Чтение 7–й страницы книги ~Обреченный на любовь~

- Был, - сказал Клод. - Но дэй-дримерам тоже надо оставаться людьми.
- Он повернулся к Калинову. - А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем.
Так, ребята?

- Так! - заорали кругом.

А Калинов вдруг обнаружил еще одно знакомое лицо. Появившаяся
откуда-то Флоренс Салливан спрашивала окружающих:

- Чей это дэй-дрим?

- Не знаем, - отвечали ей.

- Здорово было! Жаль, я опоздала...

Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же у них игра такие...
"Казаков-разбойников" устроили... Развлекаются, подлецы! И я тоже хорош,
нечего сказать! Втянулся как мальчишка... Надо бы их вернуть к
действительности.

Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись,
влепил ему пощечину.

- За что? - жалобно спросил Клод.

- За все! - ответил Калинов и влепил еще раз. - Как так можно? Ведь
это... Ведь это... - Он судорожно искал, чем их зацепить. И, кажется,
нашел: - Это же как "казаки-разбойники" на братской могиле!.. Можешь
врезать и мне заодно!

Лицо Клода залила краска.

- Ай да мы, - сказал он. - Кому пришел в голову этот дэй-дрим?

- Мне. - Крылов по-школьному поднял руку. - Мой предок во времена
Великих Религиозных войн освобождал лагерь, в котором муслимы [muslim
(англ.) - мусульманин] держали христиан.

- Тебе бы тоже не мешало отвесить... Да ладно уж, хватит на сегодня
тумаков. - Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу. - А ты ничего! - И
засмеялся: - В который уж раз говорю это сегодня.

Калинов пожал плечами, понимающе улыбнулся.

- Давайте еще какой-нибудь дэй-дрим, - предложила Аля.

- Нет, Алла, - сказал Клод. - Больше мне не хочется. Сегодня не
стоит... Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.

Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то
разлегся на травке в тени деревьев. Флоренс Салливан, пристально посмотрев
на Калинова и немного удивив его таким взглядом, побежала на пляж.

- Ты остаешься? - спросила Алла Виту. - А я пойду, позагораю с
ребятами.

И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан. Калинов с
удовольствием проводил глазами хорошенькую фигурку. Вита фыркнула.

- Что? - Калинов повернулся к ней.

- Самая красивая девушка у нас, - сказала Вита, глядя вслед
удаляющейся Алле. - Хороша, правда? И богата... Ты где живешь?

- В Питере.

- В Санкт-Петербурге? В России?

- Да.

- И я тоже... Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой... - Она
умолкла и отвернулась.

- В мире? - спросил Калинов. - В каком мире?

- В Мире. С большой буквы... Так мы называем настоящую жизнь.
Землю...

Калинов снял с себя куртку и бросил на траву. Лег. Вита без церемоний
пристроилась рядом.

- В настоящей жизни... - проговорил Калинов. - А что же тогда здесь?

- Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримленд.

- А кто ее придумал?

- Не знаю... Наверное, мы все. Вместе... А почему ты все спрашиваешь?

- Потому что мне интересно.

- Странно, - сказала Вита. - Обычно те, кто сюда приходят, кое-что
уже знают... Кто дал тебе номер?

Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что
номер дал Фараон.

- Никто, - сказал он. - Я подсмотрел.

- Правду сказал. - Вита облегченно вздохнула.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.

- Совсем?

- Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше у
нас не появляются.

- Почему?

- Не знаю, - сказала Вита. - Не появляются - и все!

- Тогда я не буду лгать, - сказал Калинов. - Мне здесь нравится.

- А что именно тебе нравится?

- Ты.

Развлекаться изволишь, старый козел, сказал себе Калинов. Тоже мне,
Пан! Только перед тобой не Сиринга, свирелью дело не закончится... [В
древнегреческой мифологии нимфа Сиринга, стремясь сохранить девственность
и избежать преследований Пана, превратилась в тростник, из которого Пан
изготовил свирель.] Однако жалеть о сказанных словах ему совершенно не
хотелось.

- Дурак! - Вита отвернулась, и Калинов понял, что сказанное им ей
очень приятно. - Давай сбежим, - предложила она.

- Давай... Только Зяблик нас все равно отыщет.

- Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.

Вот же чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто! Хочу - люблю,
хочу - не люблю... Эх, быть бы помоложе!

- Не смотри на меня так, - попросила Вита.

- Как?

- Как старый дедушка... Который все видел и все знает. - Она прикрыла
ему глаза теплой ладошкой. - Побежали?

Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.

- Щекотно, - пояснила она.

Ау, молодость, снова подумал Калинов. А как было бы хорошо! Она бы,
скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.

Но развлекаться больше не хотелось. Хотелось серьезного и
"ароматного".

3. ИСКУШЕНИЕ

Сбежали они сразу, едва Калинову возжелалось серьезного.

Мир пропал. Распахнулось вдруг изумрудное небо, запылали на нем два
бледно-фиолетовых, призрачных солнца.

Калинов и Вита летели под солнцами, взявшись за руки. Далеко внизу
ласково шевелился чернильный океан. Оба они знали, что лишь отсюда он
кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в высоту сотни
метров. Да если еще учесть, что это не совсем вода. А точнее, совсем не
вода...

Калинов содрогнулся: не отказали бы двигатели.

И тут же рука Виты куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел, как
девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила вниз. Крылья на ее
спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял, что сейчас
произойдет. Он притормозил и бросился вниз, чтобы уравнять скорости и
подхватить уже падающую Виту. Это ему удалось с первой же попытки, словно
он всю свою жизнь только и делал, что занимался спасением погибающих в
чужих небесах. Правой рукой он подхватил Виту за тонкую талию, а левой
стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже удалось, и он
хотел было уже закричать от восторга, как вдруг понял, что его крыльям
двоих не удержать. Вита принялась отдирать его руку от своей талии, но он
подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.

Хорошо, что пояс узкий, подумал он. Не оторвет, сил у нее не
хватит... Но как же мне теперь одной рукой умудриться снять с себя и
надеть на нее крылья?

И тогда Вита повернула голову, и он увидел ее прищуренные глаза,
равнодушные и чужие.

- Не надо, - сказала она зло. - Ерунда все это.

Калинов растерялся и чуть было не разжал пальцы.

А вокруг уже не было ни зеленого неба, ни фиолетовых солнц. Был серый
теплый вечер. С далеких прерий остро пахло незнакомыми травами. Сзади
доносилась разухабистая музыка. Там, у салуна, они оставили своих лошадей
и шли теперь по узкой улице, протянувшейся между двумя рядами безжизненных
нахмурившихся домов. Ноги, обутые в мокасины, мягко ступали по непривычно
ровному камню. К ночи должен был пойти дождь, и это было хорошо, потому
что в дождь уйти от погони ничего не стоит.

Калинов пробежал взглядом по окнам. Все окна были темны и молчаливы,
только в одном, на противоположной стороне улицы, чуть-чуть дернулась
цветастая занавеска. А может быть, ему просто показалось. До дома Нуартье
оставалось еще метров двести. И тридцать минут до начала мертвого часа,
когда по городу разрешается передвигаться только бледнолицым. Идти
приходилось медленно, потому что "зажигалки" Вита спрятала под юбкой, и
они ей очень мешали. А дело надо было сделать не мешкая, ибо завтра должна
была вернуться семья Нуартье - жена и пятеро ребятишек. Уж они-то ни в чем
не виноваты.

Послышались шаги патрульных. Патруль топал к салуну, чтобы зарядиться
очередной порцией виски.

- Что-то они сегодня рано, - сказал Калинов.

- Целуй меня, - прошептала Вита.

Он втиснул ее в угол между домами. Острая боль пронзила ногу.
"Зажигалки", вспомнил Калинов, но делать что-либо было уже поздно: патруль
находился совсем рядом. Вита обняла Калинова за шею, и он прижал ее всем