Чтение 7–й страницы книги ~Право на смерть~

перекрестил рот. Подошел к маленькой двери и открыл ее.

За дверью оказалась еще одна комната. Совершенно в ином стиле. Тут
стояла добротная кожаная мебель, массивный письменный стол, мощный
компьютер. Две стены занимали застекленные книжные и глухие иного
назначения шкафы, пол устилал ковер, к третьей стене прислонился
громоздкий титановый сейф. Еще две двери справа от сейфа. И узкое окно
напротив стола, забранное прочной решеткой.

Я понял, что это - рабочий кабинет монаха. И сам он скорее казначей,
чем келарь. Если здесь хранятся монастырские ценности, спать я могу на
самом деле спокойно.

Отец Григорий пожелал мне доброй ночи, осенил крестным знамением и
исчез, притворив за собой дверь.

Я лег на диван и действительно почти тотчас уснул.

Проснулся среди ночи непонятно отчего. Разве что от непривычной
тишины. Как в сурдокамере. Или в каюте звездолета. Лежал на спине, глядя в
невидимый потолок.

Все пережитое за двое суток представилось вдруг сюрреалистическим
абсурдом, и только текущий миг реальностью.

А потом где-то очень далеко, за Сиверским озером, вдруг послышался
тоскливый собачий вой. А может быть - и волчий. Вой этот перемещался вдоль
горизонта, как будто передавался эстафетой. Замолкал в одной деревне или
хуторе и начинался в другой. Я постарался представить карту окрестностей,
чтобы сообразить, возможно ли это, и в полудреме мне привиделся
один-единственный зверь, но огромный, бегущий краем озера.

Выспаться мне удалось хорошо. Даже, пожалуй, лучше, чем когда-либо за
последнее время. Мало того, что меня никто не беспокоил (а ночной вой не
приснился ли?), так еще и погода за ночь изменилась, похолодало, опустился
густой моросящий туман, и в келье царил приятный полумрак, а по жестяному
козырьку окна негромко постукивали дождевые капли.

Отца Григория в келье не было, на столе меня ждал постный, но вполне
приемлемый завтрак. Я надеялся, что в современно оборудованном кабинете
монаха найду какое-нибудь средство связи с внешним миром, однако ошибся.
Кроме компьютера, ничего радиоэлектронного там не оказалось, да и
компьютер включить не удалось, система кодировки не соответствовала ни
одной мне известной. Вполне возможно, что и подключен он не к общемировой,
а к какой-нибудь специально-церковной информационной сети, а машинным
языком мог быть, к примеру, даже и церковнославянский.

Оставалось либо снова завалиться спать, либо развлечься чтением
духовной литературы. Или, наконец, просто наблюдать из окна за будничной
монастырской жизнью. Если б окна выходили во двор музея-заповедника, было
бы, конечно, лучше. Туристки там, и тому подобное...

Отец Григорий появился только после обеда, который мне принес
молчаливый послушник. Он вошел в мокром подряснике и заляпанных грязью
сапогах, пока переодевался в сухое, грел руки перед зеркалом кафельной
печи, не произнес ни слова. А я терпеливо ждал, понимая, что не просто так
он полдня бродил где-то под дождем.

- Как желаешь поговорить, сын мой, - отец Григорий сел на табурет,
положив на стол маленькие жилистые кулаки, - в мирском плане или же в
духовном?

"Начало многообещающее", - подумал я.

- Не хочу показаться грубым материалистом, отец, но сфера духовная,
по-моему, сейчас не слишком актуальна. Поскольку духовное бытие я не мыслю
отдельно от бытия телесного. Если не удастся обеспечить второго, то и
первое... - я пожал плечами.

- Пусть так. Хотя я мыслю иначе и не стал бы категорически
противопоставлять одно другому. Я много размышлял над твоим делом. Ты прав
в одном. Рациональное объяснение тому, что произошло, найти не просто
трудно, а скорее всего, невозможно. По крайней мере, три момента в обычной
системе координат необъяснимы. И значит, твоя безопасность полностью
гарантирована только здесь. При тех возможностях, что продемонстрировали
твои враги, полагать иное - крайне безответственно...

Я и сам так думал в глубине души, но из врожденного оптимизма
надеялся как-нибудь выкрутиться. Потому слова монаха меня не удивили.
Правда, чтобы прийти к такому выводу, не требовалось размышлять ночь и
полдня.

Но дальше он начал говорить вещи, которые в чем-то могли быть
истиной, а в целом вызвали не то, чтоб неприятие, а недоумение.

Выходило так, что в мир пришло некое абстрактное зло, чуть ли не
всеобъемлющего плана. И направленное не столько против меня, как личности,
а наоборот. То есть я - лишь объект проявления указанного зла в его
мирском воплощении.

Всерьез с такой позицией спорить было невозможно. Да и просто
невежливо. Надо было выкручиваться. Искать деликатные формы возражений. Я
и сказал, что, на мой взгляд, "мировое зло" проявило себя действиями
чересчур земными, да вдобавок и неквалифицированными.

- Вот тут твоя ошибка. Очеловечивать потустороннее - нет ничего более
неправильного. Разумеется, земной противник в чистом, скажем так, виде,
сумел бы разделаться с тобой успешнее... Могу даже рассказать, как такие
вещи исполняются... А тут другое. Не требую, чтоб ты поверил мне сразу.
Сам был такой, знаю...

Отец Григорий говорил все это резко, что так не походило на его
обычную манеру.

- Ну допустим, - кивнул я. - Но что из этого следует? Смириться?
Приготовиться к неизбежному? А может, постриг принять? Как считаете,
против монаха эти силы зла бессильны?

Он кивнул.

- Возможно. Думаю, в этих стенах ты в безопасности.

"Вот тебе и вербовка, - подумал я. - Или, лучше сказать, обращение.
Десять лет общались, а теперь отец миссионер решил, что клиент созрел..."

- Только ведь зло при этом не исчезнет? Найдет себе иной объект. И
добьется своего. А чего именно?

Я впервые увидел монаха раздраженным. Или, вернее, утратившим обычное
спокойствие.

- Нет, ты до сих пор ничего не понимаешь. Думаешь, повредился дед на
религиозной почве? Что я тебе, апостол Павел? Если бы я знал, в чем тут
дело! Я так чувствую, понимаешь? - и тут же крякнул смущенно, опустил
глаза, несколько раз перекрестился. Видимо, это показалось ему
недостаточным, он встал, повернулся к самой большой из икон в тусклом
серебряном окладе, начал вслух читать молитву:

"Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежит от лица Его
ненавидящий Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица
огня, тако погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным
знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий
Кресте Господень, прогоняй сей силою на тебе пропятого Господа нашего
Иисуса Христа, во ад сошедшего и поправшего силу диаволю и даровавшего нам
тебе, Крест свой Честный, на прогнание всякого супостата. О, Пречестный и
Животворящий Кресте Господень! Помогай ми Святою Господнею Девой
Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь."

Под вечер разразилась сильная гроза, необычная в это время года, и я
долго стоял под навесом башни и наблюдал за потоками серой воды и лиловыми
кустистыми разрядами молний.

Однако к назначенному времени дождь утих, и я собрался на встречу с
Марком. Невзирая на все ранее услышанное от монаха.

Отец Григорий предложил составить мне компанию, хоть я и отказывался,
считая, что неудобно злоупотреблять гостеприимством и дружелюбием пожилого
человека, заставляя его тащиться за несколько километров по грязи, лужам,
мокрой траве. Тем более что не было и уверенности в пунктуальности
мальчишки.

Но зря я так думал о своем юном друге. Он не только пришел вовремя,
но и привез мне письмо от Аллы, отпечатанное принтером компьютера.
Правильно я сообразил переключить на него свой индекс.

Письмо само по себе уже было счастьем. Значит, она жива и с ней все в
порядке.

Первая половина текста ничего особенного не представляла. Слова
привета, извинения, что не смогла меня встретить и тому подобное. Я еще
усмехнулся вводной фразе: "Если ты прилетел, то..." Женская психология. А
если я не прилетел, то о чем речь!

Однако дальше начинались уже дела по-настоящему странные.

"...прошу отнестись к моей просьбе со всей серьезностью. И сохранить
полную тайну. Никто из наших общих знакомых, да и вообще, не должны ни о
чем знать. Это важно крайне. Постарайся, не привлекая ничьего внимания и,
тем более, не разглашая конечной цели, попасть не позднее двадцатого в
Гонолулу. Там у портье отеля "Принцесса Каиулани" тебя будет ждать пакет.
Захвати с собой все, что обычно берешь в командировки. Целую. Я."

Вновь тайны мадридского двора. Но здесь, кажется, не такие страшные.
Алла настаивает только на тайне, но отнюдь не намекает на какую-то
опасность.

Забавное совпадение - опять Гавайи. И дата почти совпадает. Я заказал
номер с восемнадцатого. Только с отелем не угадал. Впрочем, не так это и
страшно. Наверняка мы с ней не раз упоминали в разговоре пресловутые
острова, а может быть, она имела в виду именно данный случай. Наверняка
тут имеется связь с ее работой. Если только она не решила участвовать в
конкурсе красоты, скажем...

Отец Григорий по моему лицу догадался, что все в порядке. И тут Марк,
сидевший в гордой позе, не покидая седла, преподнес мне следующий сюрприз.