Дюкло, поставил часового слишком далеко, а тот задремал, поскольку овернский
грапп, как известно, не чета всякому кло-де-вужо или тем более помару.
вдруг вспомнил чьи-то слова, сказанные очень давно. Да, тогда был какой-то спор,
и кто-то сказал... И я сказал, что мы выиграли эту войну еще 27 декабря 1790
года, когда был принят декрет о неприсягнувших священниках. Добрые французы
могут отвернуться от Короля, но никогда не предадут своего кюре. Значит,
остается ждать, пока ослы в митрах заставят задуматься даже таких, как лейтенант
Дюкло. Вандея и Бретань - только начало. Ведь и Шалье Лионский, чью голову никак
не мог отрубить тупой топор, тоже начал с разгрома церкви Святого Сульпиция...
переход. К полудню мы должны миновать Севр, а значит, к вечеру рота будет в
Париже. В Париже, где мне нужно найти "Синий циферблат"...
патриотов, я же вернулся на свою повозку, решив не суетиться зря. Скоро я буду в
Париже и смогу наконец все выяснить...
исчезать. Но я - кем бы ни был - не призрак. Для всех я - обычный человек, пусть
несколько странный, потерявший память, забывший, кто он. Даже не так! Я - солдат
армии Святого Сердца с чужими документами, совершенно не знающий - не помнящий -
великий город, куда мне предстоит попасть. Я наверняка бывал в Париже, и не раз,
может, даже жил там, но надеяться, что тот, кто иногда подсказывает мне, будет
выручать и дальше, слишком наивно. Гот Париж, где я когда-то бывал, уже не
существует. Есть санкюлотский Париж, сердце трижды проклятой Республики, город,
убивший своего Короля, растерзавший Королеву...
агента Шалье будут искать. Его уже ищут. Значит, мне следует исчезнуть. Но
исчезнуть в Париже трудно. Из слов гражданина Дюкло я уже знал, что граждане
якобинцы позаботились об этом. Город разделен на секции, каждая из которых
отвечает за порядок на своей территории. Ни одна гостиница, ни один домовладелец
не примет постояльца без гражданского свидетельства, выданного секцией. Более
того, он обязан тут же заявить о "подозрительном". Ко всему еще - патрули,
облавы и просто бдительные прохожие. И - Революционный Трибунал, быстро
"разъяснявший" каждого, кто вызвал сомнения. Мне нечего бояться смерти, но до
"Синего цифеблата" добраться не дадут...
черной влажной коре, деревья, а небо было все то же - серое, низкое. Небо, куда
мне не было пути. Как жалко, что меня не оставили возле черного вспаханного
поля!..
выданное одной из секций. Я должен раствориться, исчезнуть... что не так и
сложно. Достаточно подстеречь в глухом переулке неосторожного "патриота",
предъявить свой пропуск и потребовать его гражданское свидетельство. После чего
одним "патриотом" станет меньше...
почему, я не знал, но этот запрет был столь ясный, столь очевидный, что я тут же
отбросил мысль о чужом документе. Да и это не поможет. Из слов лейтенанта я
знал, что гражданское свидетельство нужно регулярно регистрировать. Значит,
требуется что-то другое...
Севр, чуть дальше - Сен-Клу. Но ничего более не вспоминалось. Просто тот, кем я
был когда-то, приоткрыл еще один краешек ушедшей жизни. Я уже почти добрался.
Остается миновать заставу, а затем...
задержаться, причем надолго. Оказывается, байка, пущенная в лихой газетенке
гражданина Эбера, отозвалась сильным эхом. Роту Лепелетье не ждали, более того,
появление полутора сотен вооруженных молодцов вызвало настоящую тревогу.
Напрасно лейтенант Дюкло тыкал под нос стражам в уже знакомых красных колпаках и
карманьолах свой мандат, напрасно солдаты, чуя близкий дом, драли глотки. Стража
выставила вперед стволы мушкетов и даже выкатила две пушки. Пушки были, правда,
времен Бертрана Дюгесклена, но даже с такими, когда они смотрят тебе в лицо,
лучше не связываться. Рота поутихла и принялась ждать.
внести ясность в ситуацию, однако именно этого делать явно не следовало.
Лейтенанту я пояснил, что мои полномочия действительны лишь вне Парижа и, кроме
того, порядок есть порядок. В конце концов добрые патриоты разберутся, что перед
ними не переодетые шуаны, а краса и гордость парижских санкюлотов.
перьями и в чем-то, напоминающем грязное полотенце, натянутое поверх шинели.
Чуть позже стало ясно, что это не полотенце, а трехцветная перевязь, правда,
изрядно потерявшая свой вид. Субъект оказался кем-то из депутатов Конвента,
специально посланный разобраться. Оказывается, якобинский ареопаг уже два часа
дискутирует, что делать с ротой Лепелетье - пустить в Париж или не просто
пустить, а устроить празднество с торжественным маршем к Манежу и пушечной
пальбой.
депутату, что они больше полугода не были дома и пусть он со своими коллегами
сам марширует на площади у Манежа, если им всем в Конвенте больше нечего делать.
А насчет пушечной и прочей пальбы, то рота Лепелетье охотно эту пальбу устроит,
причем в самое ближайшее время, если ее не пустят в город. Депутат махнул рукой,
вполне человеческим голосом пожаловался на обилие идиотов и приказал нас
пропустить - под свою ответственность.
сторонам, пытаясь угадать, где мы и куда двигаемся. Я не узнавал город. Все
казалось чужим, непонятным. Нет, одному мне не разобраться. Значит, спешить
нельзя, надо дождаться утра...
перед тем, как разбежаться по домам. Лейтенант Дюкло решил проявить истинный
героизм и остаться на месте, дабы оное оружие не растащили. Меня это вполне
устраивало, поскольку деваться было некуда, а отпускать гражданина Дюкло не
хотелось - наутро он был мне нужен. А посему мы легли прямо на шинелях у двери,
которую для верности заложили оглоблей, лейтенант уснул, а я долго лежал с
закрытыми глазами, вновь и вновь продумывая свой замысел. Конечно, ничего
хитрого изобрести нельзя, но иногда и самые простые задумки срабатывают.
разместился на втором этаже грязной старой харчевни. Там в это утро было людно -
готовился праздник по поводу возвращения славных бойцов из победоносного похода.
Этим было занято и руководство секции, вероятно, сочинявшее подходящие к случаю
речи - в прозе и стихах. Но для нас сделали исключение. Меня и лейтенанта тут же
приветствовал желтолицый, худой, словно жердь, тип, оказавшийся председателем
секции 10 Августа, фамилию которого я не запомнил, да и запоминать не собирался.
только соседями, но и дальними родственниками), я бегло осмотрелся. Помещение
секции имело истинно революционный вид, то есть выглядело донельзя убого. Поверх
давно не штукатуренных стен красовался лозунг "Свобода, Равенство, Братство или
Смерть", напротив помещалась криво исполненная надпись "Смерть - тиранам!", а в
углу стоял гипсовый монстр в красном колпаке - бюст, изображающий то ли кого-то
из якобинских вождей, то ли просто местного домового. Стены были оклеены
афишками с декретами, причем некоторые из них умудрились прикрепить вверх
ногами.
гражданину председателю, но я решил, что пора брать дело в свои руки. А посему,
не дожидаясь представления, я самым решительным образом потребовал разговора
наедине. Председатель только моргнул и поспешил согласиться. Как выяснилось, ко
всему прочему он еще и заикался. Не д-дожи-даясь п-приглашения п-пройти к
ст-толу, я присел на табурет, милостиво кивнул столпу местного якобинства и
поинтересовался, не слыхал ли он случайно о таком ведомстве, как Комитет
общественной безопасности.
зеленоватым. Не дослушав до конца уверения в том, что сей орган
рев-в-волюционной в-власти ему, п-председателю, хорошо и-известен, я вновь
милостиво кивнул и задал следующий вопрос: не знает ли он - тоже абсолютно
случайно - некоего гражданина по имени Максимилиан Робеспьер.
председателю, посоветовав прочесть - и лучше не один раз, а дважды. А трижды -
еще лучше.
причем по мере чтения лик его все более зеленел, заодно покрываясь обильным
потом. Это был хороший знак - больной явно дозрел. К месту вспомнилось, что
коллеги гражданина Леруа имеют обыкновение бить пациентов колотушкой по лбу,
дабы те погружались в спасительное забвение перед операцией. Оставалось достать
колотушку.
имеет д-дело, я поинтересовался, известно ли гражданину председателю, для чего
служит "национальная бритва". На этот раз ответ п-последовал нез-замедлительно,
но никоим образом меня не удовлетворил. Пришлось пояснить, что "национальная
бритва" бреет не только аристократов и заговорщиков, но и спекулянтов, а также,
и не в последнюю очередь, расхитителей народного добра. А заодно тех, кто им
потворствует. Например...
все-таки кое-что услыхал, а услыхав, запомнил. Не то чтобы в секции 10 Августа
творились особо большие безобразия. Но кошка знает, чье мясо съела, особенно
когда приходится иметь дело с людьми и комитетами, охотно пускающими в ход
"бритву".
надоело, и я, зевнув, спросил, куда делись средства, полагавшиеся славной роте
Лепелетье. Ведь мундиры большинству пришлось справлять за свой счет, а Коммуна,
как известно, такие средства выделила. Лицо председателя из зеленого стало
черным, словно он прибыл из Санта-Доминго. Руки заскользили по столу, схватили
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Акунин Борис
Шилова Юлия
Курылев Олег
Афанасьев Роман