Надо каждому заиметь ручного страшасика и пить из него воду, а?..
комната, Женька, страшасик... Он видел воду - целый поток зеленоватой,
искрящейся на солнце воды катился ему навстречу... Рем вытянул руки, как
слепой, шагнул к шкафчику, достал флягу и с жадностью глотнул. Про себя он
решил, что сделает только один глоток, чтобы смочить рот. Но лишь ощутил
на губах влагу, как уже не мог оторваться, пока не выпил все до дна...
Все, что с таким трудом сберег... Потом, опомнившись, тупо уставился на
пустую флягу...
как игла, кольнула сердце...
Плевать! На все плевать! - он схватил стул и грохнул им об пол. Ветхий
стул рассыпался. - К черту! Понавязалось баб и ребятни на мою голову, еще
поросят приволокли! - будто сообразив, что речь идет о нем, страшасик
нырнул под диван. - Надоело! - Рем затравленно озирался, ища глазами,
чтобы еще разнести и разбить, кулаки его конвульсивно сжимались и
разжимались...
вода не выкуплена, - проговорила она жалобно.
угас. Рем опустился на пол рядом с диваном, ткнулся лицом в Женькины
колени. - Что ты такое говоришь?.. - повторил едва слышно.
коснулась губами Ремовых волос.
Толстая физиономия комендантши всунулась в комнату, глаза шарили с
любопытством.
диван.
буравя глазами Женьку. - Дамочка какая-то пожилая... Говорит, что важно...
приоткрылась. За забором качался на ветру сухостой малиновых побегов и
сирени. Несколько кустов дали ростки и среди голых ветвей тлело два или
три призрачных цветка. Из засохших весной почек теперь неожиданно
выдвинулись странные красноватые побеги, похожие на игрушечные тупые
сабельки.
окна, постучал и замер, ожидая. Женька осталась у калитки. Дверь почти
сразу же отворили. Высокая пожилая женщина с коротко остриженными,
светлыми, как у Рема волосами, вышла на крыльцо и вместо приветствия
коротко кивнула внутрь дома. Рем, ни о чем не спрашивая, вошел и оттуда,
изнутри уже, крикнул:
тени симпатии.
прикрыто от света, но сумрак не мог скрыть безалаберности и обилия старых
вещей. Всюду по стенам, в каждом удобном или попросту пустом месте висели
картины, прикрывая щели и дыры в обоях. Маленькие дилетантские пейзажи на
оргалите в корявых рамочках. Все пейзажи с озером синим, зеленоватым,
бирюзовым... А над озером непременно голубое небо, вокруг озера сосны,
валуны, тростник... По два или три раза писалось одно и то же место.
Постепенно от входа вглубь дома, от ранних пейзажей, сделанных еще на
плейере, к поздним, повторенным по памяти, копилась фальшь. Оттенки синего
на воде становились все ярче, небо - все нежнее, стволы сосен, прописанные
уже одним оранжевым кадмием горели, как безумные факелы... Внезапно ряд
этот обрывается над дверью веранды - здесь висел большой холст с черным
мертвым озером и белым, сошедшим с ума, солнцем над ним...
Он вошел, а Женька осталась на пороге, озираясь по сторонам с
любопытством. На широкой взрослой кровати лежала большая кукла с
раздувшимся серым лицом и узкими щелками глаз. На макушке торчала прядка
светлых волос. Рем присел на край кровати. Тогда кукла зашевелилась и в
щелках глаз мелькнул какой-то отблеск, будто пробежал световой зайчик...
с раздувшимися пальцами лапку. - Я скоро научусь, - пробулькала тихо
кукла.
Хотелось закричать и броситься вон. Но ноги обмякли и не слушались, а
голоса не стало...
толстыми раздутыми складками. - Видишь, воротник, как у страшасика... Я
скоро научусь накапливать воду... Да, скоро... Смотри... - Сашенька
потянулся, толстыми подушечками пальцев уцепил с тумбочки припрятанную под
бумажкой булавку и ткнул в тыльную сторону ладони. Прозрачная капелька
выступила на коже. - Видишь?! - радостно крикнул он. - Видишь! Это ж
вода... Я буду страшасиком... Буду делать много воды и тебе, и бабушке, и
Толику, и Таньке...
Смесь ярости и отчаяния в беззащитных, лишенных привычных стекол, глазах.
Женька попыталась ободряюще улыбнуться, но лишь бессмысленно растянула
губы.
что в колодце... В Танькином колодце. Сначала не получалось, меня все
время тошнило... И Толика тоже. И Таньку... Но мы привыкли. Научились... А
потом, когда напьемся, садимся на солнце и повторяем: "Я - страшасик, я -
страшасик..." Танька говорит, что страшасики из-за нынешнего солнца
произошли... Какое-то особенное теперь солнце. Ультрафиолетовое... И вот
видишь, получается. Только ходить стало трудно... И вода неудобная. Ее
никак не добыть из себя, повсюду скапливается. Нужно еще как-нибудь
воротник отрастить.
человек, не страшасик...
все люди хотят страшасиковой воды... Это не справедливо...
разговором. Рем встал и пошел к двери. На мгновение взгляд его коснулся
Женькиного лица, но тут же соскользнул. Женька отступила, пропуская его и
пошла следом шаг в шаг. Ремова жизнь сейчас была хрупкой, как стекло,
слабым усилием можно ее раздавить и вся она умещалась на Женькиных
ладонях.
тонкие лучики, как копья, проникали сквозь щели и остриями утыкались в
пол, стены или стол. Мать Рема сидела в плетеном кресле и чистила порошком
старые, с щербатыми краями чашки. Увидев сына, она замерла, в одной руке
продолжая сжимать чашку, а другой оперлась на ручку кресла.
темно-вишневой, почти черной настоявшейся жидкости и залпом выпил.
собой и постукивая чашкой о край стола.
ответ. - Я своих детей вырастила, никому не подкидывала... Я старая...
Оставь меня в покое...
Сергеевна, руки ее дрожали и она едва не выронила чашку, но справилась с
собой и даже ухватила щепоть порошка, делая вид, что хочет чистить дальше.
- А то удрала и ребенка бросила...
чашку уже самую муть со дна, с осадком.
стол, будто припечатала приговор. - Я все жду, когда ты повзрослеешь и
перестанешь пускать слюни. И никак дождаться не могу...
направления, сказал - нет мест. И талонов дополнительных тоже... - она
притянула Ремову чашку к себе и принялась чистить. Что-то в ее жестах и
голосе было торжествующее, победное. Но Женька заметила с удивлением, что
в мелких морщинках у глаз дрожит влага и, тихонько пробираясь по грязным
складочкам, скатывается вниз к трясущемуся подбородку... Женька перевела
взгляд на Рема. Но тот уже повернулся и, пинком распахнув дверь, бросился
наружу, спешно прилаживая на глаза черные в сетчатой оправе очки.
дверям и останавливаясь на пороге. - Он пока еще маленький и больной, но
скоро будет воду давать...
фартуком глаза и выпрямилась. - Ведь запрещено же... Отберут!