испанцев, то ли испанцы из англичан, а может еще кто сцепился.
поколебавшись, выбрал облик трехмачтовой баркентины с бермудским
вооружением грота и бизани. Голограмма окутала "Орхидею", поглотила
тримаран, и вот уже несся по волнам полным бакштагом стремительный
парусник, еле слышно урча водометами и оставляя за собой странную тройную
кильватерную струю.
в середине девятнадцатого века. Врет Зародыш.
Разошлись паучьи лапы автонайтовки, ожил двигатель, расплылся призрачным
кругом винт... Узкая полупрозрачная стрекоза вспорола небо, взмыла над
"Орхидеей" и волнами, горизонт разом отпрянул куда-то вдаль, а внизу
раскинулась синяя водная гладь, бескрайняя, чистая и умопомрачительно
свежая. У Бегемота захватило дух. Красиво, бизань пополам, якорь в глотку!
порохового дыма, застыли два корабля: испанский сорокапушечный галеон и
небольшой кеч под "Веселым Роджером". Грот-мачта испанца лежала на воде,
кеч, судя по всему, взял его на абордаж.
в ходовой рубке, и боцман в боевой видели все происходящее на своих
экранах.
странно пустым, ибо фок-мачту кеч не нес. Но команда "Орхидеи",
натасканная Питером, уже знала, что вместо мачты на баке парусника
притаились каронады - примитивные пушки, способные, впрочем, потопить
даже "Орхидею" (но только если повезет). Судно даже называлось устрашающе:
бомбардирским кечем. Последствия залпа пиратов налицо: вдвое больший
испанец уже потерял грот-мачту, рули, изрядное количество парусов и
рангоута; пробоины зияли в надстройке юта, в бортах...
добивали тяжелораненых, перетаскивали на свой корабль сундуки со скарбом,
перегоняли пленников, словом - вели себя как любые корсары во все времена.
приблизиться на добрую милю, прежде чем на кече поднялась суматоха.
Вертолет уже сел, Слэш присоединился к Арчи Элмеру. Пираты, пристально
глядя на лже-баркентину с "Роджером" на брам-стеньге, застыли у бортов
своего судна. Несомненно, что пушки левого борта и палубные каронады могли
выстрелить в любую секунду.
Остальные - полная боевая готовность. Связь по служебке, общий канал!
Чмокнув, она проколола границу голо-поля и, покачиваясь на спокойной
волне, устремилась к пиратскому кечу.
работали миниатюрные движители на корме. Однако Фло решил не настораживать
пиратов.
вопросительным взглядом.
нашел...
паруса; сильно поврежденный испанец пошел ко дну, едва только пираты
убрали абордажные крючья.
Маракайбо. В принципе пираты ему были без надобности: "Орхидея" в
состоянии сломить любые заслоны испанской твердыни. Однако, надо же на
кого-то списать нападение? Фло хотел опередить пиратов ("Колибри"
намеревался зайти на Тортугу за подмогой), сделать свое дело, а потом
пусть себе потрошат Маракайбо и испанскую эскадру, а заодно и присвоят всю
славу.
накренившись. Волны бодали белопенными макушками его исхлестанный ветрами
и морем борт. "Орхидее" тоже доставалось, пришлось втянуть крылья, а
боковые секции вплотную прижать к центральной. "Колибри" скоро потерялся
за крутыми валами. Ветер крепчал, волны становились все выше и выше, а
"Орхидея" покачивалась себе, словно бочонок. Вернее, словно три бочонка,
накрепко связанных вместе.
рассказывая очередную байку, Арчи слушал, глядя в иллюминатор. Мортимер с
Дейзи молча пили вино, стараясь расплескать поменьше. Лу и Кертис играли в
карты, насколько позволял шторм. Механик Ларри, убаюканный качкой, спал;
засыпал и Оскар, намаявшись за день. Фло с Питером негромко разговаривали
в капитанской каюте; здесь же, опустив голову на толстые мохнатые лапы,
залег и сэр Юстас. Кок с юнгой пытались прибрать в кают-кампании, но до
окончания шторма это вряд ли удалось бы и они удалились в каюту голландца,
где поселился и Слава.
Бесконечно малым и ничтожным кажется любое творение рук человеческих в
сравнении с тобой. В твоей власти швырнуть беззащитный корабль, утлую
песчинку в твоих ладонях, на скалы, разбить вдребезги, в щепы. Горе тем,
кому уготована такая судьба. Ты можешь сломать мачты, оборвать снасти,
лишить руля. Ты всесилен!
нет ничего, за что можно ухватиться. И волны ему нипочем! Ну-ка, бросим
его на прибрежные скалы!
скоростном лифте. И вдруг навалилась тяжесть. Рывок!
вперед. Заработала гравиподушка; оттолкнувшись от скал судно прыгнуло
через мель, через высоченные валы, через смерть, и понеслось туда, где
было глубоко, где не могли распороть днище острые каменные клыки, где
волны пониже и опасности нет.
закачалась на штормовой волне.
морю. Шторм ушел буйствовать на юг, к экватору. Волны еще вздымали
"Орхидею", но это были уже не свирепые пенные горы, а пологие синие холмы.
Зародыш оценил погоду в 2,7 балла. К восходу солнца под гул сервомоторов
боковые ступени разъехались в стороны, крылья отделились от корпуса и,
нетвердо щелкнув, зафиксировались в рабочем положении. Выползла наружу
мачта, взмахнув полуреями, как руками.
каюты, он прошествовал на корму, спихнул за борт тик-трап и с наслаждением
плюхнулся в воду. Поплавал вокруг "Орхидеи" минут десять, довольно
отфыркиваясь, несколько раз нырнул и взобрался назад на корму. Деловито
отряхнулся, вытащил тик-трап на палубу. Оставляя мокрые следы и небольшие
лужицы побрел вдоль фальшборта второго уровня на нос.
проснулись четверо: Лу, Кертис, Арчи Элмер и Капитан. А сверху продолжали
громогласно орать:
сидел нахохлившийся зеленый попугай и сердито орал; сэр Юстас, опираясь
передними лапами о стабилизаторы вертолета, возмущенно лаял на него.
захватил с собой. На далекий, еле слышный гул никто не обращал внимания.
ног.
успокаивался. - Дукаты, дукаты! Тугрики, тугрики!