контракта, то есть через пять лет, я получаю свободу с условием постоянного
молчания в течение пятидесяти лет после того, как завершится срок контракта.
Это меня вполне устраивало, ибо давало надежду дожить до восьмидесяти.
над листами бумаги или шлепал по клавишам компьютера. Кое-что, конечно, я
сдавал и письменно, и устно, и на компьютере, и даже на полиграфе "детектора
лжи". Однако большую часть времени люди, которые проверяли мои способности,
интересовались тем, как я умею убивать и калечить. Во всяком случае, я
показал им все, чему научился в Азии и в Африке, и даже почему-то чуть-чуть
больше.
маялись с этими играми. Довольно быстро они выбывали из наших рядов. Как они
исчезали и куда - неизвестно. Утром, когда мы просыпались, могло кого-то не
хватать. Перед занятиями инструктор мог сказать: "А вы, Рыжий, останьтесь в
казарме!" После этого Рыжего больше никто не видел. Кстати, следует
упомянуть, что никаких имен мы не имели - только клички. Их нам раздали в
первый день. Меня звали Капралом - видимо, считали, что это звание ко мне
подходит. Инструкторов было три. Все они ходили в вязаных масках и
перчатках, с дымчатыми очками-консервами на глазах, и никто из нас ни разу в
жизни не видел ни одного участка их тела. Таково было и наше одеяние.
кондиционером, водопроводом и канализацией. У каждого в казарме был свой
отсек, где имелся необходимый набор удобств, позволяющий оправляться и
умываться. Несомненно, там стояла и аппаратура прослушивания, а также
скрытые телекамеры. Раздеваться, снимать маску и перчатки разрешалось только
здесь. Общаться дозволялось лишь в присутствии инструктора. После выхода на
очередные тесты, во время перерывов на завтрак, ланч, обед и ужин
инструкторы приводили нас в казарму и запирали каждого в отсеке, где уже
стояла еда. Откуда она появлялась и где ее готовили, так и осталось для меня
загадкой - ничего похожего на кухню на базе не было, по крайней мере, на
поверхности земли, в пределах ограды. Сколько вокруг базы было оград - никто
не знал, а задавать вопросы запрещалось. Впрочем, нам ни разу за все время
тестов не позволили идти куда-либо без инструкторов. Выйти из отсека без
инструктора не мог никто. Дверь запиралась на ночь так же, как и в любой
другой момент, когда мы находились там, с помощью электронного замка, код
которого знал только инструктор. Где жили инструкторы и откуда они брались,
мы не знали.
потому что определить точное число было сложно. О том, что вначале нас было
двадцать или около того, я догадался по числу дверей отсеков. Однако на
одном и том же занятии, редко присутствовало более десяти человек. Время
приема пищи для разных групп было разное. Тесты тоже проходили в разных
местах и в разное время. Отбой мог быть в три ночи, а мог - ив час дня.
Расписание на каждый день знал только инструктор.
останьтесь!" - могла означать и просто вызов к врачу. В дальнем конце нашего
бункера-казармы была дверь, за которой имелся диагностический кабинет,
оборудованный по самому последнему слову техники. Врач, одетый в
противочумный костюм, то есть не менее безликий, чем у нас и инструкторов,
самостоятельно брал все анализы, облеплял датчиками, осматривал, но не
задавал ни одного вопроса. Никаких сведений о результатах этих тестов мы не
имели. Убежден, что очень многие выбыли из игры именно после медицинских
тестов.
инструктор по завершении занятий сказал: "Завтра тесты кончаются,
поздравляю, парни!"
погрузили в маленький самолет и заставили прыгать. Я должен был прыгнуть без
парашюта, а один из парней - передать мне его во время падения. Не знаю,
кому нужен был этот цирковой трюк. У меня лично были серьезные сомнения, что
все закончится хорошо. Подготовка к прыжку была довольно слабая, и мое
мнение было, что проводить все в реальных условиях рановато. До этого мы два
или три раза имитировали прыжок с передачей парашюта - то есть я получал
парашют в воздухе, но на случай неудачи у меня имелся другой. А тут я прыгал
совсем без парашюта. Никак не пойму, имело ли это какое-то практическое
значение или нет.
яркая картинка того, как парень, по кличке Суинг, подплывает ко мне в
воздухе, и я точно вдеваю себя в лямки, а затем отлетаю от Суинга и дергаю
за кольцо. И дальше все пошло совсем прекрасно: хлопок, рывок, плавное
снижение на поляну по спирали, мягкое касание на обе ноги... Однако хотя я
ощущал, что жив, здоров и ничего со мной наяву не случилось, в мозгу
постоянно крутилась блеклая, словно недодержанная размытая фотография,
картинка совсем иного исхода. То ли я переволновался, то ли слишком уж четко
представил себе, что могло произойти, но эта картинка не раз и не два
всплывала из недр мозга и заставляла меня ежиться от ужаса. Причем, что
особенно страшно, я почти физически ощущал тот порыв ветра, который
отшвырнул меня в сторону от Суинга футов на шесть. Он не сумел приблизиться
ко мне, и я понял, что это все... Может быть, мне пришло это в голову только
после приземления, а может - еще до прыжка. Но странно: почему-то мое
воображение отказывалось дорисовать к этому альтернативному исходу финал -
удар о землю, собственный труп, видимый со стороны. Нет, дальше этого
блеклая картинка не шла.
день, остаток которого я помнил весьма смутно.
остальные двое - понятия не имею. Здесь тоже были горы и джунгли, но тут мне
разрешили общаться с теми, кого я мог бы назвать товарищами. Имен, правда, и
здесь не называли, но, по крайней мере, разрешали видеть лица. Итак, в этом
месте нас оказалось семеро: шесть мужчин и одна женщина.
уверен в том, что в действительности он не генерал или полковник. Он был
больше других похож на супермена. У него было жесткое, резко очерченное лицо
с оливковым загаром, правда, слегка испещренное разного рода рубчиками,
шрамиками и оспинками. Все зубы у него были искусственные, и улыбался он
словно голливудский актер - ослепительно. Впрочем, в этом ослепительном
белозубии было что-то угрожающее. Возраст Капитана определить было очень
трудно. Ему могло быть и тридцать, и шестьдесят.
хиппи, волосами, стянутыми тесьмой. Выглядел он весьма беззащитно -
студент-интеллектуал, да и только. Он был очень вежлив, говорлив и мог
часами рассуждать о высоких материях. Однако хотя дымчатые очки, которые он
носил почти постоянно, придавали ему безопасный, успокаивающий вид, как,
впрочем, и все остальное его обличье, парень этот был способен с пятидесяти
метров из любого пистолета попасть в кружок диаметром в дюйм, причем сделать
это десять раз подряд минимум. А удар его кулака запросто разбивал стопу в
пятнадцать черепиц. Звали этого парня Комиссаром. Как мне кажется, он был
вдвое опаснее для противника, чем Капитан, потому что его сила и ловкость
были умело скрыты, а не выставлены напоказ, как у Капитана. Любой, видя
Капитана, стал бы его остерегаться, но никто не стал бы остерегаться
Комиссара - и поплатился бы, можно не сомневаться.
мое положение в группе примерно соответствовало этому званию. Впрочем, все
мы получили на редкость прочную и довольно удобную камуфляжную форму без
каких-либо знаков различия, а потому похвастаться нашивками я не мог.
а ботинки напоминали десантные баржи; Камикадзе, невысокий и некрупный
парень, способный проделывать некоторые штучки из арсенала японских ниндзя,
но не японец, а стопроцентный еврей; Пушка, огромный негр, лопавшийся от
мышц, способный запросто поднять над головой Малыша в полном боевом
снаряжении, то есть килограммов двести; наконец, единственная дама в нашей
компании - Киска. Я бы лично предпочел называть ее тигрицей или пумой.
Несмотря на то, что фигура у нее могла бы побороться за звание хотя бы "мисс
Техас", а личико было вполне симпатичным, в рукопашном бою она была
опаснейшим противником. Когда в первый день Малыш попытался в шутку ее
обнять, Киска почти неуловимым, молниеносным движением локтя свалила его
наземь, и он пять минут корчился от боли. А когда Пушка, решивший разыграть
джентльмена, хотел было добавить лежачему Малышу, пятка Киски точно угодила
ему в пах, и бедняга тоже пять минут приходил в себя. После этого Капитан и
Комиссар провели с нами первую обстоятельную беседу.
убить любого из нас в порядке самообороны, но только в том случае, когда мы
будем ей надоедать. Это, однако, не означало, что никаких сексуальных
контактов с Киской не должно быть. Напротив, в служебные обязанности Киски
это входило. С десяти до одиннадцати вечера и с шести до семи утра каждый из
шести мог подойти к Киске со своей проблемой.
Шесть коек стояли в ряд, изголовьем к стене, а седьмая, Кискина, - вдоль
противоположной стены, между двумя окнами. Никаких ширм или занавесок не
было. Киска спокойно и без эмоций раздевалась донага, ложилась на койку и
зажигала лампочку, стоявшую на тумбочке. Верхний свет тушили, и в течение
часа, каждый, кто недостаточно утомился за день, мог прилечь к Киске и, как
выражался Капитан, "сбросить давление в баках", а остальные - полюбоваться
на эту процедуру и подождать своей очереди. За порядком смотрели Капитан и
Комиссар, спорить с ними никто не решался. Они выкликали желающих, начиная
справа или слева. Слева стояла с краю моя койка, справа - Камикадзе, дальше
лежали соответственно Малыш и Пушка, а в центре - Капитан и Комиссар. Они,
как правило, подходили к Киске последними - и не прогадывали, ибо именно с
ними наша благодетельница обычно удовлетворялась сама. Непременным условием
было применение презерватива, а также предварительное омовение. Утренний