приходилось учить на уроках истории. Но введение английского - языка
свободных людей - казалось проблемой важной и первоочередной. "Генерация" -
первое поколение родившихся на этой земле - пробовала силы. Потом уже была
экспедиция в глубину Черных Гор, безумный бросок на Бессмертный остров,
Знаки Доблести, полученные учениками старших классов из рук Президента. Но
их первую победу Чиф запомнил на всю жизнь. Тогда это казалось таким
необходимым - изучение английского, отмена школьной формы, право ходить на
вечерние киносеансы без родителей...
покрытую оспинками дождя медленно текущую реку. Там, за рекой, тянулись
громады серых домов, из черных труб поднимались клубы белесого дыма,
откуда-то издалека доносились паровозные гудки... Родина предков...
Казалось, Чиф знал о ней все - из книг, из рассказов старших, - но
увиденное было совсем не похожим на то, что представлялось дома. Он не
ожидал такого серого неба, таких хмурых зданий и таких людей. Впрочем,
отступать уже поздно...
свое время его весьма удивило такое название: оно казалось слишком
претенциозным. Отец пытался объяснять ему что-то про борьбу пролетариата,
про Колю Бухарина, главреда и давнего отцовского знакомого, но Чиф уже
заранее чувствовал неприязнь к газете, которая была о себе столь высокого
мнения. Впрочем, теперь чтение "Правды" стало необходимостью, хотя бы
потому, что все остальные газеты этой страны не сообщали - и не могли
сообщить - ничего иного.
отметив название передовой "Навстречу славному юбилею", и спрятал газету в
карман пальто. Интересно, как бы смотрелся в "Правде" репортаж об их первой
забастовке? Наверно, что-нибудь вроде: "Бунт буржуйских сынков" - это в
лучшем случае. Здесь, в бывшей России, которая теперь называлась
непроизносимым именем "СССР", шутить не любили. Молодежь была
дисциплинированной, выступала на собраниях, заявляла в НКВД на своих
родителей и учила немецкий - язык вероятного противника. Первое время Чиф
боялся, что будет испытывать к этим людям ненависть. К счастью, этого не
случилось. Ненависти не было, но не было и сочувствия. Эти люди не казались
несчастными, напротив. Они были серьезны, деловиты, идейно выдержаны и
преданы идеям Ленина-Сталина. Родина предков оставалась чужой. Чиф ругал
себя за это, заставлял вспоминать, что здесь есть тысячи и тысячи других,
ради которых он и прибыл сюда, но это помогало мало. Даже тот, с которым он
совсем недавно разговаривал, показался Чифу странным. Вначале этот человек
почему-то испугался, хотя постарался не подать виду, затем, кажется,
поверил, заинтересовался - но так и не задал ни одного вопроса. Почему? По
сути, это была не беседа, а монолог, и только в самом конце тот, к которому
Чиф пришел, написал на бумажке номер телефона и время, когда следовало
позвонить. И это было еще не худшим вариантом. Может, этот человек боялся,
что их подслушивают? Это казалось диким. Сколько же требовалось средств и
сил, чтобы организовать прослушивание частных квартир! И зачем? Если бы
здесь действительно были заговорщики, они бы давно выступили и свергли этот
режим. Чиф вспомнил уроки политологии в старших классах, рассуждения
учителя о сущности тоталитарного государства и невольно поежился. Тогда это
казалось сказкой, скучной и нереальной... Три основные группировки
руководства, бюрократическая пирамида, постоянная сменяемость кадров,
система, державшая в напряжении эти самые кадры... На экзамене никому не
хотелось отвечать на подобный билет. Чифу, к счастью, попалась политическая
система европейских парламентских республик, что было просто, понятно, и, в
общем, симпатично. Увы, теперь приходилось вспоминать все читанное и
слышанное. Итак, три группировки власти... Прежде всего, партийная
бюрократия, ослабленная последней волной репрессий. Затем военные: их
позиции тоже ослабели после процесса Тухачевского. И наконец, система,
державшая всю пирамиду в напряжении, - НКВД, НКГБ и прочие карательные
органы... Машина простая, мощная и самовоспроизводящаяся... И - люди. Как
сказал здешний лидер - "винтики и колесики" этой машины. Те самые люди, к
которым Чиф и его товарищи и прибыли. Прибыли, хотя никто их не приглашал,
не ждал и едва ли был им рад...
шумную толпу, и нырнул в метро. Метро - это единственное, что нравилось ему
в Столице. В Сент-Алексе такого не было. Метро там просто ни к чему:
мотоцикл, а в последние годы завод, которым руководил Железный Генри,
исправно снабжал всех желающих электромобилями. Но Чиф все равно испытывал
что-то похожее на зависть, попадая на движущуюся ленту эскалатора. Метро
производило впечатление. Смущали лишь нелепые статуи на станциях - темные,
жуткие, похожие на первобытных идолов. Впрочем, у обитателей Столицы,
похоже, свои представления об эстетике...
остановившегося поблизости трамвая, но так и не решился нырнуть в людской
круговорот. Толпа его немного пугала. Дома, там, где он вырос, люди почти
никогда не собирались беспорядочной кучей, разве что на стадионе, после
очередного футбольного или бейсбольного матча. К толпе следовало
привыкнуть, но Чиф решил поддаться слабости и пройтись пешком, тем более,
что времени было достаточно.
тут же заметил, как один из прохожих бросил недоуменный взгляд сначала на
его часы, а потом на него самого. Чиф мысленно выругал себя: здесь, в
Столице, таких часов не носили. Давно надо было купить местные, но Чиф
никак не мог привыкнуть к нелепому допотопному циферблату и необходимости
каждое утро заводить странный тикающий механизм. Его часы - новенькие, с
миниатюрной электрической батарейкой - были из самой последней серии,
которую начал выпускать завод в Сент-Алексе. Часы подарил отец - как раз
перед тем как Чиф написал заявление на имя Президента Сэма с просьбой
зачислить его в группу "Пространственного луча"...
огромный новый стадион. Стадион был не плох, удивляло лишь то, что он
принадлежал местной полиции. Впрочем, к подобным странностям своей
исторической родины уже следовало привыкнуть...
где жили рабочие с окрестных заводов, мимо самих заводов - огромных,
грязных, с безобразными кирпичными трубами - мимо брошенных краснокирпичных
церквей со сбитыми крестами. Пейзаж был унылый, а серое небо и срывавшийся
то и дело дождь еще более усугубляли гнетущее впечатление. Наверно, летом
здесь будет веселее, но лето должно наступить так не скоро!
разрушенный кирпичный забор. За ним когда-то находилась фабрика, но уже
несколько лет, как станки были вывезены, деревянные перегородки разобраны,
и от прежнего остались лишь холодные мертвые корпуса, постепенно
разбираемые на кирпич. Место глухое, вечерами сюда слеталось окрестное
хулиганье, но днем лишь вороны оживляли мертвую тишину брошенного
фабричного городка.
небольшой пролом, как внезапно услышал негромкие быстрые шаги. Кто-то шел
вдоль забора с противоположной стороны - высокий, в старом пальто и
надвинутой на глаза кепке.
приблизились, затем на мгновение стихли, и вот в проломе показался молодой
человек, рассеяно поглядывающий по сторонам, словно в надежде увидеть за
старым забором нечто небывалое. Чиф чуть слышно вздохнул, парень дернулся,
рука его нырнула в карман.
запоздало выругав себя за опасную привычку.
часы - точно такие же, на батарейках, с табло вместо циферблата.
мог избавиться от школьной привычки. Говорил он немного странно, с
грассирующим французским "р", зато с накрепко заученным американским
акцентом. Чиф неодобрительно взглянул на приятеля:
букву "о". Чиф вздохнул:
надо бриться лезвиями местного производства.
Только, Чиф, слово "мастеровой" здесь не употребляют. Сейчас говорят
"рабочий".
бывших фабричных корпусов. Пару раз Чиф оглядывался назад, но
предосторожность была излишней: вокруг было совершенно пусто.
- Опыт? Ты что, с ума сошел?
Акунин Борис
Андреев Николай
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Лукин Евгений
Прозоров Александр