драгоценного лазурного жемчуга, который изредка находят в самых жутких
закоулках шавара.
на шею.
жемчуг? Откуда он у тебя?
снять с шеи пронзительно голубую нить, но в этот момент полог навеса
отлетел в сторону, сорванный сильной рукой, и в проеме показался тяжело
дышащий Мунаг.
из-за пояса у мальчика нож, осмотрел верноподданнически затупленный край.
Они первыми схватили меня...
приблизил к лицу Шоорана бешеные глаза.
она испуганно зажала рот рукой.
смертельные занозы в рукоять своего кинжала. Мама издала судорожный
всхлип. Увидев тайный арсенал сына, она была готова поверить, что он
действительно ворвался на сухой оройхон и зарезал не только любимого сына
наместника, а всех его детей, жен, слуг и самого одонта вместе с ними.
его не скинул, хотя они заставляли меня целоваться с авхаем...
ножом!" - потом послышался звук удара и плач Жаюра - малолетнего сына
Саригай. Мунаг вернулся в палатку. В руке у него была детская игрушка -
ножик из высушенного листа хохиура. Лист был желт и полупрозрачен, но
костяное лезвие напоминал слабо.
раздумьи, - но попробую. Мне тоже не хочется, чтобы о моем оройхоне шла
дурная слава. Запомни, у тебя никогда не было ни ножа, ни игл, а только
эта штучка. А теперь, идем - одонт приказал доставить тебя к нему.
его владений. Провинция, отданная под управление Хооргону, была до
обидного мала - всего два сухих оройхона, а причиняла бед и волнений
больше чем любое обширное владение в центре страны. Ведь кроме приносящих
радость сухих земель ему приходилось следить за четырьмя мокрыми и тремя
огненными островами. В мокрых оройхонах, хоть они и считались покорными,
никакого порядка не было, жители там шатались где хотели и немногим
отличались от мятежников и изгоев. По ночам на сухие края набегали шайки
грабителей, вооруженных костяными пиками и режущими хлыстами из уса
членистоногого парха. По этому страшному оружию грабители называли себя
"ночными пархами". Они уносили с собой все, даже то, что казалось
невозможно сдвинуть с места, а к утру исчезали неведомо куда, словно
проваливались в шавар. В провинции, где мокрых оройхонов насчитывалось
вдвое больше, чем сухих, бороться с грабителями было крайне трудно. К тому
же, мешала скудость средств - власти выделили одонту совсем небольшой
отряд: двойную дюжину цэрэгов и позволили, если понадобится, вооружать и
содержать еще сколько угодно воинов, но... за свой счет. А какие могут
быть доходы с двух оройхонов? Только-только обеспечить сносное
существование, о том, чтобы состязаться в роскоши с правителями
центральных земель - и речи нет. Где уж тут вооружать цэрэгов за свой
счет... Во всех делах приходилось опираться лишь на казенных воинов,
гонять их по всякому поводу, и командиры дюжин, должно быть костерили в
душе доблестного одонта, да пребудут его ноги вечно сухими.
содержит столько солдат, чтобы выловить и истребить всех мерзавцев с
гнилых болотин. Любимый сын, рожденный от седьмой жены и названный в честь
отца Хооргоном, вернулся домой избитым. Бандит, ворвавшийся с мокрой
стороны, напал на него среди бела дня, глумился и угрожал, нацелив в горло
нож, и лишь особая милость вечного Ёроол-Гуя спасла ребенка от страшной
смерти. А сыновья цэрэгов, приставленные к малышу для игр и защиты, ничем
не помогли ему. Нечего сказать - отличные солдаты растут в землях вана! По
счастью, один из парней признал нападавшего и указал, где тот живет. Одонт
повелел изловить и привести негодяя и приготовился усладить свой взор
зрелищем его медленной смерти.
вытянулось. Преступник оказался так мал, что Хооргон усомнился, того ли
сборщика харваха доставили к нему. Однако, призванные телохранители (сам
юный Хооргон лежал в постели) дружно подтвердили: "он". Да и вид
мальчишки, не научившегося еще скрывать чувства, изобличал его - злодей
явно узнал своих жертв. Теперь возраст гнилоеда не смущал судью - в конце
концов, ползающий зогг еще мельче, но не безобидней.
наклонившись начал шептать в волосатое ухо. Шооран, брошенный на колени у
подножия суурь-тэсэга, разбирал лишь отдельные, случайно долетавшие к нему
слова: "...игрушка... совершенно безобидно... дети просто перепугались...
у меня никто не смеет... слежу день и ночь... разумеется, надо
наказать..."
двумя пальцами разломил на части. Отбросил в сторону обломки и перевел
взгляд на Шоорана. Да, преступник мал, но он вырастет, возьмет настоящее
оружие. И раз он однажды поднял руку на благородного...
женщина-сушильщик.
себя и за сына, и еще продает столько же. Без нее мы не сможем отчитаться
перед казной.
и прежде.
баба. Подорвется, но не станет.
легче высушить далайн, чем заставить работать сушильщика, если он не
хочет. А без харваха плохо придется не ей, а ему - царственный ван особо
заботится о содержании артиллерии и строго спрашивает с одонтов, если
харвах начинает поступать с перебоями. К тому же, не так много провинций,
в которых сходятся мокрые оройхоны, где харвах собирают, и огненные, где
его сушат. Так что спокойствие и сама должность Хооргона зависели не
столько от порядка на вверенных оройхонах, сколько от производства
взрывчатого порошка. Последнее время наместника не тревожили эти проблемы,
но теперь он понял, что забывать о них не следовало. И, как ни жаль, но
раз у него нет других сушильщиков, придется выполнить требование этой
взбесившейся тайзы и отпустить ее отродье.
гадкая и грязная. Она даже не подозревает, сколь многое зависит от ее
ловкости и удачливости. Особенно - от удачливости; уже год она работает, и
до сих пор ни одной вспышки. Кто знает, может не так и проста эта тварь. И
лицо ее, опаленное жаром аваров, кажется слишком чистым, и из-под
накинутого на плечи грубого жанча виднеется край талха, какой в этих краях
носят только жены цэрэгов. Наместник досадливо потряс головой, на
мгновение близоруким глазам почудилось, что на шее гнилоедки голубеют
жемчуга. Ну, этого попросту не может быть! Гнилоедка должна быть глупа,
грязна, и, несомненно, она такова и есть и закричала на одонта просто от
глупости, а не потому, что чувствует свою власть. Он, владыка этих мест,
хозяин жизни и смерти, он сумеет поставить дурную бабу на место.
безнаказанным, - начал он, - но преступник еще слишком мал, и поэтому
отвечать за него будет мать!
успокоившись, на ее лице сановник не заметил и тени испуга. И вновь за
распахнувшимся воротом жанча дразняще заголубел призрак ожерелья.
Несомненно, женщина знала себе цену или же просто была лишена страха.
Обязательно в ближайшее же время надо будет озаботиться подысканием новых
сушильщиков. А пока... Одонт вздохнул и закончил приговор:
внести в казну восемь ямхов просушенного харваха.
сушить...