себя генерал в такой ситуации, но я грозно проревел:
порядок в мотострелковых войсках!
деревьев распрямлялись и сбрасывали на нас грозди капель.
Скорее всего он был аналогичен старинному "Бог простит", что означало "Пока не
будет соответствующего указания свыше, нет тебе прощения".
обходя лужи, чтобы не замочить ноги. - Мне сказали просто: ознакомься с
исходными, есть один странный парень, может быть, "чайник", а может, и в самом
деле - по нашей части.
явно отличают тебя от остальных людей. Мне предстояло узнать, существуют ли эти
качества или придуманы сплетниками. А если есть, откуда они?
всегда казалось, что в них отражается небо, даже если она смотрела на красную
стенку.
- рассказав о своем сне.
совместимы. Я проверяю, а потом сомневаюсь снова.
как противно ощущать, что ты - лишь объект для наблюдений!
мучиться. Меня утешало лишь то, что все твои странности были легко объяснимы,
ничего в них особенного не было. И я тебе честно скажу - до последних дней я
надеялась, что все обойдется и я даже не стану докладывать о тебе. Скажу, что
ты не представляешь интереса ни для кого, кроме меня.
подняв столбик воды.
чем реакция среднего кавалера, и я всегда успевал вытаскивать Катрин из луж, ям
и из-под машин.
смотрела тебе вслед. А ты не знал, что за тобой следят. И даже не думал о том,
как идешь. И через несколько шагов ты взлетел в воздух и пошел по воздуху - ты
летел, думая, что идешь! Это меня ужаснуло!
что это сон.
человек, которому то ли в шутку, то ли всерьез предсказали, что ему суждено
умереть от рака. Мне так хотелось вернуть жизнь в тот недалекий момент
прошлого, когда главной моей заботой была статья, выкованная с Крогиусом, или
какой-нибудь каприз Катрин. А оказывается, капризов не было - был холодный
расчет исследователя, который дотрагивается проводами под напряжением к животу
распятой лягушки, и она судорожно дергается, полагая, что это и есть любовный
экстаз.
как раньше.
дождусь. Я промолчал.
нас понравится.
сразу.
приходится вылезать из своей раковины. Я не знаю, будут ли они, твои
соотечественники, предпринимать новые попытки тебя умыкнуть. Мы этого не знаем.
Но я убеждена, что тебе лучше наладить контакт с нашей фирмой. По крайней мере
мы знаем о тебе больше всех, и мы хотим тебе добра. Единственное, о чем я тебя
прошу, - встретиться с Калорией и поговорить с ней. Она - лапочка.
космическим странником или институтом, в котором работает одна моя знакомая. В
пользу института. Завтра я вхожу туда в роли младшего научного кролика и
влюбляюсь без памяти в заведующую сектором. Или в завлаба?
- отрезанный ломоть. Тебе страшно отправиться в твой сон, если он, конечно, не
сон.
махоньким и хроменьким. И достанется тебе хроменькая макака.
Оказывается, многие люди на Земле и в космосе знают обо мне больше, чем я сам.
Кстати, а тебе не приходило в голову, что я могу оказаться инопланетным
монстром?
Крогиус остался, а я подал заявление об уходе.
особняк Гиреевых, потомков хана, вывезенного из Золотой Орды либо бежавшего
оттуда в ходе родовых свар. От Гиреевых остался герб на фронтоне центрального
трехэтажного корпуса, вернее не весь герб, а щит, на котором было изображено
нечто недостойное великой страны социализма. Недостойное было сбито в период
борьбы с недостойностями, а посреди щита появились серп и молот. Фасад главного
корпуса выходил на Спасопречистенский переулок, еще вчера - переулок Фабзавуча,
а полутораэтажные флигели загибались под прямым углом назад, как руки пловца,
занесенные для гребка. В образовавшемся между флигелями дворе росло несколько
деревьев, располагалась большая круглая клумба с давно высохшим фонтаном
посредине, стоянка для автомобилей, а также небольшая свалка вещей и машин,
которые разочаровали исследователей, но вывозить из института их не решились.
первого взгляда на институт, а уже потом, когда я шлялся по нему, привыкая и
осваиваясь. Но последовательность - не сестра рассказа, она губит
неожиданность. Так что я позволю себе в рассказе забегать вперед и оглядываться
в нетерпеливом ожидании читателя. Куда же ты запропастился, зайчик?
сидел мрачного вида вахтер Матвеич, который пропускал людей в институт либо по
знакомству, либо по интуиции, которую он называл жизненным опытом. Когда
интуиция молчала, он покидал свой пост и уходил пить пиво. Матвеич покупал пиво
в банках, осторожно переливал его в отечественные бутылки, а потом употреблял.
Так он унижал западный мир.
Гиреевы не выносили, чтобы кто-то шагал по лестнице рядом с ними, поэтому
лестница была рассчитана на одного толстого человека. Люди расходились на ней,
как машины на узком серпантине, - один из них прижимался к стене и втягивал
живот. Каждый новый директор (а институтов в этом особняке за годы советской
власти сменилось полдюжины) обещал коллективу первым делом расширить лестницу и
открыть буфет. Но лестница так и осталась узкой, а ближайший буфет находился за
квартал, в Управлении бурых углей.
приемной директора, которая, видимо, была гостиной, сохранилась, несмотря на
социальные катаклизмы, люстра, какой не найдешь и в Бахчисарайском дворце.
гаремных покоев в правом флигеле, а также общежития для прислуги в левом крыле
в институте появилось пятьдесят помещений, пронумерованных и учтенных, размером
чуть больше десяти квадратных метров каждое. Ни у кого не поднималась рука
поломать загородки, так как это означало неминуемое сокращение штатов. Если же
у тебя пятьдесят помещений, то ты обязан заполнить их научными сотрудниками.
Шилова Юлия
Акунин Борис
Андреев Николай
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Курылев Олег