напоминал небольшой аквариум, по единственной прозрачной стене которого
время от времени пробегала радужная рябь. Марина устроилась поудобней и
тоже стала глядеть в аквариум.
дубленке. Подплыв к стеклу, он влажно поглядел на Марину, а потом сел в
машину красного цвета и поехал домой. Жил он в большой квартире, с женой и
похожей на Жанну д'Арк юной служанкой, которая по сюжету вроде не была его
любовницей, но немедленно заставила Марину задуматься - трахнул он ее во
время съемок или нет.
дождем окна, они обнимали его за плечи и задумчиво припадали щекой к
надежной спине. Тут в фильме было явное противоречие - Марина ясно видела,
что спина у мужчины очень надежная (она даже сама мысленно припала к ней
щекой), но, с другой стороны, он только и делал, что туманным утром бросал
заплаканных женщин в гостиничных номерах, и на надежности его спины это не
сказывалось никак. Чтобы напряженная половая жизнь мужчины обрела
необходимую романтическую полноту, вокруг иногда возникали то африканские
джунгли, где он, чуть пригибаясь под пулями и снарядами, брал интервью у
командира наемников, то Вьетнам, где он в кокетливо сдвинутой каске, с
журналистским микрофоном в руке, под дивную французскую песню - тут Марине
на глаза навернулись прозрачные слезы - брел среди призывно раскинувшихся
трупов молоденьких американцев, которым мордастый мужчина, несмотря на
возраст, совсем не уступал в отваге и мужской силе. Словом, фильм был
очень тонкий и многоплановый, но Марину интересовало только развитие
сюжета, и она с облегчением вздохнула, когда герой снова оказался в старом
добром Париже, в гостиничном номере, за окном которого было туманное утро,
и к широкой и надежной спине мужчины припала заключительная щека.
погас волшебный аквариум и она оказалась на улице; в себя она пришла от
ударившего в глаза солнца, поспешила в тень и пошла по кипарисовой аллее,
примеряя к своей жизни самые понравившиеся кусочки фильма.
рядом стоит корзина цветов. Звонит телефон, Марина снимает трубку и слышит
голос мордастого мужчины:
в любое время.
оригинальное.
остановившийся рядом мордастый мужчина делает тонкое замечание об
архитектуре. Марина поднимает глаза и смотрит на него с холодным
интересом:
одном номере...
перед пятиэтажкой - иссеченный шинами пыльный пустырь, на краю которого
пованивала декоративная белая мазанка придорожного сортира. Еще была видна
пустая автобусная остановка и несколько глухих каменных заборов. Марина
совершенно четко ощутила, что вперед ей идти не надо, оглянулась и поняла,
что возвращаться назад тоже незачем.
ампутацию крыльев, но другое - вроде бы она только что это помнила и даже
шла по аллее с туманным пониманием того, куда и для чего она направляется,
но сейчас все вылетело из головы. Марина ощутила то же томление, что и на
набережной.
Ох, Господи.
широкой щели между двумя гаражами, где земля была достаточно сырой и
годилась для рытья. Марина туфелькой раскидала пустые бутылки и ржавую
консервную жесть, открыла сумочку, вынула новенький красный совок и,
присев на корточки, глубоко погрузила его в сухой крымский суглинок.
смешанная с песком глина, рыть которую было несложно. Правда, когда край
ямы оказался на уровне груди, она пожалела, что не сделала нору шире -
было бы легче выкидывать землю. Но вскоре она придумала, как облегчить
себе работу. Сначала она как следует разрыхляла грунт под ногами, а потом,
когда его набиралось много, горстями выкидывала за край ямы. Иногда
встречались обломки кирпичей, камни, осколки старых бутылок и гнилые корни
давно срубленных деревьев - это осложняло работу, но не сильно. Марина
была настолько поглощена своим занятием, что не знала, сколько прошло
времени; выкидывая из ямы очередной мокрый булыжник, она заметила, что
небо уже потемнело, и очень удивилась.
приходилось подниматься на цыпочки, и она почувствовала, что пора рыть
вбок. Это оказалось сложнее, потому что грунт здесь был неподатливый и
совок часто лязгал о камни, но делать нечего; Марина, сжав зубы, на время
растворила свою личность в работе, и от всего мира остались только земля,
камни и совок. Когда она пришла в себя, первая камера была почти готова.
Вокруг царила темнота, и когда Марина выползла из бокового хода в
вертикальную часть норы, высоко над ее головой загадочно мигали звезды.
спать ни в коем случае нельзя. Она вылезла из ямы на поверхность и стала
раскидывать отработанную землю, чтобы никто не заметил вход в нору. Земли
было слишком много, и Марина поняла, что поблизости всю ее не спрятать.
Она чуть подумала, сняла с себя юбку и завязала подол узлом. Получился
довольно вместительный мешок. Марина ладонями затолкала в него столько
земли, сколько влезло, с трудом закинула груз на плечо и пошатываясь пошла
к пустырю. Светила луна, и сначала Марине было страшно выйти из тени, но
потом она решилась, быстро пробежала по залитому голубым светом пустырю за
гаражами и ссыпала землю на обочине дороги. Второй раз это было уже не так
страшно, а в третий она даже перестала коситься на окна пятиэтажки, в
которых не то горели тусклые лампы, не то просто отражалась луна. Быстро
перемещаться мешали туфельки, один каблук сломался, когда она еще рыла
нору, - и Марина скинула их, поняв, что туфли больше не нужны.
куча земли, словно сброшенная самосвалом, а вход в нору перестал быть
заметен со стороны. Марина валилась с ног, но у нее все же хватило сил
отыскать кусок картонного сигаретного ящика с нарисованным зонтиком и
красной надписью "Parisienne", которым она, спускаясь в нору, прикрыла
вход. Теперь все было сделано. Она успела.
шершавой земляной стене на пол и вспоминая мордастого мужика из фильма, -
хорошо. Но пусть это будет что-нибудь оригинальное...
подползла к выходу и, чуть отодвинув картонку, выглянула наружу. В нору
ударил косой солнечный луч и долетел щебет птиц, такой счастливый, что
даже показался ненатуральным, словно на дереве сидел Иннокентий
Смоктуновский и щелкал соловьем. Марина вернула картонку на место и
поползла назад в камеру.
был голод. Марина открыла сумку, которая раньше решала все ее проблемы, но
там остались только узкие черные очки, совсем как у девушки из фильма.
Марина решила вылезти наружу и тут заметила, что юбки, из которой прошлой
ночью получился мешок, нигде нет - видно, она так и осталась у дороги
вместе с последней порцией земли. Туфелек на ногах тоже не было - Марина
вспомнила, что сбросила их, когда они стали мешать. Лезть в таком виде
наружу нечего было и думать. Марина села на землю и заплакала, а потом
опять уснула.
изменилось - теперь Марина не раздумывала, можно ли выходить в таком виде
наружу. Она просто нащупала в темноте совок, откинула картонку, вылезла,
присела и подняла глаза к небу.
на нем ясно проступают звезды. Из всесоюзной здравницы Крым незаметно
превращается в римскую провинцию, и в душе оживают невыразимо понятные
чувства всех тех, кто так же стоял когда-то на древних ночных дорогах,
слушал треск цикад и, ни о чем особо не думая, глядел в небо. Узкие и
прямые кипарисы кажутся колоннами, оставшимися от давно снесенных зданий,
море шумит точно так же, как тогда (что бы это "тогда" ни значило), и
перед тем как толкнуть навозный шар дальше, успеваешь на миг ощутить, до
чего загадочна и непостижима жизнь и какую крохотную часть того, чем она
могла бы быть, мы называем этим словом.
Мысли натряслись такие: надо сходить на рынок и выяснить обстановку.
ноги, чтобы не споткнуться. Вокруг видно почти ничего не было, и, как
Марина ни осторожничала, через несколько шагов она ступила в ямку и упала,
чуть не сломав сустав. От боли у нее прояснилось в голове, и Марина
поняла, что на четвереньках двигаться гораздо удобней и безопасней. Она
вприпрыжку потрусила вперед, выскочила на обсаженную цветами освещенную
дорожку и побежала к фонарям набережной - перемещалась она на трех лапках,
Лондон Джек
Свержин Владимир
Доставалов Александр
Каргалов Вадим
Земляной Андрей