засекретил. Они имели, мой друг, привычку. Боролись с царем,
конспирировали дела. Сейчас все труднее и труднее достать материалы их
пленумов. Уж не говоря о Политбюро. Нам надо учиться тоже держать все в
секрете. И мы непобедимы.
толпа, Морель.
меня и народа... Я тут не заблуждаюсь... Я смотрю на своего нового друга и
кое-чему учусь у него.
психологического манипулирования моего друга общественным сознанием своего
народа, он решил многие проблемы эпохи... Кто может так долго править,
держа людей под страхом?.. Кстати, вы когда-либо узнавали, какие лекарства
ему выдают? Перед выходом к своим даже соратникам? Я слышу какие-то
легенды о его этой походке... Что он перед этим употребляет? Почему
спокойно говорит и люди боятся его? А я - раздражителен... Я кричу... Я
надрываюсь... Почему вы ничего не придумаете для меня, чтобы я не выглядел
иногда как клоун?
здоровье. Вы немножко возбуждаетесь. Но вы совсем другой человек, чем ваш
новый друг... Зачем вам завидовать ему?
долгожителями... Европа будет под нашим сапогом. Что же мой друг станет
надрываться, везти нам то, что можно взять у других?
испугался:
мне. И сколько бы вы меня не упрашивали, я не дам ни одной таблетки
постороннему, другому. Обижайтесь на меня или не обижайтесь, но не
просите...
помогающих даже от экземы (у Сталина она тоже была), и кто знает, что бы
произошло? Дотошные русские обязательно проверили бы содержание таблеток
"лично фюреру". Да, дозы стрихнина постепенно-постепенно увеличивались,
увеличивались. А фюрер их пил, пил... И нельзя было подступиться к Морелю.
Всех, кто подступался, убирали, прятали. Через пять лет, в конце 1944
года, когда над Германией нависла смертельная опасность, посмелее стали
говорить о Мореле как о каком-то агенте...
Ничего утешительного с фронта. Одергивали друг друга, ссорились. Морель в
это утро, чуть-чуть выпив, шел к фюреру, чтобы сделать ему укол.
уже говорила ему, что он зря доверился этому Морелю. По ее мнению, по
мнению многих, - она это говорила раздраженно, - Морель давно является
британским агентом. Он делает все возможное, чтобы Гитлер не мог
реалистично думать и принимать правильные решения.
отлично чувствую себя после его инъекций.
твое горит. Мне бывает за тебя страшно.
ответственность, какая навалилась ответственность! Подумай... А это все
мелко, глупо! - Гитлер говорил уже раздраженно.
Мореле. Уже доказано...
если бы не Морель... Вы все этого теперь хотите! Вы только и занимались
эти годы тем, что травили его. А он привозил из Швейцарии мне лекарства.
Боли утихали, я начинал работать!
все началось с Юниты. Стоило ему поехать с ней в Швейцарию, как ты стала
мне то и дело напоминать о Мореле. Ты ревнуешь ее. Но причем здесь Морель
и его фирма? Ты мне хочешь о ней сказать? Но о ней мне уже в течение этих
лет много раз докладывали...
возвращенца. Он должен был обязательно доказать враждебность Мореля ко
мне... И что бы вы достигли? Ты хотя бы понимаешь, что Морель... не боится
меня! Он не боялся меня все эти годы. Это важно, чтобы доктор не боялся!
Сталин в своем Кремле запугал даже врача. Этот мерзавец остается один,
когда ему плохо. А со мной мой Морель. Я тысячу раз вдалбливал в головы
идиотов, что он лечит меня!.. У тебя есть новые доказательства? Ты не
можешь быть так...
анализ твоего чудодейственного мутафлора. Это лекарство, по их мнению,
страшно для тебя.
В эти минуты Мореля, следовавшего сюда, вели два молчаливых эсэсовца. Он
сразу же испугался, увидев и Брандта, и Гизинга. Это были хорошие
специалисты. И он понял, что присутствуют они тут, вместе с какими-то
людьми - их трое - не случайно.
посередине комнаты.
рассказывали, какие кабинеты в гестапо. Здесь ничего не было похожего. Ни
пыточных устройств, ни машинистки, которая должна строчить все, что он
скажет. Он поднял большую свою лохматую голову и прохрипел:
и нацией! Я не позволю дурачить нас!.. Вы... вы... Жалкий лгун... Жалкий
пройдошка...
поднял свою большую руку и коротким пальцем прицелился в Эрвина Гизинга.
которым сидели эти трое, крайний из них, что был справа от Мореля.
сказал, - затрубил личный врач фюрера. - Еще я хочу сказать вам... Вам
троим... Я иду, этот в устах этих завистников, шарлатан... Я иду к фюреру,
чтобы сделать ему инъекции. И вы ответите за то, что задержали процесс...
Они, - показал на врачей, - сделали, а точнее произвели анализ. Секрет
раскрыт. Вы разоблачены.
Ну и всякий раз после разоблачения передо мной извинялись. Что сделаете и
вы. Я в этом уверен. Если вы не сделаете, вас заставят сделать. Я хочу
спросить: вы компетентны в том, что преподнесли вам эти господа? Не думаю.
Но откуда вы тогда знаете, что эти люди желают мне добра? Вот Брандт... Он
не даст мне солгать. Не мы ли с вами, Карл, как-то пили дружескую чарку? И
вы высказывались насчет зависти ко мне... Это было или не было?
нас. Я готов стать перед любым судом. Но только не надо так хватать и
запугивать... Я даже готов придти снова. После того, как сделаю
инъекции... И выслушать любой бред... Любой...
к стене.
очень испугался. Он уже давно понимал, что является лишь пешкой в руках
тех, кто поставил ему эту маленькую фирму, а потом и особняк прикупил.
Швейцарские его "друзья", - он это уже осознавал, - были американскими
агентами. Кроме стрихнина, они добавляли в таблетки и атрофин. Эти
"друзья" очень настойчиво наставляли его, когда он приезжал в Швейцарию,
как лучше использовать многие другие лекарства для лечения фюрера. К этому
утру, когда он вошел в бункер хозяина, у того было прописано им двадцать
восемь медикаментов. Иные из них принимались ежедневно, иные редко.
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Шилова Юлия