резервистов. Те - рады стараться: день на свежем воздухе, в движении, в
игре и азарте. Раз в месяц - кто же против? Лишь в августе на три недели
дивизия собирается вся, и тогда в Леонидополе бывают бессонные ночи,
потому что грохот на полигоне и зарево на полнеба. Но с этим уже ничего не
поделать...
держит Алису за талию, прижимает ее к себе. Здесь можно, здесь
мотивировано. Воют турбины, ветер в лицо, ничего нельзя сказать - но и не
надо почему-то. Все ясно и так...
такое, что она занемела вся. Хруст косточек потом был как-то сам по себе.
Не рука, а посторонний кусок мяса.
разница...
никто не хотел! И - как-то умудрились уговорить друг друга, взять
перекрестно на "слабо"...
бесплатно..."
бы, полезла бы сама...
спички, ремень. А курточку оставил. Не догадался, что не простая эта
курточка, что не берет ее ни нож, ни пистолетная пуля.
свело болезненным спазмом. То ли голодным, то ли рвотным.
могла есть, потому что от запаха пищи ее рвало.
через горы, в снегу по грудь... а турецкие самолеты ходили над головами,
стреляя ракетами по малейшим скоплениям беженцев. Эта она помнит, но
как-то почти празднично: невообразимо синее небо, и в нем тонкокрылые
птицы, посылающие из-под крыльев куда-то вперед ослепительные огненные
шары. Есть она не могла: плакала при виде куска хлеба. Какие-то добрые
греки сумели обмануть ее: поили молоком во сне. Так и выжила вот...
отбирать?..
ушел с дежурства не в восемь, как положено, а в шесть с копейками - с
позволения, разумеется, своего шефа Василия Дмитриевича. Версия рыбалки по
ранней зорьке была шефом равнодушно принята, хотя вопиюще не
соответствовала объективной законной реальности. Шефу не было резона
задерживать своего помощника уже хотя бы потому, что толку от него было
чуть. Да и предполагал шеф (без малейших к тому оснований), что Витя -
один из тех неприметных героев, которые помогают руководству держать руку
на пульсе. Хотя бы по этой причини - пусть его гуляет... сам по себе.
Василий Дмитриевич по уши хлебнул тех "золотых семидесятых", о которых так
любили поговорить в коммуне. Сам он помалкивал - именно в силу того, что
хлебнул. Пусть их...
был человеком с ветром в голове, живущий одним днем. Сейчас он любил
Эльвиру, кладовщицу на мучном складе, рыжую хохотушку двадцати лет. Она
приходила на склад в пять утра, отпускала муку пекарням - и до девяти была
свободна, если никем не была занята. Сейчас, например, она была занята
Витей. Там, за штабелями с мукой, она расстелет покрывало...
странно одетый. Босой, куртка с чужого плеча, черная шляпа и черные очки
на морде. Причем очки, кажется, не просто так - а такие, как для
подводного плавания, прилегающие плотно...
пустырь и старые новостройки.
для любовных поединков.
раскинув руки... Что-то было не так, но Вите понадобилось много-много
времени, чтобы понять, что именно не так.
не имел сил повернуться спиной к этому. Нужно было кричать...
слетело с мертвых тормозов - он завизжал... и замолк снова, будто кляп
вогнали: перед ним стоял давешний пацан... нет, стоял маленький худой
старик, абсолютно голый, в огромных черных очках - и с головой Эльвиры в
руке. С шеи свисали какие-то лохмотья, глаза были открыты и смотрели прямо
на Витю, язык высунулся... Старик одной рукой как бы протягивал Вите эту
голову, а другой делал всем понятный жест: тише, тише! Указательный палец
поднесен к улыбающимся губам. И Витя, неожиданно для себя, кивнул,
согласился: да, конечно же, тише. Она спит...
неожиданно крепко... Вяу!!! - пронзительно ударило в ухо, он вздрогнул - и
эти ручки крутнули его голову так, что в затылке громко хрустнуло и
полыхнуло огнем. Ой, громко как! - подумал Витя, валясь на пол безвольной
куклой. Он был жив и даже немного в сознании, когда его подхватили и
понесли: под дождь, на пустырь, в какую-то дыру в земле...
Голову в него сунул - рраз! - и видишь во тьме. Рраз! - и опять стал
нормальный. Никто почти о приборе не знал, только отец, я, еще несколько
его слуг. И вот мы пошли на испытания - в самый разгар тьмы. Я переделал
зрение, а отец не успел. Идут... эти. Мы, конечно, ломаем комедию,
разговариваем с ними. Они нам верят. А потом... В общем, продал нас один
из слуг. И неправильные ключ от прибора у нас украли. Они, может быть,
думали, что это весь прибор, а прибор-то вот он, - Артем коснулся пальцем
своих очков. - Но теперь без ключа я его снять не могу - ослепну. А мне
слепнуть нельзя, я сын Наставника, мне здоровым нужно быть - в пример
чтобы всем.
что могут уличить. Поэтому рассказывал о жизни в коммуне, как знал ее,
только немного другими словами. И - будто бы коммуна под землей, в городе
таком, который предки строили на случай войны. И - да, не всегда они там
жили, первые люди пришли откуда-то, но вот откуда - это знать запрещено.
Почему так? Первый Наставник так решил, и так стало.
сказать, когда он убедился, что вещи здесь только их, Веткиных нет) - ему
под величайшим секретом рассказали об Айболите, человеке тьмы, который
живет среди них... ну, не совсем среди, но все равно здесь, в городе
Света... так вот, был еще один пришелец, но он провалился туда, в
подземелье к Айболиту, и теперь трудно будет забрать его оттуда... Почему?
Да вот такой он, Айболит. С ним так запросто не поговоришь. Когда что
хочет, тогда и делает. Или не делает. Все у него по-своему. Лечит, да. И
учит, да. Но не любит, нет, не жалеет. Крысами зовет. И не сделать ничего,
потому что тогда сразу умрем все. Айболит слово знает, что все умрем...
уважительно и накормили грибами. Несоленая масса со вкусом пыльного сыра.
Сильный чесночный запах. Съел. Не умер.
входят... А если нет? Не сработал передатчик, скалой заслонило антенну,
залило дождем...
начать бы спрашивать об очевидном - тогда заподозрят. И не перестараться,
играя "VIP". Пока - сходит с рук. О-оххх...
Жаль, людоеды. А то бы...