Чтение 7–й страницы книги ~Дорога скорби~

-- Продолжай.

-- Понимаешь, там были три двухлетки, и у каждой из них была отрубле-
на нога.

Я почувствовал то же отвращение, которое видел у него на лице.

-- Один жеребец в марте, -- сказал он. -- Один в апреле. Один в мае.

-- И не в полнолуние?

-- Не совсем. Просто в лунные ночи.

-- Но почему ты не написал об этом?

-- Меня посылали писать о крупных бедствиях, -- терпеливо объяснил
он. -- Воздушные катастрофы, массовые убийства, десятки несчастных случаев.
Какой-то псих, который раз за разом рубит ноги лошадям, -- это не самое
главное, но, может быть, я этим займусь. Агентство новостей ничего на этот
счет не добыло, но я намерен почитать провинциальные газеты. Старая привыч-
ка. Где-нибудь да промелькнет что-то о нападениях на животных. Такое посто-
янно случается. Лошади, овцы, собаки -- психи ко всем тянут свои грязные
лапы. Давай займемся, и, если в этом месяце еще что-нибудь такое случится,
я буду не прочь обсудить это за кружкой. А пока не отдавай чего накопа-
ешь... в другие газеты. Я хочу получить свою сенсацию.

-- Буду молчать, -- пообещал я. -- Если:

-- Если что? -- с подозрением спросил он.

-- Если ты сможешь дать мне список людей, чьи чистокровные лошади
стали жертвами.

-- Это будет тебе кое-чего стоить, -- предупредил Кевин.

-- Согласен, -- ответил я, и мы сошлись в цене и в том, что я ему
первому отдам любую историю, которую раскопаю.

Он выполнил свои обязательства в тот же день, прислав с курьером за-
печатанный коричневый пакет с фотокопиями небольших заметок из газет Ливер-
пуля, Ридинга, Шрусбери, Манчестера, Бирмингема и Йорка. Во всех газетах
указывались имена и адреса владельцев пострадавших лошадей, так что я сел в
машину и навестил их. Четыре дня спустя, когда я вернулся в дом Линды Фернс
в Кенте, я уже наслушался о негуманном отношении людей к лошадям столько,
что хватит на всю жизнь. Причиненные увечья и в самом деле превосходили все
мыслимые пределы, но по сравнению с тем, что случилось с тремя двухлетками,
все они были случайными и цельной картины не составляли. Связь прослежива-
лась в случаях с отрубленными ногами.

-- Я нашла его ногу возле поилки на пастбище, -- сказала мне одна
женщина. -- Я не могла в это поверить. Просто нога. Правду говоря, меня
вырвало. Он был такой симпатичный жеребчик. -- Она вздохнула. - Его не было
возле этой ноги. Он бродил неподалеку на трех ногах и щипал траву. Просто
пасся, как будто ничего не случилось. Похоже, он совсем не чувствовал боли.

-- Что вы сделали? -- спросил я. -- Я вызвала ветеринара. Он при-
ехал... Он дал успокаивающее мне. Он сказал, что мне это нужно больше, чем
жеребцу.

-- Был ли ваш жеребец застрахован?

Она не обиделась на этот вопрос. Я подумал, что ее уже много раз об
этом спрашивали. Страховки не было. Они сами разводят чистокровных лошадей,
сказала она. В этот день они были на состязаниях в Челтенхэме и выиграли
Золотой кубок -- это был день триумфа, а на следующее утро...

Я спросил имя и адрес ветеринара и отправился навестить его.

-- Как была отрублена нога? -- спросил я.

Ветеринар наморщил лоб.

-- Я точно не помню. Сделано было аккуратно, кровь почти не шла. На
траве примерно в ярде от отрубленной ноги была лужа крови -- и все. Жеребец
позволил мне подойти. Он выглядел спокойно и нормально, вот только передняя
нога кончалась у щетки.

-- Это было сделано топором?

Он задумался.

-- Я бы сказал, что скорее это было мачете. Всего один удар, быстрый
и точный. Тот, кто это сделал, знал, куда целиться, если только это было не
просто везение.

-- Вы говорили с полицией?

-- Конечно. Приехал детектив в чине сержанта. Его тоже вырвало. Потом
я позвал живодеров, и они завалили жеребца. Проклятые вандалы! Я бы им са-
мим ноги поотрубал и посмотрел, как им понравится ковылять на обрубках.

Тут он вспомнил о моей покалеченной руке и покраснел, смущенный и
сконфуженный. Это дело насчет моей руки было шумным. Все знали, что про-
изошло. Я в конце концов перестал вздрагивать, когда мне об этом напомина-
ли.

-- Да ничего, -- сказал я.

-- Простите. Язык у меня длинный...

-- Как вы думаете -- может, ампутацию произвел ветеринар? Или кто-то,
знакомый с хирургией? Было ли это сделано скальпелем? Делали ли жеребцу
местную анестезию?

-- Не знаю, -- расстроенно сказал он. -- Я только могу сказать, что,
кто бы это ни сделал, он умеет обращаться с лошадьми. Этот жеребец бродил
на пастбище, хотя и был объезжен.

Я поехал повидаться с сержантом, который выглядел так, будто от одно-
го воспоминания его опять вывернет наизнанку.

-- Я видел множество покалеченных людей. И трупы тоже видел, -- ска-
зал он. -- Но это совсем другое дело. Бессмысленное. У меня даже желудок
взбунтовался.

У полиции не было подозреваемого. Для них это было отдельное событие,
а не часть общей картины. Единственное свидетельство, которое они имели, --
это :что от поля, где пасся жеребец, удалялся голубой "Лендровер", а "Лен-
дроверов" в сельской местности тринадцать на дюжину. Дело не закрыли, но и
не вели активного расследования. Жеребец и его копыто давно отправились на
фабрику по производству клея.

-- У вас есть какие-нибудь фотографии? -- спросил я. Сержант ответил,
что фотографии -- дело полиции, а не общественности.

-- Я знаю, кто вы, -- добавил он, -- но для нас вы -- общественность.
Извините.

Хозяйка жеребца сказала, что была слишком потрясена, чтобы заботиться
о фотографиях.

Я поехал дальше, на север Ланкашира, и попал в бурю эмоций. Рослый,
шумный и взбешенный фермер -- из тех, кто всегда знает все лучше других, --
дал волю своему праведному гневу, кричал мне в лицо, брызгал слюной и тыкал
в воздух пальцем, выпятив челюсть в классическом животном выражении агрес-
сии.

-- Лучший жеребец, какой только у меня был, -- бушевал он. -- Он сто-
ил мне кучи денег, но был хорош. Порода, стать и все такое. И быстрый, ска-
жу я вам. Он должен был скакать в Ньюмаркете на следующей неделе.

Он упомянул известного тренера, который, как я знал, не работал с
пустышками.

-- Прекрасный жеребец, -- продолжал фермер. -- И потом эти полицей-
ские спрашивают, не убил ли я его, чтобы получить страховку! Я вас спраши-
ваю, что это такое! Он не был застрахован. Я им так и сказал. Они сказали,
что я не могу подтвердить, что он не был застрахован. Вы понимаете? Вы зна-
ете, что можно подтвердить, застраховано ли что-то, но нельзя подтвердить,
что вы ничего не застраховали? Вы это знаете?

Я сказал, что слышал об этом.

-- Я их послал! Они не искали того, кто отрубил моему коню ногу, они
только проверяли, не я ли это сам сделал. Они так меня обозлили...

Ему не хватило слов, и он умолк. Я встречал людей, которых несправед-
ливо обвиняли в поджогах, избиении детей, воровстве и взяточничестве, и по-
этому я знал этот тон оскорбленной невинности. Я готов был поспорить, что
разозленный фермер не рубил ногу своему жеребцу, и так ему об этом и ска-
зал. Он сильно удивился.

-- Вы мне верите?

-- Конечно, -- кивнул я. -- Все дело вот в чем: кто знал о том, что
вы купили прекрасного быстрого жеребца и держите его на своей ферме в поле?

-- Кто знал? -- Он выглядел виноватым, как человек, столкнувшийся с
неприятным фактом. -- Я трепал языком направо и налево. Да половина граф-
ства знала. И еще я хвастался им в Эйнтри, накануне Большого национального.
Я был одним из спонсоров этого ленча -- ну, "Топлайн фудс", -- и с жеребцом
было все в порядке. Утром я его проведал. А на следующую ночь, после Наци-
онального, это и случилось.

Он сам сделал цветные фотографии, не доверяя полиции, и с готовностью
показал их мне.

-- Передняя бабка, -- сказал он, тыкая пальцем в сделанный крупным
планом снимок отрубленной ноги. -- Отсечена точно под щеткой. Почти в сус-
таве. Вон, видите -- белые концы костей.

Фотографии дрожали в руках. Не помогло и то, что я видел собственную
левую кисть почти в таком же состоянии.

-- А что думает ваш ветеринар? -- спросил я.

-- То же, что и я.

Я отправился к ветеринару. Одним ударом, сказал он. Только одним. Ни-
каких пробных ударов. Точно в самом уязвимом месте конской ноги.

-- Каким орудием?

Он не знал.

Я поехал в Йоркшир, где месяцем раньше, во время Йоркских весенних
скачек, в лунную ночь лишился передней бабки каштановый жеребец-двухлеток.
Один удар. Страховки нет. Потрясенные владельцы. И никаких зацепок.

На этот раз владельцами оказались сдержанные супруги со старомодными
манерами и непоколебимым достоинством. Они были крайне возмущены и потрясе-
ны, столкнувшись с таким открытым злом, которое могло без причин уничтожить
прекрасное создание -- в данном случае превосходного, быстрого, благородно-
го коня.

-- Зачем? -- спрашивали они меня. -- Зачем кому-то совершать этот
бесцельный и безнравственный поступок?

Я не мог ответить. Я только побудил их поговорить, излить страдание и