убийство?
обратился к ней и рассказал о записках. Могли ли без меня войти в мой
номер и кто мог войти? Она сказала мне, что у них никто теперь не заходит
к журналистам и писателям, потому что недавно был скандал: украли какие-то
бумаги из номера известного публициста, приезжавшего на митинг бастующих.
Все сходились на том, что лишь она заходила в номер, когда эта столичная
знаменитость, - директорша хмыкнула, - отсутствовала.
брату?
нечем, а он призывал не выходить на работу.
наклонилась ко мне и шепотом заговорила: - Но вы сами не выясняйте,
заходила она к вам или не заходила.
загадочно. Мистика какая-то. Мы ее взяли временно. И за этот месяц столько
вынесли!.. Она - колдунья. Я не скажу, что недобрая колдунья. Может, даже
наоборот. Того писателя буквально выпроводила. А вы представляете, три дня
тому назад заставила воров пойти и сдаться властям. Она и с вами что-либо
сделает. Мы уж как-нибудь избавимся от нее.
него. Я не видел - кто. Я лишь ощутил, что мимо меня скользнула тень. Вот
какую записку я нашел на столе:
кто положил вам заметки? Разве то, что в них написано, для вас всех ново?
Вы привыкли к тому, что убиваете друг друга".
Казалось, что я ее очень хотел сберечь, прятал даже в портмоне, которое
храню всегда бережно. Однако записка исчезла. Я нашел в портмоне лишь
чистый листик бумаги.
загадочными обозначениями: ЧСН. Когда я вечером вынул этот лист, на нем
было: "Не пишите ни о чем этом!"
он "отличается высокой исполнительностью, аккуратностью,
дисциплинированностью и трудолюбием". "Расследование каждого дела -
неповторимо", - любит он повторять. В этом "неповторимо" проглядывалась
какая-то личная, как говорил с иронией Васильев, романтика. Тогда, в ту
ночь, подполковник тоже не мог не придти к родителям Ледика. И первые
вопросы, которые задал он матери, не только успокаивали ее - подбадривали.
В конце концов, почему все решили, что ваш сын - убийца? - пожал он
плечами.
дела. На этот час Струев уже успел дважды встретиться с их сыном. В первый
раз отпустил его, а во второй... Во второй пришлось арестовать парня. И
это была не его придумка, как казалось этим людям, к кому он пришел,
наверное, скорее за советом, чем за тем, чтобы сообщить: почему они должны
заранее думать, что их сын убийца? В этом, может, и состояла осознанная
давным-давно подполковником его служебная исполнительность. По своему
опыту следователь знал: в семье и зарождаются всякие "трагические
последствия" после таких потрясений и в конце концов их приходится
расхлебывать таким, как он.
расстроенные и убитые горем. Их было жалко. Это так. Но они ему не
нравились.
о них многое и он. Эта женщина в последнее время процветала за счет того,
что "милое Отечество" не могло обеспечить граждан самым необходимым -
лекарством. Она придерживала это лекарство как главный врач и раздавала
тем, кто ей был нужен. Знали об этом? Знали. Так, однако, повелось, что к
этому привыкли. Ему, следователю Струеву, тоже попадал на служебный стол с
полгода назад об этом сигнал. Жена у Струева была болезненной уже в первые
годы замужества; нередко болела голова. Боли утолялись обыкновенным
анальгином до сих пор, но анальгин исчез из аптек. Разъяренный Струев взял
письмо в их грозное учреждение. Он, естественно, побежал к полковнику
Сухонину, своему начальнику. Сухонин, как всегда, хмыкнул, поулыбался: он
не любил "шуровать" там, где другие не "шуруют". Предложил просто достать
этот анальгин. Тут же взялся за телефон.
находит от таких мелочей!
лекарств, аккуратно стянутых резинкой. Постарался отец-радетель, полковник
Сухонин.
претензии и к ее мужу. К этому коренастому, с полными жадными губами
мужику - отчиму Ледика. Поговаривали, не всегда строго блюдет верность
жене. Правда, оправдывали: верность на неверность не пристегнешь. Чего
ему, мол, остается делать? Баба его бюстом кабинеты открывает, когда
решает служебные вопросы. А сидит всегда перед мужиками - нога на ногу.
Посмотреть же есть на что.
извинительным взглядом выжидающе смотрели на него. Будет ли говорить о
невиновности Ледика? Или повернет по-другому?
папку. - Вы часто получали от сына письма?
Письма?
писал.
трех лет...
первым мужем разошлась. - Она зачем-то гордо вскинула голову. - Первый муж
у меня был хороший человек, но пил.
жестоко. Ледик был всегда добрым мальчиком...
папой. И выговаривал это имя ласково. Он так с родным отцом не
разговаривал никогда. Нет, тут я усматриваю не жестокость. Мы его
воспитывали нормально... Конечно, времени всегда было на воспитание мало.
Ведь приходится вертеться, как белке в колесе.
лет - Наташенькой... а теперь, когда она студентка, называю Наташа.
Светлана Григорьевна.
иногда называет дочь по-прежнему Наташенькой, что-то не так он сказал,
наверное, не туда повернул в поисках того, что искал. Искал же он
интуитивно: даже если их Ледик не жил тут последние три года, все-таки он
провел с ними детство, отрочество, и они вкладывали в него все то, что
теперь взорвалось в этой душе. Не мог же флот даже за три года так
повернуть его к злу.
получилось.
подполковника... У этого... И намека нет на быстроту реакции. Значит,
Ледик пока должен молчать!
Иванович сквозь зубы. - Подполковник сказал нам то, что должен был
сказать.
голову, было не только страшным, это было нереальным, не поддающимся
объяснению. "Ледик - убийца?! - вопрошал он. - Тихий, спокойный мальчик?"