быть наготове.
существования бесчисленного количества сопредельных пространств (ансамбля
миров, как говорим мы) не занимает внимание широкой общественности. Мало
ли кругом всяких чудаков! Если одни, рискуя жизнью, лазают по отвесным
скалам, а другие в утлых лодочках сплавляются по горным рекам, почему бы
третьим не заняться исследованием подступов к "тому свету"?
бицепсы, и даже не ум, а неприметность. Да-да, именно неприметность. Ум
можно обострить учением, бицепсы накачать тренингом и анаболиками, а
особая смелость нам вообще ни к чему. Зато неприметность - редчайший дар.
Примерно то же самое, что абсолютный музыкальный слух или способность к
левитации. Его не купишь, не разовьешь и не воспитаешь.
приходилось встречать людей, на которых сразу обращаешь внимание, вне
зависимости от того, красивы они или уродливы, молоды или стары, во что
одеты и кем окружены. Именно из этой среды выходят политики, знаменитые
актеры и брачные аферисты. Именно эти люди украшают обложки журналов,
рекламные проспекты, предвыборные плакаты и картотеки Интерпола. Отношения
с судьбой у этой публики всегда были сложными - головокружительные взлеты
нередко сменялись не менее головокружительными падениями, а иногда и
мертвыми петлями.
диаметрально противоположными качествами. На них никогда не задерживается
взгляд, негромкие слова их никому не интересны, даже если один из них
случайно отдавит вам ногу, это не вызовет особой реакции. Из людей
неприметных получаются добычливые охотники и первоклассные разведчики.
Никогда не верьте, что гениями шпионажа были супермены типа Джеймса Бонда
или Штирлица. Совсем наоборот. Все великое на этой хоть и малопочтенной,
но весьма необходимой стезе совершено личностями тихими и незаметными.
Такими тихими и такими незаметными, что даже имен их не сохранилось в
архивах. Неумолимые Мойры относятся к подобному люду снисходительно - мы
одинаково защищены и от лукавых улыбок Фортуны и от пинков злого Рока.
корпит в архивах, опрашивает очевидцев, носится по городам и весям в
погоне за слухами и небылицами, пытается установить с иными мирами
телепатический контакт, проводит тончайшие инструментальные измерения.
достигнута, когда точно определено место межпространственного перехода -
наступает наша очередь. Только мы одни имеем право покидать пределы
родного мира.
без сомнения, универсальный для любых измерений. Никакая маскировка,
никакая выучка ниндзя, никакие технические средства, вроде пресловутой
шапки-невидимки, не смогут помочь в совершенно незнакомом мире, где
аборигены, к примеру, способны видеть в тепловом диапазоне или обладают
метапсихическим чутьем. Пролаза должен казаться своим и среди белых и
среди черных, и среди троглодитов и среди современников Шекспира. Ничего
страшного, если его примут за урода, безумца, изгоя. Главное, чтобы в нем
не разглядели опасного чужака, коварного соглядатая.
которому при некотором умении можно придать почти любую форму. Обувь
запрещена самым строгим образом. Босые ноги вызывают куда меньше
подозрения, чем ботинки незнакомого покроя.
самое последнее, что я оставил после себя в нашем мире. Две полосатые
вешки обозначали место предполагаемого межпространственного перехода,
кроме того, я мог ориентироваться на телепатические сигналы Клопа,
одиннадцатилетнего мальчишки, самого сильного экстрасенса нашей группы,
уже второй час кряду державшего этот переход под контролем. ("Кто-то живой
там есть, - сказал он, облизывая измазанные шоколадом пальцы. - Может,
люди, а может, и не люди... Дурдом какой-то. Я бы туда не пошел".)
видимым напряжением держал короткое, метра два длиной, фиберглассовое
удилище. Вокруг лежали раскрытые рюкзаки с приборами, мотки провода,
всевозможный инструмент.
между вешками снег осел и подтаял.)
промышленных ядов, никакой пыли, никаких вредных газов. Воздух, как на
горном курорте. Во-вторых, сейчас там очень темно. Как говорится, ноль
целых, ноль десятых...
задерживайся долго. Межпространственный переход штука ненадежная, может в
сторону уйти, может закрыться. Клоп все время будет держать тебя на
поводке. По его команде сразу назад.
удлинялось - вот уже и три метра вышло из пустоты, и пять, и все восемь.
Я, как завороженный, смотрел на тонкий гибкий шест, только что побывавший
за пределами пределов, в месте более далеком от Земли, чем Туманность
Андромеды. Никаких отметин не было на его гладкой, полированной
поверхности - ни пятен, ни свежих царапин, ни следов огня.
чрезвычайно уродливый, как, впрочем, и все, что выходило из рук Архимеда.
танатоскоп, а проще говоря - счетчик смертей. Улавливая испускаемые
гибнущим разумом особые сигналы, танатоскоп определял степень благополучия
исследуемого мира. Само собой, что степень эта сильно снижалась в годы
войн, эпидемий и катаклизмов.
пальцем по циферблату, покрутил какой-то лимб, пощелкал тумблерами.
куда ты отправляешься, человеческая жизнь абсолютно ничего не стоит. Там
людей давят, как тараканов.
за спину: меня только что обработали всякими дезинфицирующими составами.
Отныне я был неприкасаем для земляков.
удачи, хотя лучше, чем кто-либо другой, знал, как редко возвращаются
пролазы. Конечно, я тоже был осведомлен о таком прискорбном факте. Но это
не помешало сделать решительный шаг в неизвестность, в тайну, в
непроницаемый мрак, насквозь пронизанный беззвучными сигналами смерти...
на ощупь. То, что прямо впереди бездонная пропасть (а такие вещи я чую
очень остро), тоже не страшно. Хуже, если твою щеку сразу обжигает что-то
похожее на каплю расплавленного свинца. Тут хочешь, не хочешь, а
подпрыгнешь. Следующая капля попала в макушку. Еще одна опалила шею.
Прежде чем я догадался натянуть плащ на голову, не менее десятка огненных
шмелей ужалило меня. Когда же верхняя часть тела оказалась в безопасности,
стало припекать пятки. Я скакал и вертелся, как грешник на раскаленной
сковородке, пока не сорвался вниз. Жесткая, изрезанная трещинами наклонная
поверхность, по которой я скользил на животе, не могла быть ни камнем, ни
землей. Цепляясь ногами и руками за ее неровности, я, как мог, тормозил
падение. Наконец одна из трещин, просторная, как пещера, дала мне приют.
Жгучий дождь не проникал сюда (как выяснилось впоследствии, это
действительно был дождь, только извергали его не тучи, а растущие над моей
головой корнями вверх антиподные леса), но я пять или шесть часов просидел
без сна, дожидаясь рассвета.
бурая стена никак не ассоциировалась в моем сознании с древесным стволом,
а расстилавшееся внизу плодородное нагорье, сплошь покрытое рощами,
плантациями и поселками - с веткой этого самого дерева. Прошло немало
времени, прежде чем я стал немного разбираться в реалиях этого мира. Я
скитался по тропам и дорогам, нередко в обществе воров и попрошаек, спал
там, где заставала меня ночь, питался всем, чем придется, включая молодые
побеги бамбука и личинок термитов, прислушивался к местному языку, вникал
в обычаи и законы, старался понять, какие именно страсти движут здесь
людьми и какие ценности тут в почете. С великим изумлением я услыхал
первые слова Настоящего Языка, увидел казни и экзекуции, научился
пользоваться боевым бичом, овладел искусством прятаться от служивых. Я пел
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Маккарти Кормак
Никитин Юрий
Свержин Владимир
Майер Стефани