Спасибо, мадам.
ступенькам. Лиль торопилась поскорее вернуться домой, и на всем
пути скорченные горбункулы бросали сверкающие блики на ее
красивые ноги, в то время как день начинал наполняться
просыпанными дорожками янтаря и пронзительным сумеречным
стрекотанием.
сенатора было целых четыре лапы, а у Вольфа вдвое менее, но
зато каждая была втрое длиннее, отчего сенатора и одолевала
потребность время от времени высовывать язык и издавать "фух",
"фух", дабы поведать миру об одолевшей его усталости.
жесткий мох, прошпигованный крохотными, схожими с шариками
душистого воска цветочками. Меж стеблей летали насекомые, они
вспарывали цветы ударами мандибул, дабы испить налитого внутрь.
Для того чтобы глотать хрустящих букашек, сенатор даже и не
останавливался, а лишь время от времени на ходу подпрыгивал.
Вольф шел широченными шагами, сжимая в руке пентюклюшку, а его
глаза обшаривали окрестность с тщанием, которое позволило бы
разобраться в подлиннике Калевалы. В поисках наилучшего места
для прекрасного облика Лиль он перетасовывал видимое с тем, что
уже хранилось у него в голове. Раз-другой он даже попытался
включить в пейзаж изображение Хмельмаи, но какой-то
полуосознанный стыд побудил его убрать этот монтаж. С некоторым
усилием он сумел сосредоточиться на мысли о гавиане.
помета и полупереваренные ленты для пишущей машинки, он
распознал близость животного и приказал оживленному и
взволнованному сенатору сохранять спокойствие.
шутки в сторону. Оба на брюхо.
пробормотал было: "Оно дерет между ляжек", но Вольф велел ему
замолчать. Через три метра он вдруг заметил то, что искал:
большой, на три четверти ушедший в землю камень, в котором
сверху была проделана маленькая совершенно квадратная дыра,
открывавшаяся как раз в его направлении. Он подобрался к камню
и трижды стукнул по нему клюшкой.
подражая голосу Господина.
выскочил, судорожно гримасничая, из норы.
брильянты. Даю слово дворянина!.. Я ни в чем не повинен!..
Уверяю вас!..
его, если так можно выразиться, облизываясь. Вольф уселся и
уставился на гавиана.
Ты пойдешь с нами.
не по правилам.
Вольф, -- а мы находились здесь, с тобой уже всяко было бы все
кончено.
предков, -- сказал гавиан. -- Это подло. Вы же прекрасно
знаете, что у нас ужасная часовая восприимчивость.
защищаясь в суде, -- сказал Вольф, желая произвести на
собеседника впечатление сообразным обстоятельствам языком.
меня подальше эту зверюгу, судя по взгляду, она, кажется,
жаждет меня прикончить.
мире намерениями...
полагаюсь на вашу добрую волю.
трогай.
гавиану свою здоровенную лапу.
гавиан, указывая на сенатора.
обосновался у него на спине. Вольф зашагал в обратном
направлении. Возбужденный, восхищенный, за ним следовал
сенатор. Наконец-то его идеал воплотился... реализовался...
Елей безмятежности обволок его душу, и он не чуял под собой
ног.
Стоя рядом, Ляпис присматривал за ее работой, каковая со
вчерашнего дня протекала вполне нормально. Он обследовал
точнейшее круговращение зубчатых шестеренок мотора. Совсем
близко, растянувшись на скошенной траве, с гвоздикой в губах
грезила Хмельмая. Земля вокруг машины слегка подрагивала, но
это не было неприятно.
такими руками приблизиться к Хмельмае он не мог. Открыв
жестяной шкафчик, он захватил в нем пригоршню пакли и оттер то,
что удалось. Затем намазал пальцы минеральной пастой и потер
их. Зерна пемзы скреблись у него в ладонях. Он ополоснул руки в
помятом ведре. Под каждым ногтем осталось по синей полоске
грязи, в остальном руки были чисты. Ляпис закрыл шкафчик и
обернулся. У него перед глазами была Хмельмая, тонюсенькая, с
рассыпавшимися полбу длинными желтыми волосами, с округлым,
почти своевольным подбородком и утонченными, словно перламутр
лагун, ушками. Рот с полными, почти одинаковыми губами, груди
натягивали спереди слишком короткий свитер, и он задирался у
бедра, приоткрывая полоску золотистой кожи. Ляпис следовал за
волнующей линией ее тела. Он присел рядом с девушкой и
нагнулся, чтобы ее поцеловать. И тут же вдруг подскочил и
мгновенно выпрямился. Рядом с ним стоял человек и его
разглядывал. Ляпис попятился и прислонился к металлическому
остову, пальцы его сжали холодный металл, в свою очередь и он
вперился взглядом в стоявшего перед ним человека; мотор
вибрировал у него под руками и передавал ему свою мощь. Человек
не двигался, серел, таял и наконец вроде бы растворился в
воздухе; больше ничего не было.
ничуть не удивившись.
только самому себе. -- Всякий раз, когда мы вместе, он тут как
тут.
последнюю ночь. Ты все время танцевал.
с Вольфом. Иди ко мне. Успокойся. Тебе нужно отдохнуть.
Почему я никогда ничего не вижу?
фонарик... зажженный.
сказал Ляпис, -- дни бывают разные. Но японский фонарик красив
всегда.
Хмельмая. -- Лишь бы я нравилась людям, которые меня
интересуют.