за болтовней и примерками засиделись допоздна, но сердце у Амфитриона в
последние дни было не на месте, и, когда начало смеркаться, он не
выдержал. Путь от его дома ко дворцу Креонта был один (если не блуждать по
грязным переулкам, на что Алкмена вряд ли бы решилась), так что Амфитрион
быстро собрался и вышел в сгущающиеся сумерки, намереваясь встретить жену.
мужские голоса - и почти сразу же гневно-испуганный голос Алкмены:
почтенными гражданами. "А хоть бы и почтенные..." - зло подумал Амфитрион,
чуть не споткнувшись о труп раба-эфиопа с раскроенным черепом. Шагах в
двадцати от него прижалась к забору Алкмена, а мужчины окружали ее,
подбадривая друг друга скабрезными шуточками. Спешить им явно было некуда.
невероятно широкоплечий, уже немолодой, с курчавой седеющей бородой. Этот
кутался в длинный плащ цвета морской волны, и как бы был вообще
непричастен к происходящему.
прозвищем, под которым его знали в Фивах, когда он пришел звать басилея
Креонта против телебоев, не имея за плечами ничего, кроме молодой жены,
тяжелого копья и страшной славы. - А это моя жена...
битвы:
и вперед вышел один - толстошеий детина с крючковатым носом и маленькими,
сонными, близко посаженными глазками. От левого глаза вниз, теряясь в
щетине, тянулся похожий на дождевого червя шрам.
доставать, а попросту протянул вперед свою узловатую, похожую на древесный
корень руку и ухватил Амфитриона за хитон на груди.
заизвивался. - Гля, братья, это вот герой... голова горой...
его по глазам: взвыл и вскинул руки к лицу, и захрипел, забулькал, оседая
наземь, страшно скалясь новым ртом, прорезанным под подбородком.
руку Амфитриона, бронзовым всплеском омыв горло прежнего хозяина и тут же
метнувшись в сторону, с хрустом входя под ключицу самому расторопному,
замахнувшемуся короткой дубинкой.
владельцу сине-зеленого плаща - но попятились как-то странно, будто бы и
не замечая его - и быстро растворились в вечерней мгле.
интересом - и Амфитрион ударил, коротко, умело, вложив в удар опыт и злую
боль, заставлявшую сердце стучать сухо и неумолимо.
отказываются служить ему, что ребра кричат о пощаде, и голова наполняется
мутными сумерками без надежды на будущий восход.
пронзительных глазах его презрение непонятным образом смешивалось с
удивлением. Так, должно быть, смотрит волк на сумасшедшего козленка,
цапнувшего своими тупыми зубами свирепого зверя за бок.
так равнодушно, что это поначалу даже трудно было принять за оскорбление.
- Как у сатира. Мокрица ты, герой... Слизь.
было нельзя, потому что Алкмена все еще прижималась к забору; умирать было
нельзя, и он заставил себя встать на колени - стоять на коленях перед
широкоплечим было унизительно, но почему-то не очень - потом на одно
колено, потом...
Ехидный, почти мальчишеский и очень знакомый голос - только муть в голове
не давала Амфитриону понять, где же он слышал его раньше.
тебе вроде бы не к лицу...
в свои дела, племянничек!
пойду. Быстро-быстро пойду. Даже, можно сказать, полечу. К папе. А он с
утра сегодня злой, как Тифон... Ну что, дядюшка, я пошел?
темноте гримаса злобы, он с силой выдохнул воздух и, резко повернувшись,
зашагал прочь. Тяжелая поступь его, казалось, сотрясала землю и долго не
затихала в темноте.
с капюшоном - и он вспомнил, вспомнил остро и болезненно, как тот же самый
голос не так давно предупреждал его о необходимости держать язык за
зубами...
который всегда спасет, всегда защитит, всегда, всегда...
все закончилось смертью толстошеего детины - и не стоял над Амфитрионом
его последний противник, и не уходил он потом, непобежденный, но вдруг
ссутулившийся...
минут.
напомнившая давешнего воришку, отравившегося украденным мясом.
подгибающихся ногах, понурив голову. Впервые за много лет он был побежден.
И сейчас они идут домой лишь благодаря неведомому покровителю, к которому
Амфитрион испытывал явную неприязнь - хотя изо всех сил старался
испытывать благодарность.
поверженных врагов и о том, что один из них - возможно, не совсем человек.
мог.
незаметно поддерживая шатающегося мужа. - Надо спросить пифию в святилище
Аполлона. Это последнее, что нам осталось.
постели Алкмены - и понял, что не хочет ехать в Дельфы.
наследственное упрямство Персеидов, а Амфитрион знал по собственному
опыту, что в таких случаях дальнейшие уговоры бессмысленны.
прекрасно, заметно округлившийся живот носила с величавым достоинством и
вообще ничем таким не отличалась от Алкмены прежней, если не считать
неожиданной любви к родосским копченостям. На фессалийские, после того
случая на базаре, она даже смотреть не могла.
мысли, что совершает чудовищную ошибку, потакая прихоти жены обратиться за
пророчеством к Аполлону Дельфийскому или любому другому божеству, одно из
которых походя, из минутного любопытства, растоптало их семейное счастье.
ласкаясь к мужу... а муж избегал ее, отговариваясь занятостью, боясь даже
намеком дать Алкмене понять причину своей угрюмости - и жалел Амфитрион
лишь об одном.
царей микенских, воина, убийцы поневоле, изгнанника, мужа,
полководца-лавагета - что за эти годы он не научился двум вещам.
счастью, хмель теперь плохо брал Амфитриона, и он на этот раз успел
остановиться в своих неуместных откровениях - да и Креонт, басилей Фив и
муж государственный, понял его по-своему. Мало ли разбойничков пошаливает