прыгнули в седла и умчались - небось к своим, там отсидятся; не выдаст
гололобых Туган-бей.
обернулся. Сердце дернулось, стукнуло колоколом, ноги подкосились, словно
ватные. Ипполит...
- пистолет, вместо виска - кровавая дыра. Бестужев нагнулся, кусая губы,
едва ль на колени не встал, и вдруг почувствовал: отпустило. Вот была
только что скорбь! и не стало. Сами по себе выговорили губы:
случае, когда в армейских формулярах числились родственники, к фамилиям
добавлялись номера соответственно чину] в список выбывших по болезни...
скопище оставило клочья свои в балках да двориках, словно зубы змеиные. То
и дело: крики, брань непотребная, вопли. Обходилось без стрельбы. И лишь с
сумерками утихло.
рапортов, стало ясно, что удумал Кармалюка. Отчаян до безумия был маневр,
но отнюдь не бесталанен: удайся он, и не вырваться бы Восьмой дивизии на
простор, сбилась бы на погибель свою в центре, скучилась бы в стадо.
своим считает...
из мазанок; те, от солдат худа не видевшие, как сознали, что гайдамаки
вернулись, так и побежали, себя не помня, - сами, пешком и на подводах, со
скарбом, со скотиной, с детишками на закорках. В том и был гетьманский
умысел! На плечах обезумевших беглецов прорвали гайдамаки егерские заслоны
на севере, прошлись по редутам, едва не отбив пушки; слава Богу, не
растерялись алексапольцы, успели, дали залп и второй - почти вплотную,
понаделали окрошки... А там уж пошли в дело гусары ахтырские, да и татары
на сей раз себя показали. И то сказать, знают басурмане: кому-кому, а им
пощады не видать, коли город падет.
сознав, что вот-вот отрежет конница вошедшие в Катеринослав толпы, велел
Кармалюка скопищу отходить в степь, не заботясь о раненых. Прозевал вор
миг, когда мог разметать конницу, бросив на нее страшные повозки свои с
косами; совсем чуть промедлил, а тут и мгла поползла; не стало момента.
да на улицах до трех тысяч своих, так для него это что зуб потерять; толпа
за ним немереная, а Первую Мужицкую так и сберег, не посылал на убой. А
солдатики на счету; как ни старались ротные, а всех не убережешь. Не беря
даже в расчет легко раненных, сочли невозвратное: только убитых сотни три,
покалеченных крепко - вдвое против того. Еще и татары.
щурясь. Когда же из фурштадта принесли на шинели Горбачевского, беззвучно
выругавшись, подозвал поближе Туган-бея, шепнул нечто. Круглое лицо
татарина расплылось в ухмылке, подчерненной, однако, вырвавшимся из
узеньких щелок-глаз испугом. Посмотрел на генерала, притворяясь смущенным:
бельмим, мол, моя твоя не понимай. И осекся, обожженный жутким взглядом
Бестужева.
бей вопил по-татарски ертоулам. Начиная догадываться, штабные смятенно
переглядывались; спросить, впрочем, не осмелился ни один. Лишь Щепилло
открыл было рот, но, передумав, прикурил от свечи и принялся тянуть дым,
вдыхая глубоко-глубоко.
ужина. Бестужев качнул головою: не пойдет кусок в горло после этакого.
Впрочем, о приказе, отданном Тугану, не сожалел; так и надо, только так,
по-татарски; гайдамаки не лучше Орды, хуже даже... Робеспьеры сермяжные.
Пойдут снова приступом, пусть поглядят сначала на плетни вокруг города.
Может, задумаются...
мыслях; исчез Ипполит, не привязываясь. Прикинул, помня о насущном: что б
сам предпринял на месте гетьмана? Ответил, не размышляя: а единое лишь и
есть решение - остановить отход вблизи окраин, перегруппировать толпу, да
и - с Богом! - швырнуть ее на ночной штурм по всем направлениям, а Первую
Мужицкую, единым кулаком, направить в стык кременчугцев и алексапольцев,
где обрывы глаже...
рядом дожидался; так, впрочем, и было - знал привычки командующего,
понимал: поразмыслив, позовет для совета. Ранее втроем обсуждали, да вот
нет теперь Ваньки...
и в Европе армия на ночной приступ пойдет, без пушек тем более; а здесь -
кто?.. да и Первая Мужицкая все ж не гвардия Наполеонова...
якобинством, но пугачевщиной обернулся; прикажешь ли ждать монстра?!
помеси Емельки с Бонапартием? Право же, не Гишпания мы; Россия! И так еще
помысли: город его людям знаком несравнимо с нами; сие первое. Далее:
ведаешь ли, сколько их с ножами в фурштадте затаилось, непойманных? Это -
второе. А вот тебе третье: татарва ночью не вояки, всем ведомо, гусар же у
нас - понюшка, не более. Никак рейда не сделать. Прав я иль нет? - ответь!
видать, коль и остыть успел); заключил:
и Бог бережет. Распорядись, тезка, известить по ротам: готовыми быть к
ночной баталии. Костры разжечь погуще. Татар оттянуть на плац, к собору;
уместятся. И чтоб баловать не смели! предупреди моим именем. Ахтырцев туда
же; в тесноте да не в обиде. И прикрыть плац понадежнее.
противу всех ожиданий пахнуло над Днепром летнее тепло, словно бы,
расщедрившись, отдал листопад [ноябрь (укр.)] застуженной земле все
бережливо припрятанное впрок братьями-месяцами. Празднично стало вокруг,
светло и несуетно; деревья замерли, боясь колыхнуться, удерживая на
полуоголенных ветвях остатки золота, уцелевшего едва ль не чудом под
шквальными порывами давешних бореев [бореи - северные ветры (устар.)].
Киева, споткнувшись: солнце, подсушив грязь, позволило инсургентам
изготовиться к долгим боям наинадежнейше, не хуже, нежели под незабвенным
Бородином. Не щадя себя, метался меж деташементами [деташемент - пехотный
отряд на позициях] губернатор, лично следя, как глубятся траншеи, как
вырастают уклоны редутов, как разворачиваются жерлами к северу орудия.
Вовремя и сикурс подошел; здешний поселянин не чета таврическому; вдосталь
на заднице отпробовал крепаччины. Дали рекрутов села. Конфузия же скопищ
кармалюкиных хоть и стоила жизни бесценной генерала Бестужева, но укрепила
тылы, высвободив обстрелянные в битвах полки для трудного боя с войском
узурпатора питерского.
в лоб не взять и Бонапартию самому, встань из безвестной могилы своей
неистовый корсиканец. Обойти ж стороной такоже никак не мыслимо: кто
наступает, оставив за спиною мало не сорок тысяч супротивного воинства?
гражданин Республики Российской Сергей Григорьевич Волконский...
дверь и ключ повернулся в замке, неприятно скрежетнув плохо смазанным
металлом. Ан нет, всего лишь три дня одиночества и безвестности, и свежими
ранами, до телесно ощутимой боли, горят на плечах клочья материи - там,
откуда с неживым хрустом сорвали эполеты.
Винницу, ничего не было, кроме тупой исполнительной ретивости. И другие, в
рангах самых различных, глядели без участия, словно и не спрашивая себя:
что это! - кого ведут? кого под ключ сажают? И солдаты, стоящие у двери на
часах... эти и глядеть страшатся: еду вносят, отворачивая глаза, судно
убирают, зажмурившись. Как один - недавние рекруты, иные даже и стрижены
скобкою; старослужащих - ни единого. Однажды лишь, на следующее утро после
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Витковский Евгений