Чтение 7–й страницы книги ~Путь единорога~

- Ну так сделайте что-нибудь хорошее.

- А что вам нужно?

- Мне... - Матвей задумался. - Если вы колдунья, то сами должны
знать!

- Я знаю, - решительно сказала девушка. - Вам нужна вера в
собственные силы.

- Точно! - удивился Матвей.

- Видите, я действительно знаю. Я почти все про вас знаю.

- Расскажите, - попросил он настороженно.

- Только не обижайтесь, я правду буду говорить. Так вот, вы не верите
в свои силы с самого детства, потому что все ребята были нормальные, а вы
- хромой. Они бегали, играли в футбол, в хоккей, а вы за ними не могли
поспеть. И вам стало казаться, что вы - хуже. И отсюда все пошло. Учиться
в институте вы, наверное, не стали, спрятались в этом поселке...

- Так, так, - подбодрил Матвей, сдерживая смех.

- ...Профессии настоящей не получили, ведь вы не работаете? Завели
себе мастерскую и сидите в ней целыми днями, соседям утюги чините. Семьи у
вас нету. А все потому, что вы не верите в себя, считаете себя хуже
других. А ведь это совсем не так! Ну что из того, что вы хромаете,
подумайте! - "Колдунья" увлеклась, и ее голос звонко разносился по ночи. -
Вы могли бы выбрать любую профессию. Мало ли таких дел, для которых
неважно - хромой ты или нет, ведь правда?

- Конечно, правда, - покладисто сказал Матвей.

- Никогда не поздно начинать! Надо только поверить в себя! Вот взяли
бы, например... и выучили какой-нибудь иностранный язык. Вы ведь ни одного
не знаете, - сказала она убежденно, и Матвей не выдержал - расхохотался.

- Вы ужасно молодая, ужасно самоуверенная и совсем плохая колдунья! -
Он откашлялся и запел. - "Аллонз анфан де ла патри..."

И с чувством довел "Марсельезу" до конца, подчеркнуто грассируя.

- Вы знаете французский? - растерянно сказала девушка.

- Да, милая колдунья, я год работал в Алжире, был и во Франции,
правда, недолго.

- А кем же... А кто же вы? - совсем растерялась она.

- В Алжире я был советником...

- Вы - дипломат?! - почему-то ужаснулась она.

- Нет, я был военным советником, точнее - пилотом-инструктором.

- Вы - летчик?! А как же... нога?

- Вот тут-то и есть главная ваша ошибка. Я не просто хромой, я без
ноги, но вовсе не с детства, а всего шесть лет.

Девушка помолчала и вдруг захихикала:

- Ой, какая же я дура! Я думала - сидит такой бирюк в бороде, примуса
починяет...

- Да это просто соседи иногда заходят, я и помогаю...

- Бы не сердитесь?

- Напротив! Вы меня повеселили. Я теперь знаю, как выгляжу со
стороны.

- Нет, нет! Вы гораздо лучше выглядите, честное слово! Я все-таки
чуть-чуть, совсем капельку колдунья, и я угадала, что вы не должны быть
таким бирюком, что вы намного лучше и интереснее. Правда! Иначе разве я
стала бы все это вам говорить?

Он засыпал с легким сердцем. Почему-то казалось, что, в сущности,
жизнь прекрасна, в той самой своей потаенной сущности, столь редко
раскрывающейся людям, она прекрасна и чудесна, то есть полна чудес и
загадок, разгадывать которые заманчиво и радостно. С чистой душой, готовой
верить любым обещаниям жизни, заснул он. И увидел сон о Единороге.

Увидел себя маленьким, лет семи, на краю леса. Замшелого,
буреломного, сказочного леса. Матюша стоял на солнечной опушке, по пояс в
траве, и слышал, как в глубине, в чащобе хрустят под грузным телом ветки.
Мальчик знал, что там гуляет Единорог, и не боялся его. Он сделал шаг к
лесу. Близко, над самым ухом невидимая мать попросила: "Осторожней,
сынок". Матюшка кивнул и вошел в лес. Сразу на плечо ему спрыгнула золотая
Белка, прижалась к щеке, обвила пушистым хвостом шею. "Эге-гей!" -
раздалось издалека, и Матюша понял, что это спешат его друзья: Серый Волк
и Иван-Царевич. Волк был ростом с мальчика, с длинной шерстью, он пах
по-домашнему - теплом и печкой. "Здравствуй, Волк", - Матюша обнял его за
толстую шею, спрятал лицо в шерсти, а Волк лизнул его щеку горячим мокрым
языком. "Здравствуй, Ваня", - сказал мальчик, и Царевич (с отцовским лицом
- давним, запечатленным на фотографии военных времен, когда Матюши еще не
было на свете, и никто не знал, ждать ли его) поклонился. Солнце острыми
лучами проникало в лес, и каждый луч падал на яркую кровавую бусинку
брусники. Шаги Единорога слышались рядом, но он не приближался, а словно
кругами ходил, не спеша, уверенно - то ли время не пришло ему показаться,
то ли просто гулял сам по себе. Белка перепрыгнула с Матюши на Волка и
села у него на загривке. "Звал нас?" - спросил Царевич, и мальчик кивнул.
"Вы обещали взять меня в лес". - "Еще не пора, - печально сказал Царевич.
- Ты подожди немного". Совсем рядом шумно вздохнул Единорог, а затем
тяжело повернулся, и шаги его удалились. Пока они не стихли, Матюша,
Царевич, Волк и Белка молча смотрели в ту сторону, куда ушел Единорог.
"Вот видишь, - сказал Царевич, - еще рано". Матюша услышал тихий,
облегченный вздох и понял, что это мать, с опаской следившая за ним,
отпустила тревогу и страх. "Хорошо, - покорно сказал мальчик. - Я буду
ждать". И снова обнял теплого Волка, прощаясь.

Он отвернулся от друзей и, сделав всего несколько шагов, оказался на
опушке, заросшей травами. Над ними летали бабочки, множество бабочек, и
каждая оставляла короткими цветной след. Следы вспыхивали, исчезали,
переплетались, путались, от этого в воздухе дрожало многоцветное марево, и
спящий Матвей словно услышал мысли мальчика: "Вот лето кончится, а потом
зима, а потом опять будет лето, я приду сюда и обязательно увижу его".

На этом сон кончился, но Матвей провидел, что продолжение есть, и оно
казалось ему второй жизнью. И если от первой жизни он прожил большой
кусок, то эта вторая - таинственная, манящая - только начинала свое
медлительное течение, устремленное в баснословный край, исполненный
сияния.

...Он проснулся с разгадкой. Как будто незримый покровитель нашептал
ему, спящему, те слова, которые Матвей искал уже два года - бился, маялся,
а найти не мог. И вот теперь все вдруг стало ясно - до деталей. Он
окончательно понял принцип Машины. Теперь дело было за техникой, всего
лишь за техникой, которая должна воплотить принцип в реальность. Техника
подвела Матвея только однажды, но теперь-то он знал, что тогда, во время
катастрофы, не техника не сработала, а просто судьба, исполняя
предназначение, повернула жизнь Матвея в иное русло. А теперь судьба вела
его к удаче, и техника не могла подвести.

...Он тащил эту ветку тяжело, упрямо и с иронией думал: "Я похож на
муравья" - ветка была в два человеческих роста длиной и толщиной, как нога
толстяка.

- Вы такой хозяйственный, экономный, - сказала она нараспев и
поднялась навстречу со скамеечки у крыльца. - Можно, я помогу!

- Вот еще! - буркнул недовольно и даже отстранил ее жестом.

Кинул ветку к дровяному сараю, отряхнул руки и закурил.

- С чего вы взяли, что я экономный?

- У вас полный сарай дров, а вы все тянете... ветки, ящики...

- Понимаете, - Матвей присел рядом, - вот эта береза, например, моя
ровесница или около того. Если ее распилить умело и топить тоже умело, то
хватит на три, ну четыре зимних вечера. Представляете, целая жизнь прошла,
а всего-то - на три вечера обогреть старуху да инвалида. А если на весь
год - значит, нужен нам небольшой лесок. Он рос, жил, а мы его - раз и
спалим. И чтобы вырос такой же, нужно еще лет сорок. Мне стыдно хороший
лес жечь. Вот и хожу, как побирушка, по поселку и вокруг, ищу сухие ветки,
деревья, старые ящики, заборы, доски - если губить, то отработавшее,
послужившее, не живое. Чтоб справедливо было.

- Вы в справедливость верите? - спросила она с удивлением.

- А почему нет? - в ответ удивился и он.

- Но ведь жизнь несправедлива!

Они смотрела удивленными ясными глазами, чуть-чуть недоверчиво, будто
подозревала его в подвохе и ждала, что он и сам сейчас рассмеется,
признается, что пошутил, конечно.

- Вы уверены в этом? - спросил он и впрямь с подвохом.

- Ой, вы же смеетесь надо мной! - как будто обиделась она. - Ну где
же справедливость в жизни? Все эти случайные смерти, болезни, все эти
лавины и сели, машины с пьяными водителями, гололед, бандиты и хулиганы...
А в природе?! Ведь там тоже нет никакой справедливости! Жизнь жука или
божьей коронки так же случайна, как жизнь человека... А само рождение
разве не случайно? А где случайность, там не может быть справедливости.

- Философы называют случайность формой проявления необходимости...

- Ой, да не знаю я этой философии! Я вижу, что нет в природе ни
справедливости, ни правды! Справедливость только в сказках... Поэтому дети
их так любят... Дети вообще хотят справедливости... а потом привыкают, что
ее нет в жизни...

- Конечно, нет, - согласился он неторопливо. - В природе нет. И в
жизни нет... Но...

Матвей помедлил, словно не решаясь продолжить. Затянулся в последний
раз, затоптал бычок.

- Но в том-то и штука, что человек эту справедливость может принести
в мир. Человек - царь природы не потому, что изобрел луноход. А потому,
что он, только он один может изменить мир по законам совести,
справедливости. И смысл появления человечества - не покорение природы.
Смысл - принести справедливость. Если каждый будет так жить, то...
случайности, конечно, никуда не денутся... но справедливости в мире будет