людей и повел их к автобусной остановке. Хотя Муха пил несоизмеримо меньше,
даже под стол лил, он все же поднабрался. И это несмотря на физическую
форму. На остановке он понял, что тащит на своем горбу не троих, а четверых.
Кум, как оказалось, тоже внял пафосным Мухиным призывам и, по-видимому, тоже
собрался в Верхнее Синевидное. Отступать было поздно, автобуса не было, и
Муха поймал машину.
а сам сгонял в камеру хранения за рюкзаком. Погрузка тел на подошедшую
вскоре электричку состоялась в два приема. Сначала кум и Петро, потом Павло
и Йван. Где находится Синевидное, Муха представлял смутно, но каким-то
образом понял, что электричка не прямая. Он расспросил публику и выяснил,
что пересадку надо делать в Стрые. И это привело Олега в легкий ужас -- его
попутчики превратились в недвижимое имущество.
потому что Муха не успел-таки выгрузить аборигенов, пришлось проехать до
Гребенива. От Гребенива полдороги плелись пешком, но потом подловили
попутный грузовичок. И еще долго петляли по переулкам предгорного села,
отыскивая нужную хату -- в точности как когда-то гоголевский Каленик.
старухи и молодка, впрочем, не такая уж чтобы молодая, обрадовались
мужу-сыну-зятю и остальным гостям, усадили за стол и Муху, и сопровождаемые
им полутрупы, и в мгновение ока накрыли стол. Муха полностью протрезвел, но
изрядно устал. А тут на столе мертвенной мутью заблестели бутыли самогона.
Вид родного напитка, а не паленой "Гжелки" пробудил от дремы даже
доставленных им покойников. Вот тогда-то и началось. На Муху, при его малой
массе, аборигеновка подействовала сокрушительно. Он держался до последнего,
но к утру уже вовсю подтягивал и "козакы йдуть" и "Ничь така мисячна".
почтением. Его героизм при доставке сельчан к месту жительства не прошел
незамеченным. Муха потом вспоминал, что даже с кем-то целовался, но не был
уверен, что не со старухой.
доверия, выдворили на сеновал. К Мухе ночью приходила какая-то женщина, но
он ей отказал, поскольку рассмотреть ее был не в состоянии и боялся, что это
его пытаются изнасиловать те самые крючконосые старухи.
он проснулся абсолютно трезвым и принялся оценивать обстановку. Обстановка
была абсолютно никакой -- кроме звуков мирного трудового дня, других
сигналов в утреннем эфире не проскальзывало. И Муха откинулся еще на четыре
часика.
список входили исторические и архитектурные достопримечательности. Каюсь, с
этим ценным материалом мы знакомились весьма поверхностно. Второй список мы
штудировали как положено. Штаб СНПУ, штаб УНА-УНСО, областная милиция,
областная "контора", то есть Служба безопасности Украины, штаб
Прикарпатского военного округа. Город больше напоминал лабиринт, но у нас
была ариаднина нить -- Борода прихватил с собой примитивную, но удобную
схему Львова. Он хорошо знал город и старался сориентировать и нас.
Более-менее это получалось.
город густой, источающей аромат сетью. Едва ли не в каждой мы выпивали по
чашечке турецкого кофе, и уж точно в каждой такой забегаловке кто-нибудь
обязательно поднимался навстречу нашему чичероне, радостно здоровался, и
начинался нудный обмен местными сплетнями. Борода уверял, что таким образом
мы непременно заведем несколько нужных знакомств, однако часов до шести эти
надежды не оправдывались никак.
раз, свернули два, и тут я разинул рот. Вывеска гласила, что мы имеем честь
идти по улице Джохара Дудаева. Борода, заметив наше недоумение, объяснил:
свободолюбивых чеченцев, притесняемых клятыми москалями.
драпированному громадными желтыми тряпицами, украшенными стилизованными
свастиками. Поглазели на то, что здесь называется проспектом. Бульварчик
метров сто пятьдесят длиной. Поглазели на этот рейхстаг и спустились в
подвал кондитерского магазина. Борода стал заказывать неизменный кофе, но мы
предпочли горячий шоколад.
приятный сюрприз. Из-за дальнего столика, полускрытого в темноте
подвальчика, вышел лысоватый коротышка и поздоровался с нашим проводником:
Александр Вильчурский!
по-русски.
есть пять тополей. Кстати, где же Муха? С утра его не видно. А должен бы
торчать где-то поблизости.
косить под местного. Но Лэсык из интеллигентных соображений перешел на
русский язык, хоть для этого ему и пришлось прикладывать героические усилия.
народа?
говорил не так, как с нами, мягчил "г" и немилосердно "шокал".
услугу?
поржать для приличия.
последовало, слава богу. Лэсык пообещал принести карту завтра сюда же, в это
же время. Он всегда пьет здесь "каву" после работы. Просит у панства
прощения за шутки. Он не напугал панов москвичей? Нет? Слава богу. Он и не
хотел пугать. Украинский национализм -- не более чем слух, распускаемый
московской прессой. Здесь народ мирный, в городе живут и русские, и поляки,
и евреи, и никто их не трогает. До побачэння. Ларисе -- привет!
пункт нашей сегодняшней экскурсии. Док спросил:
Нам что, живите! А поди ты устройся на работу с фамилией Иванов! Нет,
конечно, никто тебе не скажет, что, мол, москалей не берем. Просто откажут
по тысяче причин! В Львовском университете не осталось ни одного русского
профессора. О евреях я уж не говорю. Так евреи хоть уехали, а русским
податься некуда! Профессор Скобелев, историк, друг Льва Гумилева, кормится
тем, что потихоньку распродает свою библиотеку! А новые профессора истории
учат, что Трою основали запорожские казаки. Это не шутка, я сам учебники
видел... А народу время от времени подкидывают что-нибудь для поддержания
накала. Вот здесь, -- Борода показал на летнее кафе, -- год назад в пьяной
драке убили гениального украинского композитора Игоря Билозира. Его так
любил народ, что последние несколько лет он бомжевал, потерял всяческий
человеческий облик. Вот только гонор и национальное самосознание не потерял.
Какие-то ребята пили пиво и говорили по-русски. Он полез им объяснять
примитивность и убогость русского языка и воспевать величие и певучесть
украинской мовы. Его уронили на асфальт, он копыта и откинул. Что здесь
было! Мигом вспомнили своего забытого гения. И тебе митинги, и тебе общества
в защиту, и общества борьбы. Разумеется, убили русские! И не просто русские,
а, конечно, московские спецслужбы уничтожили гордость украинской нации.
поинтересовался Док.
девяностом, я имел неосторожность высказывать некоторые свои мысли вслух.
Кое-кто должен помнить. Я потом, конечно, сделал вид, что осознал,
пересмотрел, глубоко и искренне раскаялся и к тому же случайно выяснил, что
мой прапрадед был запорожским казаком. Написал громадного козака на коне на
фоне ржи и неба -- чтоб получился жовтоблакитный прапор -- и вывесил этот
кошмар у Ларисы -- там у меня приемная. Но, кстати, это все равно не
помогло. На "пятачок" -- это местный уличный вернисаж -- добро пожаловать. А
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Глуховский Дмитрий
Андреев Николай
Березин Федор
Апраксина Татьяна