которых вы не в состоянии понять.
настойчивостью. - Это его потрясет.
с сомнением заметил Пирс. - Вы когда-нибудь читали книги, лейтенант?
читают?
тяжело потянул носом и посмотрел на Беллу.
прекрасно поставленным глубоким басом, так не соответствующим его внешности.
- Лейтенант издевается надо мной. Мы имеем здесь редкостную птицу:
полицейского с претензиями на интеллект!
Белла. - Это его позабавит.
на Беллу. - Ты полагаешь, он в состоянии оценить твое, наше остроумие? Тебе
нужно то, что у тебя было с Гилом, то, земное, так скоро?
молчи!
огромные и рассеянные, за толстыми стеклами очков.
имеются причины. Может быть, попытаетесь угадать какие?
потому что он лишился своего основного предмета - человека! Моя проза
основывается на совершенно новой концепции.
я. - А вы? Вы пишете о не-человеке?
развития до последнего этапа разложения.
дошел до описания основ ползучего разложения.
никаких диалогов. Триста тысяч слов, разбитых на три главы, - шанс дл
замшелого читателя!
оба ждали моей реакции на сказанное, а у меня было тягостное ощущение, что
просто вот так сразу рассмеяться ну никак нельзя, они могут обидеться!
довольно длительной паузы.
правда. - Вы занимаетесь тем, что считаете важным, поэтому вы должны делать
это. Тот факт, что это важно для вас, - достаточное основание для того,
чтобы этим заниматься. Поэтому вы должны писать роман о болоте, а Белла
должна продолжать рисовать одну и ту же орхидею, пока не почувствует, что
ухватила самую ее суть.
чудо: полицейский, умеющий думать.
холст ножницами.
кромсать холст.
невозможность доказать, что твой ум контролирует твое тело!
несчастный!
чем спросить вас, а пока получаю лишь не правильные ответы.
прозвучал густой голос Пирса. - О ростовщике от искусства и соблазнителе
простушек? Что ж, чудесно. Такой разговор доставит мне удовольствие.
подложив руки под голову. Грудь ее приподнялась, и я подумал, что один вздох
- и тонкая полоска купальника просто лопнет по шву. Чтобы подавить эту
тревожную мысль, я снова перевел взгляд на лицо мистера Пирса и закурил
сигарету.
Пирсу. - В ящике стола мы нашли и вашу записку.
он считал искусством. Этот человек раздражал меня. При жизни я презирал его,
теперь я ему завидую.
художника. - Пирс отчаянно потряс головой. - Нет, лейтенант, это
несправедливо. Он умер настоящим художником! Несправедливо!
Довольно. Отправляйся домой в свое болото, хорошо?
индивидуальность, детка, - весело произнес Пирс. - Мы сегодня удачно
пошутили, да и прежде шутили неплохо. Жаль, лейтенант не в состоянии всего
этого оценить.
она. - Ступай и галлюцинируй где-нибудь в другом месте. На сегодня я уже
усвоила все сумасшедшие идеи, в которых нуждалась.
Ты получила свое собственное болото, но это уже совсем не смешно. С одной
стороны - орхидея, с другой - плоть. Кровь льется и там и здесь. Все
сливается в одну сладко-смердящую разлагающуюся массу, потому что...
будет!
дразняще покачивались.
остается только разлить в чашки.
себе ноги, прежде чем узнаешь, что же на самом деле произошло.
Ее очаровательное круглое бедро потерлось о мое.
мне кофе, - Задавай свои глупые вопросы, лейтенант, я понимаю, что у мен
нет возможности избежать их.
человек?
блеснули. - Конечно, у меня были с ним отношения, плотские, земные, те
самые, на которые так громко намекал этот ползучий Ламми. - Она помолчала. -
Но я не думаю, что могу сказать, каким человеком был Гил, потому что
никогда не сближалась с ним настолько, чтобы узнать его близко. Мне было
скучно общаться с ним.
смущенно. - Гил помогал мне удовлетворять некоторые мои потребности. В нем
была какая-то грубая телесная привлекательность. И это было очень удобно,
ведь он жил напротив. Мне даже туфли не надо было надевать, чтобы пойти к
нему в любое время, когда мне этого хотелось.
мне попросить что-нибудь выпить и сразу заговорил о том совпадении, что вот
два художника будут жить напротив друг друга. Он понял меня. Бросив взгляд
на мою орхидею, он признал, что я действительно талантлива, а у него, мол,
весьма скромное дарование, и потому он берет всего тысячу долларов за каждый
портрет и работает больше, чем это возможно. Я застыла минут на пятнадцать,
больше я не могла вынести. Я взяла его за руку и отвела в спальню. Я
выключила свет, но он продолжал говорить. Однако после этого первого раза у
нас установились определенные отношения и он уже не пытался трепаться.
плечами:
говорил, портрет этой куклы Майер. Холст на мольберте всегда был прикрыт. Он
считал, что это дурная примета, если кто-то увидит его незавершенную
картину.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Мацумото Сэйте
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия