека слишком много. Да и для сына Посейдона - тоже. Но он не может, не
должен, не имеет права сломаться - человек, полубог, в которого я
беззаветно верю!"
царапнуло понимание, что Тезей, оказывается, может быть и другим.
Архилоха? Есть ли в ней самой что-то настолько важное? Что-то, до сих пор
не потерявшее значения?
прекратить это дело. К чему нам сражаться с лемурами? [в древнегреческой
мифологии лемуры - тени мертвых, беспокоящие по ночам живых]
перестаю что-либо понимать, а меж тем мне как раз надлежит все понимать и
все предусмотреть. Не говоря уже о том, чтобы все знать. Чьи руки тянутся
из прошлого и что произошло двадцать лет назад у горы Эримант?"
Пропадает оружие, а виновных никак не удается отыскать. Менестей собирает
все больше слушателей.
чем какой-то горлопан, который вообще не сделал ничего.
слежу за нашими царедворцами, пытаясь угадать, у кого из них может
оказаться под одеждой кинжал.
время. Я могу идти?
старыми.
ничего, и сановники торопливо отшатывались, вновь поминая злым шепотом
проклятого Дорийца, а челядь рангом пониже, не имевшая права негодовать
вслух, со сладкими улыбочками кланялась, прижимаясь к стенам. Он был в
ярости. Холодная, мрачная, пахнущая кровью тень, словно вырвавшееся из
Аида тяжелое черное облако, наползала на солнечные, безмятежные Афины.
Может быть, видел и ощущал ее ядовитое дыхание только он, а Тезей...
Что-то непонятное и тревожащее происходило с Тезеем.
Гилл поманил отвечавшего за тайную охрану дворца сыщика Сигму и сказал
резко:
взглянул, и Эпсилон грустно кивнул в ответ. Кто-то распахнул неприметную
калитку, Гилл прыгнул в колесницу, возничий дико заорал, и рыжие хеттские
кони с коротко подстриженными гривами понеслись за ворота. Гремели колеса,
возничий кричал "хай-хай-ю!", люди шарахались, Гилла швыряло, как попавший
в бурю корабль, но он не замечал ни ударов, ни толчков. В голове
бессмысленно вертелась старая сказка о дураке Коребе, который надумал
как-то пересчитать морские волны, а сам не умел считать до пяти.
Эпсилон беззвучно несся следом.
было спокойным и строгим, глаза открыты, и белая рукоятка ножа из оленьего
рога, торчавшая против сердца, почти сливалась с бельм хитоном и не сразу
бросалась в глаза. Гилл наклонился, невольно заглянул в свиток, лежавший
под откинутой правой рукой Старика:
в результате незнания всех подробностей жизни Геракла, либо в угоду
потрафить вульгарным любителям сенсаций. Другие же, напротив, продолжают
считать Архилоха существовавшим в действительности другом и бытописателем
Геракла".
Гилл с чистой совестью отправил бы трупы к божедомам, не узнал об
Архилохе, не прикоснулся к тайне. Продолжая размышлять над случившимся,
Старик мог доискаться до неких истин и потому должен был замолчать. И
замолчал.
вернее, констатацию факта, что ровным счетом ничего не известно. Никто из
многочисленных слуг, чад и домочадцев ничего не видел, ничего не слышал и
ничего не знал.
голос из-за подглядывающих в дверь слуг. - Наши сыщики не проглядели бы
пытающегося проникнуть в дом постороннего. Сообщник был в доме. И он
вовлечен в убийство второпях, на скорую руку - будь он более надежен, ему
поручили бы подбросить яд. Но они торопились, надо полагать.
или привратника - последнюю спицу в колесе, но нам-то нужен тот, кто за
всем этим стоит.
лемура не способна держать нож. Да и появляются лемуры только ночью. А
боги не делают ошибок. Они вообще не дали бы Старику встретиться с тобой.
Это люди, Гилл. И все же...
сказал Гилл. - От меня и от вас никто еще не уходил. Охранявших дом
сыщиков взысканиям не подвергать - они не виноваты, виноват один я, а я
привык платить свои долги. Оставайся здесь и ищи сообщника.
дыбы лошадей, выезжавших из боковых улиц упряжек, возничий нахлестывал
лошадей вожжами с медными шипами и орал не переставая, почувствовав, как
нужны сейчас Гиллу этот крик и заполошная езда квадриги, не дающие
возможности сосредоточиться, избавляющие от тягостной необходимости
думать.
вошел. Маленькая полукруглая камера с окном в потолке. За столом уныло