ко мне, ей было страшно, и я знал - почему. Я еще многое знал в тот
момент, вот только не знал, что именно я знаю. Частично я понял это ночью
во сне, который оказался ясным и четким, как фильм на прекрасной
кодаковской пленке.
неожиданно выловил из подсознания мысль, в правильности которой у меня
почему-то не возникло сомнений: время человечества кончилось, потому что я
захотел этого.
саванны, неподалеку от какого-то стойбища. Существа, жившие здесь, были
еще не вполне людьми. Низкий лоб над близко посаженными маленькими
глазками, волосатое тело, длинные, почти до земли, руки, походка
вразвалочку. И почти полное отсутствие разума. Почти. Все же именно это
племя было самым разумным на планете. А могло - должно было! - стать
первым действительно разумным.
складывают легенды. Он стал жить среди племени, охотиться с мужчинами,
спать с женщинами. И не сразу понял, что он - посланник Бога. Он, и никто
другой, должен дать этому племени - и никакому другому - оружие, которое
изменит мир. Не топор: топоры, пусть каменные, у них уже были. Не огонь -
огонь они уже научились хранить. Он должен был дать им Веру, ибо разум без
Веры существовать не может. Без Веры нет будущего, без Веры существует
лишь миг, который сейчас и который проходит, не оставив ничего. Без Веры
не нужно и знание, ибо знание само по себе не цель, а средство. Можно
знать мир, ничего в нем не понимая. Только Вера позволяет ответить на
вопросы "Для чего это?", "В чем цель?". Знание лишь говорит: "Это так".
Адамом, не зная, почему дал ребенку именно это имя. Он говорил, и у
тварей, только-только ставших людьми, рождалась вера в то, что существует
Некто, способный дать и отнять лесные ягоды, и другой Некто, помогающий на
охоте, и третий Некто, приносящий дожди и снег...
потом оставить их. Он хотел уйти сам, но не получилось. Он был странным.
Он выделялся. Он учил. Его слушали, ему верили, его боялись, но его просто
не могли не убить. Может, это изначально было заложено в природе человека
- убить Учителя, чтобы поверить в его учение?
из которого пришел, - в небытие - подумал лишь, что не успел выполнить
свою Миссию. Люди сотворили идолов, но это не та Вера, которая дает знание
цели. Однако, сознание угасало, и голос Бога сказал:
побежденном ацтеками. Победы, поражения, изгнание и возвращение, рабство и
свобода - все это было нормально для рода людского, в муках выходившего из
язычества. И новое рабство - в стране ацтеков - было нормально.
Ненормальной, вопиющей стала привычка к рабству. Раб не способен понять
цель. Раб не способен воспринять Откровение. Ни знание, ни вера не могут
принадлежать рабам, потому что рабы сами кому-то принадлежат.
главе, повести народ. Он должен был дать им знание, внушить веру - не ту,
к которой они привыкли. Но сначала должен был освободить их. Нет, не их -
замученных, грязных, с тоской глядящих по сторонам, а других, тех, кто
придет потом, сыновей их, в памяти которых не останется ни плена, ни
рабства. Освободить дух можно, если свободно место для новой веры.
кругами сорок лет, и лишь в день, когда умер последний из стариков,
видевших пирамиды ацтеков, сказал: теперь вы узнаете, для чего нужно жить.
И как нужно жить.
океана и назвал ту страну Атлантидой.
Миссию. Увы, труд его не был вознагражден - достигнув расцвета,
государство атлантов погибло. Ни знание, ни вера не спасли от потопа...
история его жизни в образе Иешуа-Иисуса стала известна всем. Достиг ли он
цели - тогда? Указал ли путь? Глядя сверху, с креста, на гогочущих римских
легионеров, на молча стоящих поодаль иудеев, предавших его, он думал,
принимая муки за дело, которое было смыслом его существования, что Господь
был прав, посылая его сюда и сейчас. Чтобы запомнили, чтобы поверили,
чтобы пошли - не чудеса нужны, а шок, боль, стыд. Они, эти люди, запомнят,
как каплет кровь с его прибитых к кресту ладоней. Они запомнят Бога,
пославшего его в мир. Многое придумают сами - и тоже запомнят.
чем-то. Не было смысла. Я должен был найти Иешуа, если его еще можно было
где-то найти, и задать ему пару вопросов - теперь я знал каких.
громоздкое, тяжелое. Не воз - мир. Я доковылял до окна - конечно, Иешуа
стоял во дворе у беседки и смотрел вверх. Наши взгляды встретились, и
произошел диалог, в котором не нужны были слова.
Началась работа. Я не нужен тебе больше. Я могу уйти.
По-твоему - день один.
больше не нужен. Не нужен, чтобы знать. Но еще необходим, чтобы сполна
ощутить себя тем, кем я был всегда - миллиарды лет.
- нелепую фигуру в трусах и майке, с взлохмаченной шевелюрой. Я парил в
воздухе и одновременно видел землю с высоты птичьего полета. Видел
муравьев, ползущих коричневой лентой к своему муравейнику в подмосковном
лесу, и видел людей, собравшихся в этот ранний час у районного отделения
Российской демпартии, чтобы зачем-то бить стекла и кричать "жиды,
убирайтесь!", и видел львов в пустыне, кружащих около автомобиля, в
котором, выставив ружье, сидел мужчина лет сорока, и видел, как умирал от
голода опухший, с тонкими будто спицы ножками, эфиопский мальчик, и видел,
как в Замбии висели в воздухе вертолеты "Апачи", готовые к выполнению
боевого задания, и видел, как просыпается вулкан на севере Канады, и как
поднимаются в корабль астронавты на мысе Канаверал, и как убивают
заложников, захваченных армянскими боевиками, видел весь мир, и многое
еще, и не жалел о принятом решении, потому что мир этот был вовсе не
таков, каким задумал его Бог (кто? Бог? или... нет, эта мысль еще не
утвердилась даже в подсознании...), и виноват, конечно, был Он сам - Его
бесконечная по человеческим меркам Суббота...
простыню, ей тоже не хочется вставать, она думает обо мне, о нас, и,
пожалуй, это было единственное знание, которое мне мешало. Я был еще
бессилен, а так - бессилен вдвойне.
рано, люди стояли спокойно, кое-кто рассуждал о вчерашнем происшествии,
общее мнение склонялось к тому, что имел место "нормальный" полтергейст, и
что только полтергейст или пришельцы способны вернуть Россию на путь
истинный. Никто, впрочем, не знал, что есть - путь истинный. Чтобы было