до слез, не умея уже ни размышлять, ни бояться, полностью отдаваясь
чуть истеричному веселью и то и дело рискуя разбить машину. Кто бы
сказал ему накануне, что на подступах к Пустому Поселку он будет
ржать, как невоспитанная лошадь?!
думал Гай удивленно. Я не боюсь и хочу жрать - стало быть, я либо
храбрец, либо совсем отупел... Обедать, обедать, обедать!!
полумраке леса встал вертикальный солнечный столб - показалась первая
на их пути поляна.
пикник. Господа экскурсанты, покиньте машину.
Трава стояла выше колен, если это были колени Крысолова, а Гаю - чуть
не по пояс; жадно раздувая ноздри, Гай остро ощутил вдруг, что жив, и
пьянящий вкус жизни на какое-то время победил все прочие чувства.
за спиной; он бежал и не понимал, что бежит, просто ноги то и дело
подбрасывали его на полтора метра в небо, а небо начиналось прямо от
кончиков травы.
Бегай-бегай, не стесняйся. Да бегай, чего уж там...
траве лежала его сумка, а рядом - чистая скатерть размером с
полотенце; последующие полчаса из сумки на скатерть кочевали одно за
другим яства, кушанья и блюда.
сперва с опаской, а потом все охотнее и охотнее знакомился с
гастрономическими чудесами, которых он не то что не пробовал - слыхом
не слыхивал; он ел - сначала вежливо, потом жадно, потом уже через
силу, запивал темным напитком из фляги и закусывал пространными
рассуждениями хозяина - потому что хозяином роскошного стола был,
конечно, Крысолов.
лучшая часть человечества... С поварами мне всегда было легко. Жрецы
алтаря, имя которому - желудок... И вот, случилась однажды забавная
история. В одной заморской стране, в богатом городе, шикарном дворце
местного султана поваром был некий Мустафа...
рассказ про повара Мустафу лился, обволакивал, убаюкивал.
как и обещал... Слушай, мы засиделись. Нам пора.
что смотрит он не щурясь, широко раскрытыми глазами, смотрит прямо на
солнечный диск и не мигает, и Гаю снова стало не по себе.
солидному пучку сочной травы; Гай пытался было протестовать - велели в
дороге нутрий не кормить - но потом сдался и махнул рукой. На место
возбуждению и эйфории пришло равнодушное, сонное оцепенение.
в тесной кабине. - Когда я вернулся, бедняга струхнул... и все не мог
решить, что ему делать - сбежать ли, а может, задобрить... Ты знаешь,
у них там и тюрем-то нет, зато полно палачей с кнутами и палками,
наказывают сплошь битьем, а если преступление серьезное, так и до
смерти забивают... И вот, когда спозаранку прокричали трубы...
позвякивание клеток и голос рассказчика. Взвизгнули тормоза; Гай
сильно ударился о руль, но не почувствовал боли.
тишину.
Такое дело... Поехали.
присела, подобрав колеса, вжалась в землю. А еще сильнее хотелось
оказаться далеко-далеко, пусть хоть и в кабаке, пусть хоть и
насмехаются, да хоть и драка...
света и тени ему померещился некий темный предмет. Нет, не
померещился... Или... Нет...
туда же, куда и Гай.
прошлогодних листьев лежал человек.
накрыв голову, оставляя на виду тонкую ногу в коричневом чулке и
путаницу волос на затылке. Правая рука женщины, выброшенная вперед,
еще минуту назад скребла глину; на хрупком запястье сидел массивный
браслет желтого металла. Похоже, золотой.
Крысолов опрокинулся на спинку сидения, а Гай уже тормозил, на ходу
распахивая дверцу, другой рукой нащупывая аптечку под сидением, и руки
тряслись:
возможного врага - никого не увидел, шагнул к лежащей. На мгновение
сделалось страшно до тошноты - странная женщина, может быть, мертвая,
посреди леса - но Гай рывком преодолел слабость, сжал зубы, склонился,
протянул руку, намереваясь отвести плащ...
что он пролетел метра два и рухнул на дорогу.
взглядом, он носком босой ноги отодвинул в сторону упавшую аптечку:
руками.
наизнанку, совершенно мучительный звук; Гай открыл было рот, но
крикнуть не успел.
дрогнуло. Тело конвульсивно дернулось - и перестало быть телом,
скомканный плащ зашевелился, это был не плащ уже, а огромная черная
перепонка, и под ней не было женского тела - слепая труба, похожая на
обрубок змеиного тела, кожистый мешок с гроздью тонких суставчатых
щупалец, так точно имитировавших черные человеческие волосы... И нога
в коричневом чулке сделалась пульсирующей кишкой, а там, где Гаю
мерещилось колено, открылся мутный, будто подернутый жиром глаз. И
золотой браслет на запястье обернулся костяной пластинкой.
колесом и укусил себя за руку.
Живем, используя инстинкты. Причем приманки сразу две - добрый мальчик
кидается спасать несчастную тетю, а жадный, к примеру, шоферюга
захочет снять золотишко... Смотри, какая худая. Вот-вот с голоду
околеет.
булькающего хрипа, который при этом получался, Гая чуть не стошнило.
давно не бывает. А кто бывает - у тех страх пересиливает и жадность, и
это самое... благородство... Безнадежно. Безнадежно, - резюмировал он,
обращаясь к кожистому мешку. Тот задергался, засучил лапами, и близкий
к обмороку Гай разглядел на боку твари - широкую пасть. Как "молния"
на переполненном чемодане; пасть опоясывала мешок по кругу, и Гай
вдруг ясно вспомнил одного фермера, год назад пропавшего в
окрестностях леса, косоглазого застенчивого парня, молчаливого,
странноватого, немного "не в себе"...
нашатырным спиртом, пузырек йода и запечатанный в бумагу бинт.
почти вертикально, круглый глаз мигнул; Гай хрипло вскрикнул -
Крысолов удивленно поднял брови:
осело, забилось в конвульсиях. Крысолов занес руку снова - тварь почти
человеческим голосом застонала; рука упала - тварь распласталась среди
листвы, и круглый глаз на кишкообразном отростке помутнел еще больше.
Крысолов поднял руку в третий раз, задержал ее на весу, потом сказал
со вздохом:
Лондон Джек
Аникина Наталья
Буркатовский Сергей
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Каменистый Артем