Чтение 7–й страницы книги ~Часть этого мира~

- Что-то разговорился вдруг. Прямо, как лектор... Ладно, прощай...

Понимаешь, ехал сюда и думал, что хоть один из прежних наших школьников

живет по-человечески - я ведь подозревал, что в моем бывшем теле кто-то

из наших. Мы дома о тебе, то есть о Сетере Кисче, часто говорили.

Имеется, мол, такой счастливец, который свободен, благоденствует

Увлекательная работа, путешествия, природа. Ребятам в пример тебя

ставил. А ты, оказывается, сам пятнадцать лет в подвале, не выходя.

Если уж у тебя такое положение, таким, как мы с Роной, и думать нечего

о хорошем. Одна дорога - последние деньги собрать и отдаться в

какую-нибудь "Уверенность".

Гость вынул из кармана желтый листок и протянул хозяину.

- Вот, погляди.

Хозяин мельком посмотрел на листок и отстранил.

- Я знаю. Тут такие тоже бывают. Но ты это брось, особенно не

угнетайся. По-моему, у нас скоро многое переменится.

- Откуда оно переменится? Не знаю, как там на другой половине мира, за

"железным занавесом", а у нас вместо выживания приспособленных стало

теперь приспособление выживших... По Дарвину. Прежде была борьба за

существование, в которой выживали наиболее приспособленные виды. А

сейчас тех, кто выжил, дотянул до сегодняшнего дня, как мы, например,

приспосабливают к технологическому миру. Я в прошлом году у друга был,

у Чисона. Комната на пятидесятом этаже возле аэродрома. Рядом эти

гравитационные набирают скорость, рев стоит убийственный. Мне

мучительно, а он даже не замечает. А после выяснилось, что все местные

прошли через операцию - им понизили порог звукового восприятия... то

есть, наоборот, повысили. Понятно, что значит? Не человек технику для

себя, а его для техники. И ничего не сделаешь. Такая сила кругом, что

пушкой не прошибить.

- Нет-нет, не преувеличивай. - Хозяин тоже поднялся - Не могу тебе

объяснить как следует, но я-то чувствую, что скоро многое будет

по-другому Вот ты, например, недоволен жизнью, да? Тебе все это не

нравится?

- Конечно. Чему тут нравиться?

- Но ведь твое сознание действительно часть общественного. Значит, и

все общество тоже недовольно. Даже при том, что реклама, телевиденье,

газеты твердят, будто все замечательно, будто мы вышли в золотой век.

Они твердят, нажимают, а на тебя не действует. Или с настроением. Оно у

тебя сейчас плохое?

- С чего ему быть хорошим? - Гость закусил губу и посмотрел в сторону.

- Душа болит. Даже если она только сгусток символов.

- Ну вот. А сам утверждаешь, что на поводке, и оно не может быть

плохим. Как же так? - Хозяин похлопал гостя по спине. - Я думаю, мы с

тобой еще встретимся. Держись, старина!

- У вас что-нибудь случилось?

Сетера Кисч, подлинный Сетера Кисч, поднял голову. Рассеивался

красноватый туман - Кисч даже не заметил, когда эту муть навело вокруг

в воздухе. Он стоял в коридоре неподалеку от большого зала, и девица в

алюминиевых брюках держала его под руку. У нее были черные брови и

синие глаза.

- По-моему, вы сильно расстроены. Были у Кисча, да? - Девушка смотрела

на него испытующе. - Вы уже пять минут так стоите. У стенки.

- Я стою пять минут?

- Ну да. Может быть вам чем-нибудь помочь?

- Н-нет. Не беспокойтесь.

- Но вы совсем серый. Сердце схватило?

- Сам не пойму. - Он вдохнул и медленно выпустил воздух. Туман

продолжал редеть. В девушке было что-то располагающее к откровенности.

- Вообще, никогда такого не бывает. В принципе здоровый тип. Не знаю...

Вдруг сделалось совсем противно жить. Душа заболела. Тоска какая-то

ужасная.

Он и действительно не мог сообразить, что же произошло. Вышел от Леха

нормально - правда, с ощущением полной безнадежности. Пошагал по

коридору, а потом вдруг провал... Вероятно, на самом деле схватило

сердце. Мимо сновал народ, гул разговоров жужжал в зале.

- Вас надо чем-нибудь подкрепить, - сказала девушка. - Пойдемте выпьем

кофе.

- Да ничего.

- Пойдемте. У вас вид, будто вы в петлю собрались.

Когда зал остался позади, и они поднимались узкой лестницей, девушка

резко обернулась.

- Да, послушайте, а как вы вообще попали к Кисчу?

- Мы в школе вместе учились. Я взял да и приехал. Оказалась вот такая

штука. Ошеломился.

- А то мне пришло в голову, что зря перед вами рассыпаюсь. Может, вы

какая-нибудь шишка. Явились навести порядок и переделать все по-своему.

Хотя, честно говоря, непохоже.

- Нет. Я просто так.

- Тогда все нормально. Нам вот сюда. Идем в другое кольцо, куда лично

мне вход воспрещен. К начальству. Но сейчас там должно быть пусто в

буфете. И кофе лучше.

Коридоры, переходы. В комфортабельной буфетной не было никого, кроме

официанта, который за стойкой щелкал на счетах. Он улыбнулся девушке.

- Здорово, Ниоль. Как дела?

- Привет. Дай нам по чашечке твоего специального. И два пирожка.

Они уселись за столик. Девушка вынула из сумки зеркальце, поправила

помадой губы. Потом вдруг, потянувшись вперед, сняла верхнюю

перекладину у спинки стула, на котором сидел Кисч. На перекладине висел

тоненький провод. Девушка поднесла перекладину ко рту, пощелкала языком.

В ответ на недоуменный взгляд Кисча она объяснила:

- Подслушка. Тут везде аппаратура, чтобы подслушивать и мониторить.

Голос из микрофона, гортанный, металлизированный, сказал:

- Кто это?.. Ниоль, ты?

- Ага. Здравствуй, Санг. Как там вашего гения нет поблизости?

- Составляет отчет. Все спокойно.

- Ну хорошо. Приходи сегодня на гимнастику. Я буду.

- Ладно. Кто это с тобой?

- Школьный друг Сетеры Кисча. Привела его выпить кофе.

Девушка положила перекладину обратно.

- У них начальник - ужасная дубина. Принимает эти ритуалы всерьез. Ну а

те, которые сидят на подслушивании, такие же люди, как мы. Поэтому вся

система получается сплошной липой. - Она задумалась на миг. - Между

прочим, вы не первый, кому стало плохо после Кисча. Обычно так и

происходит: сначала ничего-ничего, а потом сердечный припадок или

приступ меланхолии. Тут был один мальчишка. Пруз, сын того Пруза,

который, знаете, "Водяная мебель". Вышел от Кисча и через минуту

грохнулся в коридоре.