как накручивала номера всех наших отделов и нигде не могла меня
обнаружить. Вторая пятиминутка ушла у нее на краткое изложение содержания
приобретенной втридорога очередной книги по парапсихологии. Когда я мягко
посоветовал ей не злоупотреблять телефонной связью (Пятахин перебирал
какие-то фотографии и недовольно поглядывал на меня), Лариса вспомнила,
наконец, зачем, собственно, звонит.
пару часов вырвусь, занесу. И вечно я из-за тебя бегать должна, суетиться!
готова, потому что есть на свете люди, пишущие неплохие вещи, и есть люди,
дающие этим вещам возможность выйти в свет. Спасибо за содействие, сказал
я, но Желязны пусть подождет. Считайте с Гришей, что за мной должок.
желая выслушивать мои оправдания. Я угостил Пятахина сигаретой, зашел к
себе, набросил куртку и направился перекусить в кафетерий.
Я сколотил завтрашнюю страницу, да еще отвоевал приличный кусок у
объявлений и вновь мог поздравить себя с тем, что день прожит не зря. А за
ночным рубежом ждала суббота, и я планировал поработать, наконец, над
собственным рассказом, давно уже обдуманным и выношенным, и предпринять
кое-что еще. Тихий голос Наташи, назвавший шесть цифр телефонного номера,
звучал в ушах подобно наваждению Германна. Дождавшись, когда Цыгульский
умчится в секретариат, я набрал эти врезавшиеся в память шесть цифр,
недоверчиво вслушиваясь в себя - там, внутри, происходило нечто очень
похожее на замирание сердца.
сообразил, что знаю о Наташе только то, что она Наташа. Ни отчества, ни
фамилии. Но приходилось полагаться только на эту скудную информацию и,
поздоровавшись, я чуть заискивающе попросил: - Мне Наташу, если можно.
снимать.
диск. Наташа, оказывается, работает в лаборатории.
отозвавшейся на мой звонок на другом конце провода, был голосом Наташи.
показалось, что ее голос потеплел.
Откашлявшись, я решил не тратить время на словесную паутину и сразу внести
конкретное предложение. Об этом я и сказал Наташе. Я сказал:
конкретное предложение.
ей-Богу, почему-то невыносим мне стал разный там вербальный, так сказать,
охмуреж.
прыгал.
а рассчитывал на прогулку по городу, на обед в ресторане. Гос-споди, да
оказывается, я просто извелся от одиночества, хотя никогда не задумывался
об этом. Не позволял себе задумываться.
добавил: - Ты извини, может быть, я навязываюсь, может быть, у тебя
какие-то свои планы?..
улыбается. - Я же не приглашаю тебя раньше трех, потому что там
действительно свои планы... Ой, тут уже телефон нужен. До завтра, Алеша.
пребывая в каком-то невесомом состоянии, из которого меня вывел
взъерошенный Цыгульский. Он ворвался в комнату и сразу закричал в телефон,
собирая свою братву на уик-энд. Меня он не приглашал. Он знал, что у меня
свой уик-энд. Устоявшийся, традиционный, нарушаемый лишь в исключительных
случаях. А именно: постирать и погладить все, что можно, чтобы хватило на
следующую неделю. Помыть полы. Сварить большую кастрюлю нехитрого супчика,
чтобы хватило, опять же, на всю неделю. И с утра сесть за письменный стол.
Как там у Лермонтова или Пушкина? "В уме своем я создал мир иной и образов
иных существованье..." Сидеть и создавать миры. Да, модус свой вивенди я
старался выдерживать педантично, хотя и не всегда получалось.
удивительное творилось, давно забытое, навсегда, казалось, вычеркнутое из
жизни. Когда-то я возвращался домой по рассветным майским улицам и, с
разбегу подпрыгивая, срывал с веток нежные зеленые листья. Чистыми были
улицы, и чистым было небо, и впереди расстилалась почти бесконечная
счастливая жизнь... Где-то сейчас эти улицы, где безмятежное небо?
прозой, думал я, шагая в вечернем сыром тумане, зато завтра меня ждет
поэзия. Поэзия творчества. Поэзия свидания. Я поймал себя на этих
сентиментальных мыслях, способных слащавостью своей заменить сахар вместе
с талонами, сконфузился и весь оставшийся до подъема путь деловито
размышлял о том, стоит ли отдавать в химчистку серые брюки или проще и
быстрее будет постирать их самому.
сигареты разгорался и угасал, словно сигнал бедствия.
под балконом и, ссутулившись, ушел в комнату.
под мышку, поднялся по лестнице и осторожно миновал квартиру Рябчунов. И
только открывая свою дверь понял, что невольно стараюсь производить как
можно меньше шума, как это бывает, если в доме большое несчастье...
гладить и подготовив к работе письменный стол - стопка бумаг, ручка,
пепельница, сигареты и спички, - я налил себе чашку чая и направился было
в комнату, но обнаружил на холодильнике так и непрочитанные вчерашние
газеты и письмо. Проведя весь вечер в трудах праведных, я совсем позабыл о
своей почте.
по обратному адресу, в трех кварталах от меня. Мифрид, как явствовало из
письма, была особой женского пола, сочиняла стихи, и опустила письмо в мой
почтовый ящик "для верности", как она поясняла, чтобы оно не затерялось в
редакционной почте и попало по назначению. То есть, в мои руки.
звонили в машбюро Шурочке и Раисе Григорьевне, которые были и нашим
отделом справок, и спрашивали мой домашний адрес - они давали мой адрес.
Пусть пишут, пусть приходят - к счастью, на десяток граммофонов всегда
находится один одаренный. Хорошо бы, конечно, если бы больше...
стола одну из своих справочных тетрадей, куда заносил самые различные
сведения, и между выписками из "Нравственных писем к Луцилию" Сенеки и
родословной предков Одиссея нашел список названий звезд, а в нем обнаружил
искомое. Слово "Мифрид" было названием светила из созвездия Волопаса и в
переводе значило "единственная". Конечно, все могло быть, я лично знал
студентку нашего пединститута по имени Ассоль Кислая, а в школе у дочери
преподавала математику Изольда Бедро, но все-таки, прочитав стихи, я был
почти уверен в том, что "Мифрид В." - это псевдоним.
парафия, и я не мог оценить творения Мифрид В. с литературной стороны. Я
стоял у холодильника, читая выписанные каллиграфическим почерком слова и
думал, что надо будет показать стихи нашим ребятам из литературной студии.
У поэзии свои критерии.
такое:
Громыко Ольга
Самойлова Елена
Контровский Владимир
Майер Стефани
Свержин Владимир
Орлов Алекс