наготове перо.
список. Лепа же, не в силах более мешкать, устремился к вожделенному
буфету, легко отбросив все политические мысли, но будто со стороны
дивясь на себя самого: тут впору было уму за разум зайти, а он
ничего... ищет где бы пожрать, как будто так и надо.
какими обыкновенно бывают плакаты из недорогого казенного кумача, но
на этом, в окружении двух православных крестов, белела надпись: БОЖЕ
ЦАРЯ ХРАНИ.
продолжил он мысль, но тут же отослал все к черту и вошел в помещение.
находились на некоторых столах, маня затейливым шрифтом и цветными
иллюстрациями.
Лепиному взору и приковало его. По большей части это были такие, что и
не встречались прежде Каверзневу, само собой он их никогда не пробовал
и не знал им названия. А еще полно было красивейших коробок, бутылок
самых неимоверных форм и размеров, каких-то жестянок (верно с
леденцами) и кульков. Сами по себе высились сахарные головы в синей
спичечной бумаге. Все это было толково расставлено, развешано пучками
и гирляндами, построено в пирамиды. Посредине торчал громадный
начищенный до яростного сиянья самовар, мерцающий угольной топкой и
истекающий тяжелым паром. Все помещение отражалось в его боку вместе с
маленьким искривленным Лепой.
старался по большей части вдыхать и совсем не совершать выдохов, чтобы
сильнее осязать это чудо.
в патронах, Лепа с трудом думал мысль о том, что если и денег теперь
спросят царских, то ему конец, тем более, что и обычных не находилось.
стойкой.
бросился вон, давясь и глотая на бегу божественно вкусные куски.
Отбежав на приличное расстояние и не слыша погони, Леопольд забрался
под лестницу и там очень плотно позавтракал украденной колбасой. В
животе его, в ответ на сделанное добро, поднялся настоящий бунт. Лепу
скрючило и завернуло винтом от боли. Но благодаря качеству продукта и
жизнеспособности молодого организма вскоре в желудке его наступил
покой, а на душе тихий праздник.
у Лепы разыгралось естественное любопытство. Он занялся болтанием по
коридорам и заглядыванием в различные двери.
медными рукоятками, изображавшими растения и зверей. Они мягко
отворялись на смазанных петлях, издавая приятный уху звук, к тому же
от них исходил запах, нюхая который, Лепа почему-то вспоминал очень
раннее детство, такое раннее, что может даже и не свое, а чье-нибудь
чужое, какого-нибудь дальнего родственника или симпатичного
литературного персонажа. Похожее чувство испытывал он на крышах в
начале поисков.
являвшие собой мир того предмета, что в них изучался. Наглядные
пособия, приборы, красивые цветные таблицы приковывали внимание,
пробуждая обостренный интерес к этому предмету и настраивая на
серьезный лад.
рядами столов, в которую он заглядывал через стеклянную дверь с
таинственной лестницы. Он и дверь ту сразу приметил в конце
пространства и захотел было пробраться к ней, но вдруг оказался
подхваченным бурным потоком студентов, который увлек его внутрь
помещения. Леопольд повесил пальто на руку, желая соблюсти вежливость,
и вскоре устроился на удобном месте в третьем ряду.
штуковине перед носом у себя, из числа тех, что расположились и перед
всеми прочими носами, пожалел о недостатке своего образования и стал
прислушиваться к лекции, одновременно обозревая физиономии окружающих
его студентов.
от сквозняка распахнулось окно, и в его проеме очутился огромный
матрос с раскрытым ртом и поднятой вверх рукой. Мощная эта рука
описала над головой в бескозырке двухметровый круг и швырнула в
аудиторию пачку листовок, разлетевшихся голубями по всему помещению и
белым листопадом опустившуюся в протянутые руки, на пол и столы.
нам! На кафедру его!
городовых с шашками наголо и громоздкими револьверами на шнурах.
Городовые засвистели в свистки из рыжих усов и, целясь из револьверов,
нестройно заорали простуженными голосами:
было к собранию:
пользу городовых, даже самые чинные из учеников (в золотых даже очках)
кричали, раскрасневшись:
завтраков и всем, чем ни попадя.
потолок и рукоприкладством. Кое-кому досталось по башке полицейской
"селедкой", разумеется плашмя. Запахло порохом.
Лепа. Все обернулись к нему, а инспектор выхватил из кармана Маузера и
швырнул им в городовых.
шлепнувшись об один из столов, сам принялся палить, дергаясь и вертясь
волчком. На последнем патроне он поперхнулся и разлетелся в куски.
Заклубился дым. Двое городовых сделались ранены, остальные же
бросились к Леопольду.
вскочил на ближайший стол и, прыгая с крышки на крышку, устремился к
стеклянным дверям. А позади, пыхтя как паровоз и пригибаясь под градом
револьверных пуль, скакал дикий матрос, кроша клепаными ботинками
чернильницы и балансируя распростертыми полосатыми руками.
рванули по лестнице наверх.
достигнув спасительного угла, рухнул, окончательно обессилев и
задохнувшись.
его заключил гигант, а последнее, что увидел - окно первого этажа,
откуда ничего не стоило спрыгнуть на землю.
придирчивый читатель, уставший уж от энергичных действий прочих
героев. - Жив ли он? Или отечественная медицина, подобно бестолковому
Чижу, вновь лопухнулась и не сберегла чуть теплящийся огонек
хоботовской жизни? Как он, в случае, если выжил, переносил
материальный и моральный ущерб? Не надо ли ему помочь вниманием или
полезным советом, на которые каждый из нас горазд?
байковым одеялком и тихонько шевелит ранеными мозгами. Он уже все
придумал и в советах не нуждается.
даже для высовывания самого кончика носа наружу он не приготовился.
Лев этот еще довольно долго будет дышать спертым, испорченным
воздухом, одним с собой, пока не начнет новую жизнь. Уж он теперь
будет умнее в сто раз и промашки не даст.
подключит к ним и к окнам сигнализацию с сиренами, фейерверками и
самонаводящимися минами, нацеленными на разбойников. Потом наймет
парней, впрочем нет, парням нету веры, собаку заведет хорошую, верную,
вроде того милицейского Агдама. И обязательно надо поднести
полковнику. Срок давно подошел, так нет - тянул все, тянул, вот и
вышло боком. Подарить нужно "Пастушку", что у тети сохраняется, хоть и
жаль ужасно, XIX век..., ну да иначе никак, разве другое что-нибудь от
тети.
потихоньку опять прикапливать изящное, старинное, прежних мастеров
рукоделье, то что в цене никогда не падает, и так украшает жизнь
самого хозяина. Сейчас уже есть кое-что на примете, надо только не
прозевать, не упустить в чужие цепкие руки, а вовремя в единственный