Чтение 7–й страницы книги ~Журавль в руках~

Несколько минут мы прошли в молчании, потом я спросил:

- Далеко идти?

- Километра два... Жалею я ее. Люблю и жалею. Ей в город надо, учиться.

- А сколько Маше лет?

- День в день не скажу. Но примерно получается, что двадцать три.

- Но вы еще не старый.

- Куда уж. Пятьдесят шестой в апреле пошел. Хочу в Ярославль ее
отправить. У меня там сестра двоюродная.

Мы свернули на малохоженую тропинку. Лесник шел впереди, раздвигая
ветки орешника. Солнце еще не высушило вчерашний дождь, и с листвы слетали
холодные капли.

Он сказал:

- Такое дело, что трудно начать. Если бы мы в городе заговорили, ты бы
не поверил.

Мы перешли светлую, жужжащую пчелами душистую лужайку. Дальше лес пошел
темный, еловый.

- Меня давно это мучает. Я, как увидел, что ты под дождем обратно
идешь, потому что Машу пожалел, я и решил, что расскажу.

- Давайте я рюкзак понесу. А то иду пустой, а у вас и ружье, и груз.

- Ничего. Своя ноша не тянет.

Лес поредел. Стали попадаться упавшие деревья. Мы вышли на прогалину.
Кто-то повалил на ней лес, но вывозить не стал.

- Не удивляет? - спросил лесник.

- Это ураган был? Но лес-то вокруг стоит!

- Ураганом так не повалит.

В центре лесосеки обнаружился небольшой бугор, заплетенный полу
сгнившими корнями. Пробираться к нему пришлось, перепрыгивая с кочки на
кочку через черные непрозрачные лужи. Низина, на которой лес был повален,
заболотилась. Кочки поросли длинным теплым мхом, и нога проваливалась в
него по колено. Я старался ступать в след леснику, но раз промахнулся, и в
ботинок хлынула ледяная вода.

- Ну вот, - сказал лесник укоризненно. - Надо было нам с тобой Машу
послушаться, сапоги надеть.

Мы выбрались на бугор. Земля на нем была голой, покрытой сероватым
налетом - то ли пылью, то ли лишайником, скрывающим крупные сучья и корни.
Лесник разбросал груду валежника, и за ней под навесом переплетенных
ветвей обнаружился черный лаз.

- Это я шалаш такой поставил, - пояснил Сергей Иванович. - Лапник
натаскал. Высохло - не отличишь. Теперь отдыхай.

- Я не устал.

- А я не говорю, что устал. Потом устанем.

Он зарядил ружье, подобрал лямки рюкзака, чтобы не мешал.

- Там зверь есть, - сказал он. - Некул. Слыхал о таком?

Лесник нырнул в черный лаз, зашуршал ветками, сверху посыпались рыжие
иглы.

- Ты здесь, Николай? - услышал я его голос. - Иди за мной. Темноты не
бойся. А как схватит тебя, тоже не робей. Зажмурься. Слышишь?

Я пригнулся и пошел за ним, выставив вперед руку, чтобы ветки не попали
в глаза. Впереди была кромешная тьма.

- Сергей Иванович! - окликнул я.

Его не было.

Тьма впереди была безмолвной и бездонной. Она не принадлежала к этому
лесу, она была первобытна, бесконечна, и я не смог бы сравнить ее,
например, с входом в глубокую шахту, хотя бы потому, что шахта или трещина
в горе обещают конечность падения - брось камень и когда-нибудь услышишь
стук или плеск воды. А здесь я, даже ничего не видя, знал, что темнота
беспредельна.

И я не мог решиться сделать шаг. Я понимал, что лесник уже _там_. Что
он ждет меня. Может быть, посмеивается над моим страхом. Где был лесник?..
Я в тот момент об этом не думал, но в то же время понимал, что это не
просто пещера, что лесник не прятался в темноте, а был там, за черной
завесой... Бред какой-то! Вот сейчас, вот-вот он вернется, спросит с
насмешкой: "Ну чего же ты, Николай?" И я сделал шаг вперед.

И в то же мгновение земля исчезла из-под ног, я оторвался от нее и
перестал существовать, потому что темнота не только сомкнулась вокруг
меня, но и превратила меня в часть себя, растворила и понесла со
стремительностью, которую можно ощутить, но невозможно об(r)яснить или
просчитать. В таких случаях старые добротные романисты писали нечто вроде:
"Мое перо отказывается запечатлеть..."

Все это продолжалось мгновение, хотя отлично могло продолжаться год, а
если бы кто-нибудь сказал мне, что меня несло сквозь темноту три с чем-то
часа, я тоже поверил бы.

Но очнулся я в том же шалаше - с той лишь разницей, что впереди был
свет и на его фоне я увидел силуэт Сергея Ивановича - он пригнулся,
стараясь разглядеть меня.

- Прибыл? - спросил он. - А я уж собирался идти за тобой.

Он протянул мне руку. Я выбрался наружу. Густой кустарник подходил
почти к самому шалашу. Сергей Иванович отошел на несколько шагов, поставил
ружье между ног, достал папиросы, протянул мне, закурил, сплющив мундштук
крест-накрест.

- Обернись, - сказал он.

Я не сразу понял, в чем дело. Мы подходили к шалашу по заболоченной
лесосеке. А здесь за шалашом начинались густые, колючие, скрюченные, почти
без листьев кусты. И ни одного поваленного дерева, ни кочки, ни мха, ни
воды - никакого болота.

- Не понимаешь? Я в первый раз тоже не понял, - кивнул лесник. - Шалаш
я потом соорудил. А тогда, в первый раз, прямо в дыру шагнул... И
провалился.

За спиной лесника стояла сосна. Не сосна - старое, раздвоенное, подобно
лире, дерево со стволом сосны, но вместо игл на ветках мелкие узкие
листья. На коре была глубокая зарубка, затекшая желтой смолой.

- Это чтобы дорогу обратно найти, - пояснил Сергей Иванович. - Такого
второго дерева поблизости нету. Вход в шалаш видишь?

Под сучьями и пожухлой листвой чернело пятно входа.

Сергей Иванович подобрал разбросанные у шалаша ветки, свалил
беспорядочной грудой, маскируя вход. Потом взял ружье на руку, дулом к
земле.

- Я в войну снайпером был, - сообщил он неожиданно.

Было не жарко, но ветер казался сухим, и листва на кустах и редких
деревьях была покрыта пылью. В ботинке у меня еще хлюпало.

- Путь один, - сказал лесник. - Через шалаш. Можешь проверить.

- Как? - На меня навалилась необ(r)яснимая тупость.

- Обойди, - подсказал лесник.

Я обошел шалаш. Он был спрятан в гуще чего-то вроде орешника,
приходилось нагибаться или отводить рукой ветви. Жужжал жук, сквозь листву
проглядывало блеклое высушенное небо. Я обернулся. Лесник шел за мной,
держа ружье на сгибе руки. С задней стороны шалаш тоже был завален
сучьями. В щелку между ними я увидел все то же небо.

- Убедился? - спросил Сергей Иванович. - Нет здесь никакого болота. И
не было. И ни одной сосны в округе.

- Убедился, - кивнул я.

- Ты здесь со мной, как на экскурсии по выставке. А каково мне было в
позапрошлом году? Один я был. Струсил. Побежал обратно, а дыру потерял.
Наверное, с полчаса по кустам бродил. А ведь я свой лес как пять пальцев
знаю. Вижу, что не тот лес...

Мы снова вышли на открытое место у шалаша. Леснику хотелось, чтобы я
понял, каково ему было тогда.

- Я, наверное, тысячу раз тем болотом проходил. Там лисья нора была. -
Он показал папиросой в сторону шалаша. - На краю болота. Я всю ихнюю лисью
семью в лицо узнавал. А вот на бугор не ходил. Какое-то неприятное место,
даже не об(r)ясню, почему. И сейчас уже не помню, зачем я в этот бурелом
полез. Вижу, чернеется. Как берлога. Но пусто, знаю, что пусто. Никого там
нет. Верю своему опыту. И не знаю, давно ли та берлога образовалась. Даже
думаю, что не очень давно, иначе бы заметил.

- Слушайте, Сергей Иванович, - перебил я его. - А лес когда был
повален?

- Лес? Не знаю, давно. До меня еще.

- А может, здесь падал метеорит? Никто в соседних деревнях не говорил?

- Специально я не спрашивал. Если бы такое событие, люди бы запомнили.
Да ты погоди об(r)яснение искать. Сначала я покажу, что и как. Хоть ты и
ученый, но все равно не спеши. Дослушай. Значит, сунулся я в дыру, меня
подхватило, не пойму, то ли медведь, то ли это смерть в таком виде меня
заграбастала... Но жив. Вылезаю - дождь идет. А по ту сторону дождя-то не
было... Я, знаешь, что решил? Я решил, что спятил. Голова до сих пор
побаливает. Я решил - вот тебе и последствие...

Порыв сухого ветра пронесся по кустам, они словно забормотали,
зашептались сухими листьями.

Сергей Иванович бросил папиросу, загасил ее каблуком. Я заметил, что
неподалеку есть еще несколько окурков, старых, серых.

- Пойдем, - позвал Сергей Иванович. - По дороге поговорим. Дела у меня
здесь. Люди ждут.

Мы прошли краем широкого поля, заросшего высокой незнакомой травой, по
которой волнами гулял ветер, и там, где он пригибал траву, она
поворачивалась светлой стороной, и эти светлые волны передвигались к
кустам, и казалось, что мы идем по берегу настоящего моря.

- Под ноги посматривай, - сказал Сергей Иванович. - Здесь гадов много.

Трава, степь пахли сладко и тяжело, иначе, чем дома. Где же мы?

- Я долго голову ломал, - продолжал Сергей Иванович. - Куда меня
угораздило провалиться? В Австралию, что ли?

Последние слова прозвучали вопросом. Сомнение родилось не от