эскарп, значит, "не разминир"? Чудесно!
неестественны, излишне аффектированы. Он нарочно убеждает себя в
благополучии, распаляет хорошее настроение, чтобы не думать о главном.
Здесь мертвая, могильная тишина, темные ходы, запах зла и смерти,
замаскированный садовым ароматом. Но и на воле ничуть не лучше. И больше
всего не хочется представлять безнадежно открытый сквозной простор и
избитое ветрами дерево, под которым опять, наверное, лежит неведомо откуда
взявшееся яблоко. Агорафобия - родная сестра клаустрофобии, но для
горожанина она куда страшней.
свиной тушенкой. Сметаны у него не было, поэтому незадолго до того, как
снять кастрюлю с плиты, Ефим покрошил туда кислое яблоко. Получилось
вкусно. И настроение замечательное, и вокруг никого нет - можно петь во
все горло, не ожидая недоуменных взглядов:
Ефим спустился в подвал и устроил себе небольшой практикум. Сорта
обнаруживались самые неожиданные, видать не перевелись на свете
"спортсмэны садоводства", желающие во что бы то ни стало выращивать челеби
в Архангельске и антоновку в Крыму. Встретилась даже коротконожка
королевская, что еще пятьсот лет назад была известна во Франции под именем
"карпендю". Считалось, что если съесть это яблоко перед сном, то сон будет
вещим. Вот и славно, может, хоть сегодня ночь обойдется без железных
крестов.
лег на стальную, с войны сохранившуюся дверь. Ефим не хотел выглядывать
наружу, но свет был слишком ярок и не предвещал плохого.
экземпляр костикивки сладкой, под другим - коштеля, вновь польский сорт.
Должно быть, здешние крысы неравнодушны к польским яблокам. Но каковы
зверюги, а? Успели-таки, пока он бродил по переходам, выкатить пару яблок!
Но теперь с этим покончено. Ефим подошел к доту, проверил: отверстие было
заделано на совесть. Все, лапушки, больше не поворуете, придется на месте
есть. Странно, почему он не видел внизу ни одного погрызенного яблока?
замуровался в жилом склепе. Перед сном он покорно сжевал яблоко карпендю,
и ему ничего не снилось.
без того догадывался, что там увидит. Зажег свет и лежал с книжкой,
прикидывая, что бы этакое соорудить на завтрак. Остановился на штруделе.
Печь пироги вообще-то дело женское, но плох тот мужчина, который с этим
делом не справится. Ефим поставил тесто и вышел на улицу. Просто подышать
свежим воздухом, очистить легкие от яблочных миазмов. А есть ли что под
деревом или нет - его не волнует.
потихоньку светало, где-то далеко, на болотах кипели клики журавлей.
Потом, заглушив их, возник иной, знакомый и родной звук. По дороге шла
машина.
стене красовалась четкая надпись: "Автолавка". Ну, конечно, Путило же
говорил, что по средам в Горках хлебный день, приходит машина. Пожалуй,
стоит сходить. Не может же быть, что там и продавец такой же дурной.
поспешил в деревню. Поспел он вовремя: автофургон с распахнутой задней
дверью стоял неподалеку от колонки, а вокруг толпились, видимо, все
обитательницы выморочной деревни. Некоторые уже отоварились, но не
уходили, поддерживая светскую беседу. На продажу был выставлен черный
хлеб, мятные пряники каменного свойства и яблоки крымского сорта козу-баш,
от долгого и нерадивого хранения и впрямь ставшие похожими на козью морду.
Кроме того, была еще пара импортных туфель производства местного
кооператива. Каждая бабка брала их, осматривала и, оценив, возвращала
обратно.
возобновился прерванный было разговор. Бабки говорили быстро со странными
жалобно-вопросительными интонациями, обрывая фразы, казалось, на середине
слова. Понять нельзя было ничегошеньки. Не ясно даже, по-русски они
говорят или опять на своем мазовецком.
кому в особенности не обращаясь, спросил Ефим.
указывая на Ефима зажатой в темной руке неошкуренной рябиновой палкой,
отчетливо произнесла:
йеhудон.
очереди, протянув деньги, сказал:
вмешалась. Очевидно, вымершие мужчины пользовались в деревне льготами и
преимуществами.
отходами крымского производства. - Vai tu abolus negrili?
авоськой и пел на прежний мотив:
большую распродажу из какой-то совсем уж затруханной деревни, куда и ворон
костей не заносит, и автолавка не заезжает.
шалтравух - сорта яблок]
лежал штрифель.
растоптал яблоко.
в глубине дота.
саперную лопатку, зато приволок небольшой рогожный мешок.
трэба ховаць.
Может и в самом деле - торф. Ефим поднял мешок и высыпал торфяную муку на
голову деду.
убью. Усек?
подземными ходами к жилому доту, припал к бойнице. Под яблоней ничего не
было видно. Должно быть, опять зеленый сорт попался - не иначе - ренет
Симиренко. Ненавижу! Но дед-то, а? Каков шутник? Ничего, я ему устрою
добры торф. Забудет, как шутки шутить. Дай срок, я тебя поймаю...
поднялось. Ефим примял его и вывалил на присыпанный мукой стол. Он месил
это тесто так, словно перед ним был виновник всех последних событий. Хотя,
собственно говоря, что такого произошло за эти дни? Да ничего! И психовать
незачем. С Захарычем он разберется потом, а сейчас предстоит печь
штрудель. Настоящий верхненемецкий штрудель с настоящим тирольским
розмарином.
готовил начинку: резал тонкими ломтиками восково-желтые с золотистым
отсветом яблоки и рассуждал вслух:
У меня все в порядке. Просто края кругом дикие. И люди, которые остались -
тоже. Никто надо мною не издевался, они меня всего-лишь не понимали. Мы
чужие. Тут уже не разобрать, кто настоящий - я или они, мы просто разные.
Нам договориться сложнее, чем элоям и морлокам. Я легче с немцем
договорюсь, в каске и с железным крестом...
немец. Совершенно такой, как представлялось. В каске. С крестом. Курносое
рыльце автомата смотрело в живот Ефиму.
сорта яблок].
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Куликов Роман
Василенко Иван
Панов Вадим
Сертаков Виталий