Семь долларов и ни цента меньше! Это настоящая, это морская губка!"
карандаша. Томской фабрики!"
холода. Долларов у них уже не было, Эдик взял с них расписными ложками.
похоти сатира. Эдик не собирался показывать сатира дружкам, хотя подобный
соблазн приходил ему в голову. Просто он вовремя вспомнил, что на одесской
таможне каждый чемодан просвечивают, и никуда он этого сатира не спрячет,
поэтому, улучив удобный момент, он не менее удачно передал сатира за три
деревянные ложки и два доллара неопытной и стеснительной туристке из-под
Ярославля, кажется, незамужней.
что однажды, проходя мимо торговца цветами, Эдик без всякого повода
нацепил ему на грудь значок с изображением пузатого Винни-Пуха. Было
приятно смотреть на улыбающего грека, но, пройдя пять шагов, Эдик
одумался, вернулся и изъял из цветочной корзины самую крупную, самую яркую
розу с двумя еще нераспустившимися бутонами. Грек не возражал, греку тоже
было приятно, он даже выкрикнул на плохом английском: "Френшип!", а
довольный Пугаев, радуясь собственной находчивости, быстренько передал
красивую розу двум красивым девушкам из Сарапула за обещание отдать ему
при возвращении на борт совершенно ненужную им бутылку водки, купленную
ими по инерции при выходе из Одессы.
Книги пишут? Бывает. Но книгу прочтут и отложат в сторону, а вот
автомобиль, если он у тебя есть, всегда пригодится. На автомобиле можно
поехать в Томск и выгодно загнать на рынке ранние овощи. Так что напрасно
все уж так лицемерно поругивают деньги. Деньги, они полезны. Например,
театр Дионисия в Афинах археологи отыскали только после того, как
обнаружился его план на некой древней монете. Сам Петров рассказывал! Так
что пролетит он еще, Эдик Пугаев, в собственном иностранном автомобиле по
родной, по милой Березовке, и не одна краля вздохнет, глядя ему вслед и
завистливо вдыхая сладкий запах бензина.
писателей.
золотишко, доллары), тем, что должны были пойти в уплату за иностранный
автомобиль, Эдик делал и мелкие - для подарков. Приобрел шотландскую
юбочку кильт для строгой тещи (она ведь не знает, что юбочки эти шьются
для мужиков), прикупил длинные цветные трусы-багамы для своего не менее
строгого тестя - пусть пугает мужиков в деревенской бане. Для Эдика стало
привычным делом в любой толпе отыскивать взглядом Илью Петрова
(новосибирского) и вешать ему на плечо красивую кожаную сумку. Двинулись
туристы вниз по трапу в чужую страну, сулящую новые приобретения - не
теряйся, извинись, тебя не убудет, смело вешай сумку на плечо писателя: я,
мол, сигареты забыл, я сейчас за ними сбегаю! Петрова ни одна таможня не
тронет, он, Петров, знаменитость. А если вдруг и обнаружат в сумке,
висящей на плече писателя, сибирскую водку, так он-то, Эдик, тут при чем?
Он-то, Эдик, откусается. Он скажет: "Не знаю. Сумка моя, водка не моя. Ее
туда, наверно, писатель поставил. Пьет, наверно, втихую, старый козел!"
водили по историческим местам.
магазина, ни рынка. Трава выгорела, оливы кривые. Понятно, почему древние
греки тазами лакали вино, а потом рассказывали небылицы про своих богов.
Весь-то город - каменные ворота, да колодец, да выгребная яма. Тут не
хочешь, да бросишь все, поведешь компашку на какую-нибудь там Трою.
предначертано (арабское слово, понятно, он подхватил у Петровых) скопить к
моменту возвращения в сказочный Стамбул как можно больше белого золотишка,
зелененьких долларов и, само собой, водки.
"фольксваген" ему не хотелось.
Стамбуле.
ожидал его, тосковал по нему, жаждал его появления самый настоящий, самый
иностранный автомобиль!..
кожаную сумку.
парадокс. Чтобы избавить Будущее от эдиков, о них надо забыть. Писатель же
все называет вслух, и эдики в итоге въезжают в Будущее контрабандой, через
чужое сознание, через чужую память.
нашим книгам. А я ведь не написал еще о физике Стеклове, о его невероятной
машине, которую он подарил миру, я почему-то пишу пока об Эдике, хотя
писать о нем мне вовсе не хочется. Лучшие книги мира, Иван, посвящены
мерзавцам. Не все, конечно, но многие. Эти эдики, они как грибок. Сама
память о них опасна. Каждого из нас перед началом эксперимента следовало
бы подержать в интеллектуальном карантине лет семь: мы не имеем права
ввозить в Будущее даже отголосок памяти об эдиках.
самого Эдика.
Ельцовка, давно вошедшего в черту города, был почти пуст. В здании
оставались энергетики, техники, вычислители, члены специальной Комиссии и,
конечно, оба писателя, явившиеся из-за дождя в шляпах и в плащах, впрочем,
достаточно приличного покроя, хорошо обдуманного нашими дизайнерами.
последней) пал на моего друга. Новгородец не расстроился. С видимым
удовольствием он возлежал в глубоком кресле; он спросил, указывая на
пузатую капсулу МВ, торчавшую посреди зала:
известно, лежит вне механики.
попадем в Будущее, или видения, если они перед нами пройдут, явятся лишь
побочным эффектом всех этих не столь уж ясных мне физических
экспериментов?
Будущее, в потом вернемся сюда. И уверяю тебя, мы будем находиться в
Будущем столь реальном, что там запросто можно набить шишку на лбу.
Поэтому помни, хорошо помни: никаких непродуманных контактов. Мы можем
оказаться в пустынном месте, нас это устроит, но мы можем оказаться и в
толпе. Если тебе зададут вопрос, отвечай в меру его уместности, если тебя
ни о чем не спросят - помалкивай. Ты можешь попасть в центр дискуссии -
веди себя естественно. Отвечай, но не навязывайся. Слушай, смотри,
запоминай, сравнивай. Случайная фраза, случайный жест - для нас нет ничего
неважного. Ведь это наше Будущее, которое, опять же, создавали мы сами!
мерцающего тумана, плавали в рыжей дубовой листве. Мы не видели ни
проводов, ни опор, небо висело над нами мягкое, вечернее, и нигде не
раскачивались те бесконечные, закопченные, скучные, как сама скука,
троллейбусно-трамвайно-электро-телеграфные провода, та тусклая мертвая
паутина, что в конце XX века оплетала чуть ли не всю поверхность
материков.
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Флинт Эрик
Мичурин Артем
Шилова Юлия
Афанасьев Роман