Ему очень хотелось остаться и посмотреть, чем тут кончится дело, но
приходилось выбирать одно из двух. Времени оставалось не так чтобы очень
много. Он прикинул: успею. Если повезет взять у кого-нибудь на время
винтолет, а еще лучше орнитоптер, то вполне можно будет слетать в долину
Счастья - красота там, говорят, необычайная. С Кларой... Он на ходу
зажмурился, представляя, как это будет. Только бы она согласилась, только
бы ее отпустил этот Шлехтшпиц. А почему бы, в конце концов, и нет?
перекрывая ее рев, донеслось уже знакомое: "А я такой же, как вы!.."
Прочь, прочь отсюда! Ноги несли его сами. Прочь от ваших собраний, от
ваших судебных процессов, от ваших очень больших и нужных дел - не сейчас,
потом! От вашего Устава Покорителей - прочь! Не время. Сейчас время только
для нее одной, для единственной, и пусть кто-нибудь попробует меня
остановить!.. Пусть попробует. Да. А потом, когда вернемся из долины
Счастья, я покажу ей свой виадук...
подгоняя себя, срезал путь через рощицу. Здесь он задержался, чтобы
нарвать цветов - крупных и желтых, источающих тонкий волнующий аромат.
Торопясь, он обрывал со стеблей листья, выравнивал цветы по высоте - Кларе
должно понравиться. "Ему было три месяца, он шел на первое в жизни
свидание", - почему-то пришло в голову, и Ксавье, поморщившись, выгнал эту
мысль вон. Он миновал обширный двор и остановился перед входом в здание. В
дверях, мешая пройти, торчал знакомый санитарный робот, тот самый, что
когда-то выкручивал ему руки. Пес-бульдог с мертвой хваткой. Страж покоя,
специалист по утихомириванию новорожденных - с новорожденными это у него
получалось. Но сейчас Ксавье чувствовал в себе достаточно силы, чтобы
разломать его голыми руками.
сторону и даже развернулся вполоборота, будто привратник, приглашающий
войти. Ожидая подвоха, Ксавье проскользнул внутрь и мягко зашлепал по
коридору - так и есть, привратник, шурша, покатился следом. Черт с ним.
Где тут Клара?
Это направо. Я попрошу, чтобы к вам вышли.
Не рыскать же в самом деле по всем холлам и палатам - неловко может
получиться, и персонал будет в справедливой претензии. Интересно, кто
выйдет? Только бы не Шлехтшпиц...
как-то начать, и вдруг понял, что сказать ничего не может. Это была Клара.
Она. Единственная на свете, других таких нет. И не было, и никогда не
будет. Она ждала и смотрела на него, прищелкивая в нетерпении пальчиками,
а он, растеряв все слова, стоял и молчал, забыв закрыть рот, все более
поддаваясь тихой панике, и не мог выговорить ни слова. Он знал, что нужно
говорить в таких случаях. Но это была Клара, и заготовленные заранее
фразы, придуманные человечеством в незапамятные века, казались сейчас
беспросветно убогими, и было мучительно, и было невозможно... Мелькнула
мысль: тот, кто умеет говорить о своей любви - не любит. И от этой мысли
стало немножко легче.
Я еще окно тогда разбил, помните?
Все бьют. Так что вы мне хотите сказать? Только быстрее, прошу вас. Вы по
делу?
веяло холодом.
подумал... - "Господи, что несу!" - ужаснулся он. - Я подумал, что, может
быть, вы сейчас свободны и мы могли бы слетать вместе э-э...
догадались?
бисеринами пота. - Да. Я вас люблю.
видите ли, дело в том, что я вас не люблю. Я вас даже не помню.
этого следовало ожидать, к этому надо было быть готовым. Тоже мне -
размечтался, расслабился... Лопух. А ведь она права: кто я такой, чтобы
мечтать о ней? Нет, надо начинать как-то иначе, с нуля, может быть, с
примитивных традиционных ухаживаний, настойчиво и расчетливо, как это ни
противно...
надо, пожалейте рощу. Уходите, прошу вас.
неприятен?
трудно. Может быть, вы избавите меня от объяснений?
- Конечно. Разумеется. Могу я прийти еще?
Вы еще не поняли? Ведь говорили же вам, что вы сюда еще вернетесь... да мы
каждому это говорим. И никто не делает выводов. Возвращаются, лепечут,
потеют... Одно и то же. Обычно по одному в день, это бы еще ничего, но
сегодня из-за этого суда вы у меня уже третий. Одно и то же, одно и то
же... все вы одинаковы. Максут говорит, что это что-то вроде первой
детской любви, со временем проходит. Не приходите больше, прошу вас. Не
придете?
пройдет.
превратился в светлое пятно в полутьме коридора. Она уходила - навсегда.
Ксавье чувствовал, что навсегда.
вам понравиться?
рад, что не видит сейчас ее лица. Мысленно он обозвал себя идиотом. Вопрос
был из проигрышных, хуже некуда.
доброго...
себя униженным. Униженным сознательно, будто с ног до головы облитым
жидким пометом - не отмыться. "Не таким, как вы"! А каким?! И ведь верно,
предупреждали же: "Мы знаем, когда вы к нам вернетесь и зачем вы
вернетесь..." Знали заранее, сволочи!
Ксавье заметил букет цветов - точно таких же желтых бутонов, еще не
увядших, ярких. Сегодняшние... Поколебавшись, он бросил в бак и свой
букет. Все.
яростное солнце. На этот раз робота нигде не было видно - его счастье -
зато откуда-то совершенно неожиданно вынырнул Шлехтшпиц. На его лице было
написано сочувствие.
взгляд. - А объяснила, почему?
тщеславие подпитывается не количеством претендентов, а их разнообразием,
вы этого не замечали?
Да вы ведь и сами понимаете, что не правы, разве нет? А вы попробуйте ее
пожалеть: она же несчастная женщина, сразу видно... Вот приходите года
через три, сами увидите, что Клара, если все еще будет свободна, встретит
вас совсем по-другому и, очень может быть, вы ее заинтересуете. Все
зависит от того, в каком направлении вы будете эволюционировать. Мы
одинаковы, это так, но все же работа у всех разная, обстановка разная, и
значит, люди рано или поздно начнут изменяться, каждый в свою сторону.
Человек, простите за банальность, продукт среды, и от эволюции нам никуда
не деться...
Ксавье, ускоряя шаг - очень хотелось уйти. Шлехтшпиц не отставал.
плохо, я по роду профессии обязан это знать, но мне кажется, мы имеем дело
со случаем, не требующем какого-либо специального вмешательства - я говорю