радиации, а те, кто остался, скрываются в других частях страны, так что
вряд ли кому теперь есть дело до бывшего министра.
не в первый же раз приходится это делать. И если сказать, то и в
муссаватистской разведке у Лаврентия была кличка. Он числился агентом у
полковника Марченко-Алиева, но, естественно, делалось это для разоблачения
планов муссаватистского отребья. Затем стало опасно вспоминать о
романтическом периоде молодости, потому что Лаврентий Павлович, как орел,
высоко взлетел, а внизу множились бескрылые враги. Верный друг Кобулов
тогда достал из бакинского архива все его дело - маленькую папочку, и
Берия положил его в свой сейф. Где-то теперь эта папочка? То, что ее
нашли, сомнений не было: ведь среди обвинений на этом липовом суде была и
строка о службе в муссаватистской охранке, и он тогда сказал - да, было,
по поручению партии. Они пропустили это мимо ушей. И Руденко пропустил. А
ведь еще недавно кричал о своей дружбе. Было же, было?
человек здесь есть. Нечаянный спаситель Лаврентия Павловича.
положено сидеть вахтеру.
комнат и телефонов. Хотя самого телефона на столе не осталось.
стало любопытно, как можно было позвонить к нему, в тюрьму.
заместители. Третий - лаборатории. Четвертый - какие-то кабинеты. Там же
бухгалтерия, плановый отдел... Первый этаж - совсем мало телефонов.
Значит, не все записаны, даже вахтерам не положено знать.
комендатур для одного института. А что ниже? В подвале? Всего один
телефон. "Дежурный". Вот и все. Так и должно быть. При Лаврентии Павловиче
тоже придерживались такой системы - если ты прячешь куда-то алмазик, то
лучше в кучу стекол такого же размера. И чем меньше народу знает об
алмазе, тем лучше.
логике. Например, стульев почти нигде не было, а вот столы остались. Ящики
их были пусты, хотя в некоторых можно было найти какие-то бланки, книжки
для чтения, копирку, ластики, порой записки личного содержания, но ничего,
что помогло бы Лаврентию Павловичу понять причины беды.
секретных или каких-нибудь сомнительных записей.
свободном поле рамочку и внутри написал: "Скончался наш Вождь и Учитель.
Вечная слава! Мы осиротели".
и записи, значения которых ему все равно не понять. Его интересовали две
даты. Во-первых, день, когда его сюда привезли.
или об изменившихся обстоятельствах. Вернее всего, когда Берию привезли
сюда, то подкрутили гайки, пугнули местное начальство. А теперь давай
посмотрим, что он пишет... по поводу Нового года? Как случилось, что за
мной не пришли на расстрел?
Л.Л."
оборвала ход жизни, то в календаре это не отражено. Любой календарь
кончается именно 31 декабря.
обороте. Конечно же, чисто.
именно тридцать первого. А может быть, секретарша... какая, к черту,
секретарша у простого коменданта или сотрудника комендатуры!
поднялся на второй этаж, к директору. Интуиция его не обманула. В
предбаннике на столе секретарши в верхнем выдвинутом наполовину ящике
лежала пачка листков - заготовленный перекидной календарь на 1954 год.
шкафу висел плащ, хороший добротный серый плащ с квадратными широкими
плечами. Берия тут же вспомнил, что он-то сам ходит как бродяга,
закутавшись в одеяло, и первый же прохожий его сдаст куда следует.
был приземист и в теле. Жаль, что он не оставил хороших ботинок и костюма.
И сорочки с галстуком.
холода он не чувствовал, и то хорошо.
будут и ботинки. Доберемся до города, найдем людей, найдем одежду...
улицу. Ну хоть бы сандалии, хоть бы резиновые сапоги!
всего. Ты идешь, она в тебя сквозь голые пятки лезет! Да и вообще
негигиенично и опасно ходить в его возрасте босиком по земле, когда
неизвестно, какое стоит время года. Земля не ледяная, но прохладная и
голая.
по дороге, ведущей от фасада его тюрьмы. Ворота в решетке расступились. Он
рассудил, что дорога обязательно упрется в шоссейку, а там уж разберемся
по указателям, куда идти дальше, где переночевать и пообедать.
неправильным. Деревьев почти не было, а если и были, то высохшие, неживые,
обломанные, а то и просто высокие пни. Такая вот полустепь протянулась
далеко вперед, тая в легком бесцветном тумане. То есть местность была как
бы открытая и в то же время ограниченная в видимости. Поэтому терялось
ощущение перспективы, и когда Берия услышал, как играет какая-то дудочка
или свирель, он не сразу даже сообразил, откуда доносится звук.
шел по обочине, не глядя под ноги и не боясь споткнуться о корни или
камни, которыми была усеяна местность вне узкой асфальтовой полосы.
звуки - он продолжал приплясывать, сам себе оркестр и сам себе танцор.
- беженец, псих или просто гуляка, - но оказалось, что больше всего на
свете Лаврентий Павлович мечтает о человеке и хуже, чем смерть, -
одиночество.
сокращалось.
центру асфальтовой полосы, перепрыгивая через трещины.
Матвеевская и правильно ли мы бежим.
долгую жизнь глубокую долину, как бы громадный желоб, по которому она
спокойно виляла, окаймленная по сторонам повалившимися заборами и пустыми
грядками - когда-то местные жители здесь что-то сажали, а потом убежали.
того прерывистый и негромкий, пропал, и Лаврентию Павловичу пришлось
прибавить ходу, чтобы догнать мужчину.
было ни видно, ни слышно.
головой и стараясь отыскать пропажу, но тщетно.
берега шалашей, сарайчиков и домиков в различных стадиях деградации.
и шарить по шалашам не хотелось, тем более босиком.
речке, посмотреть на бегущую воду - он соскучился по зрелищу живой воды.
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Березин Федор
Доценко Виктор
Шилова Юлия