промокнуть. Влад! Влад! Она вздрагивает, слышит: "Анна!" Влад у нее за
спиной. Он смеется, он говорит: "Вот она, ты про нее спрашивала". И
протягивает ладонь. Она красная.
вместо покоев дома показалось свиное рыло. Он раздвинул угол обзора и
пальцами свободной руки одновременно вдавил две клавиши: "Звук" и "Запах".
крокодилов и поднимали муть. Кишкан, ерзая по седлу, прилаживал к голове
свою красную служебную феску со свалявшейся золотой кистью. Зискинд как
будто дремал. Свинья рыла пыль копытами, искала колорадских жуков. Солнце
село почти. Тени строений, людей, деревьев, скота бессловесного
соединились в одну, сбратались. Влад нажал клавишу "Вижу ночью", и стало
светло-светло, как при солнце. Только свет был с красноватым отливом.
Свиномобиль запылил, дернулся и подкатил под ворота. Цепеш взял крупным
планом лицо пленного пассажира и нажал клавишу "Мысль".
боюсь высоты. Колокольня, церковь, крыша, чердак - ЧЕРДАК! Отец
рассказывал, когда у деда по вечерам собирались гости, то каждый раз для
гостей устраивалась охота на голубей. Попозже, когда темнело и в окна
стучались первые звезды, а в комнате били старинные купеческие часы, дед
вел гостей на чердак. Там все было уже приготовлено. Наглухо заставлены
окна, белье снято, пыль выбрана. По команде кто-нибудь из домашних пускал
из клетки пойманного загодя голубка. Света на чердаке не было, гость шел
со свечой в руке, в другой он держал наган. Голубь метался под балками от
грохота и громкого смеха. На полную ревел граммофон. Наконец какой-нибудь
из гостей делал счастливый выстрел, и птица валилась в пыль. Страшный
рассказ. Зачем он так? И зачем - мне? Я боюсь темноты, встреч на пустых
улицах, спусков к воде, подворотен, расклеенных на стенах газет...
стеклянную пулю ампулы и запил миндальную горечь соленой струей вина. -
Ну, Кишкан-голодранец, голубки - это по твоей части. Голубки - это тебе.
Это для твоей голубятни."
отблески, перебегающие с века на веко.
вылепили ее красоту. Тело ее белело, омытое в волнах ртути. Спит.
Мраморно-белая. Афродита-Морфо. Не просыпайся. Люблю тебя такую, не
просыпайся. Это не смерть, это - выше. Вечность, покой, мрамор.
не нажал, с каждым разом ему все труднее давалось прикосновение к этому
плоскому холодному зубу, отливающему снеговой белизной.
движениям рук. Кишкан неспешно и важно распрягал на дворе скотину. Свинья
зло трепетала тушей, норовя вытопорщенными округ себя иглами уничтожить
все двуногое и живое.
вокруг него - круглый двор, выложенный булыжником, запекшаяся во вмятинах
стен чернильная темнота ночи, зубцы на стенах - все это след тяжелой
печати ангела, которой тот опечатывает ворота Ада.
сдерживать тошноту, вспоминал холодный лед, коньки, Юсуповский сад,
летящие на фонари хлопья. Но лед плавился, сад сжигала война, фонари...
Его вырвало на железный пол "самоедки". Сердцу стало не легче, но голове -
чище.
пальцы, плывущие отдельно от рук. Пальцы коснулись его висков - одного,
другого. Потом твердым стежком прошлись по коже щеки. Подержались за
подбородок. Уплыли.
рассекал на части тугие витки веревки, стягивающей тело пленника.
спрашивал имена, боясь спугнуть имя голосом.
мимо не ездит.
дом, айда, кому говорят!
легонько подтолкнул в спину. Земля под ногами дрогнула и подалась им
навстречу. Булыжники, словно болотные пузыри, важно текли у ног, из
каждого изнутри глядел на Зискинда мутный каменный огонек, который
называется "душа камня". Но Зискинд не видел, не понимал, не чувствовал
земного течения. Немые ноги ворочались где-то внизу, стены слева и справа
касались его плеч - и он уже совсем заплутал в мыслях, напрасно тужась
понять, где он, что он, и пройдены уже или нет в этой смуте ворота Ада.
какое? Или еще? Постой... - Жданов остановился как шел - правую руку
вытянув ладонью вперед, левой, потной и скользкой, держась за руку
Капитана. - Что-то руке холодно. - Он подал руку назад, на себя. - Сейчас
снова тепло. - Вытянул. - Холодно. Гольфстрим какой-то...
собой руку. - Это от камня. Камень близко.
стену. Нет, я понимаю - я: я без билета, а у тебя-то, у вас - у вас же за
это годом жизни заплачено. Какого, спрашивается, рожна? - Он вынул из
шаровар кисть взятого про запас винограда, одну ягоду бросил в рот,
другую, помельче, - в опоясанную холодом темноту. В темноте послышался
слабый всплеск и одновременно бухающий металлический звук, а следом -
скрип, скрежет, словно в глубине что-то пилили, и взрывы лопающихся на
воде пузырей. Через минуту все стихло.
чтобы какое животное. Больно много металла. Может, подводная лодка?
так. У лодки грохот особый. Знаю, сам плавал.
вздохнул. - Выпить бы. Не воду же эту пить. Капитан, эй?!
темень, пересидел бы ночь в виноградниках. Хоть выспался бы. - Он оторвал
от грозди новую ягоду, хотел бросить в воду, но передумал и бросил в рот.
- Ладно, пошли в обход. Авось, нога в обиду не даст - не оступимся.
тихо, не говорили долго, не о чем было вслух говорить. Каждый говорил про
себя.
было сухо, и даже из глубины рва не поднимала над водой голову ядовитая
змея испарений, - и капли его висят на кустах... - И капель не было, зачем
он придумал капли? - Капли, капли, - упрямо повторял Капитан и облизывал
сухую корочку губ, будто слизывал эти самые капли. И вдруг перестал,
потому что увидел где-то за темнотой белое горячее солнце, и сразу
родились другие слова, вот эти: - Как капли дождя высыхают, когда встает
полдень, так злые и короткие дни мои исчезают уже, Анна Павловна."
плюнул, ушел. А ты? Сколько раз себе говорил: не лезь на небо, не надо. А
туда же - начал лестницу строить. Иаков, тоже мне. Вроде этих. Пердят,
пердят, надеются - счастье им подавай. Жизни за него, видите ли, не жалко.
А счастье-то - баба! Красивая, не дура - но баба же! Да их где хочешь
возьмешь. Сюда-то зачем было переться? Свистнешь - из любого куста
задницами из-под юбки тебе подмигивают. Нет, я ей все скажу, что о ней
думаю. И за этих придурков тоже скажу. Сами-то они не могут, не видят,
идиоты слепые. Черт! Что-то я сам дураком делаюсь. Чувствую, как дурею. За
этих решил вступиться. Дожили! Нет уж. Сами. И вообще все это бред -
Цепеш, Кишкан, Валахия, шаровары... Нету этого ничего, посадили тебя
дурака на иглу, гонят глюки, а ты и рад - попал в бесплатное приключение.
Все, хватит. Больше не верю. Отныне начинаю считать, что все, что я вижу,
не существует. Всерьез, во всяком случае, принимать это нельзя. С ума ж
ведь сойдешь!"
месте, смещая центр тяжести влево.
придумал, то получилось крепко. Натурально, прямо Шарль де Костер. -
Жданов прислушался ко рву. - С выводами пока повременим. Рано. Глюки
глюками, а туда свалиться тоже не хочется."
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Флинт Эрик