действительно занятно. Черт те что! А не напутали ли вы там на месте
что-нибудь? - Он взглянул на следователя умными маленькими глазками. -
Может-помните, как у Горького в "Климе Самгине" один говорит: "Может,
мальчика-то и не было?" А?
Игнатьевич.
не определила. И трупа нет. А по скелету наш Зубато затрудняется...
Конечно, смотрите сами, я не навязываю, но если вы не объясните, как
труп в течение четверти часа превратился в скелет, да еще чей это
труп, да еще от чего наступила смерть - никакой суд эту улику не
примет во внимание. И более явные случаи суды сейчас возвращают на
доследование, а то и вовсе прекращают за отсутствием улик. Оно,
конечно, хорошо, что закон действует строго и осторожно, да только...
- он шумно вздохнул. - Трудное дело, а? Версия у вас имеется?
Алексей Игнатьевич, покажется. По-моему, это не уголовное дело. По
свидетельству ученого секретаря института, в Соединенных Штатах очень
интересуются проблемой, которую разрабатывал Кривошеин, это первое.
"Лаборант Кравец" по своему поведению и по культурному, что ли, уровню
не похож ни на студента, ни на уголовника. И убежал он мастерски, это
второе. К тому же отпечатки его пальцев не идентифицируются с
рецидивистами - третье. Так, может?.. - Матвей Аполлонович замолчал,
вопросительно поглядел на шефа.
его мысль и покачал головой. - Ой, не торопитесь! Если мы, милиция,
раскроем преступление с иностранным, так сказать, акцентом, то от
этого ни обществу, ни нам никакого вреда не будет, кроме пользы. А вот
если органы раскроют за нас обычную уголовщину или нарушение техники
безопасности, то... сами понимаете. И без того мы в последнем
полугодии по проценту раскрываемости сошли на последнее место в зоне,
- ОН с добродушной укоризной взглянул на Онисимова. - Да вы не падайте
духом! Недаром говорят, что самые запутанные преступления - самые
простые. Может, все здесь затуманено тем, что дело случилось в научном
заведении: темы-проблемы, знания-звания, термины всякие... черт голову
сломит. Не торопитесь выбирать версию, проверьте все варианты, может,
и окажется как у Крылова: "А ларчик просто открывался"... Ну, желаю
вам успеха, - начальник встал, протянул руку, - уверен, что вы
справитесь с этим делом!
полковника просветленным взглядом. Нет, что ни говори, но когда
начальство в тебе уверено - это много значит!
голубоглазую блондинку средних лет, волновал парень с верхней полки. У
него были грубые, но правильные черты обветренного лица, вьющиеся
темные волосы с густой проседью, сильные загорелые руки с толстыми
пальцами и следами мозолей на ладонях - и в то же время мягкая улыбка,
обходительность (добровольно уступил нижнюю полку, когда она села в
Харькове), интеллигентная речь. Парень лежал, положив квадратный
подбородок на руки, жадно смотрел на мелькание деревьев, домиков,
речушек, путевых знаков и улыбался. "Интересный!"
мотоцикле с Леной... вот дубовая роща, куда днепровцы выезжают на
выходной... вот Старое русло, место уединенных пляжей, чистого песка и
спокойной воды... вот хутор Вытребеньки - ого, какое строительство!
Наверно, химзавод... Улыбался и хмурился воспоминаниям.
той не был, ни на пляжах - все это делалось без него. Просто состоялся
однажды разговор, в котором он, если быть точным, также личного
участия не принимал.
Владивостоке судоремонтный завод приглашает инженера-электрика для
монтажных работ на местах. Квартира предоставляется". Али я не
инженер-электрик? Монтажные работы на местах - что может быть лучше!
Тихоокеанская волна захлестывает арматуру! Ты травишь кабель,
слизываешь соленые брызги с губ - словом, преодолеваешь стихии!
долга: как это - бросить работу и уехать для удовлетворения бродяжьих
наклонностей? Все мы так остаемся - и с нами остается тоска по местам,
где не был и никогда не будешь, по людям, которых не встретишь, по
делам и событиям, в которых не придется участвовать. Мы глушим эту
тоску книгами, кино, мечтами - ведь невозможно человеку жить несколько
жизней параллельно! А теперь...
а я останусь со своей неудовлетворенностью.
впрочем, вздор: мы будем различаться на полгода жизненного опыта...
становится иным, чем был бы, пойди он по другому.
неудовлетворенность уехал - бежал от ужаса воспоминаний. Он бы и
дальше бежал, но дальше был океан. Правда, вакансия на монтажных
работах в портах оказалась занятой, но в конце концов рвать подводные
скалы, расчищать места для стоянок кораблей - тоже работа неплохая.
Романтики хватало: погружался с аквалангом в сине-зеленую глубину,
видел свою колеблющуюся тень на обкатанных прибоем камнях дна, долбил
в скалах скважины, закладывал динамитные патроны, поджигал шнур - и,
распугивая рыб, которые через минуту всплывут вверх брюхом, уплывал
сломя голову к дежурной лодке... А потом, заскучав по инженерной
работе, он внедрил там электрогидравлический удар - и безопасней
динамита и производительней. Все память о себе оставил.
усмехнулся коротко:
разговаривать. Она достала из сумки книгу и отчужденно углубилась в
нее.
бесстрашию. Ему в самом деле не было страшно: сила, ловкость, точный
расчет - и никакая глубинная волна не достанет. Там он держал свою
жизнь в собственных руках - чего же бояться? Самое страшное он пережил
здесь, в Днепровске, когда Кривошеин властвовал над его жизнью и
смертью. Даже над многими смертями. Кривошеин, видите ли, не понимал:
то, что он проделывал над ним, хуже чем пытать связанного!
Многое выветрили из него за год океанские муссоны: пришибленность,
панический страх, даже нежные чувства к Лене. А это осталось.
себя маленьким и простым, хорошие хлопцы, трудная и интересная работа.
Все уважали. Там я стал самим собой. А здесь... кто знает, как у него
повернулись дела?"
в перекур, после работы ли, в выходные дни, когда всей бригадой ездили
на катере во Владик - неотступно зудила мысль: "А Кривошеин работает.
Он один там..." Потом пришла идея.
там из сбросового побережья били теплые минеральные ключи. Прыгнув с
лодки, он попал в такую струю и едва не закричал от дикой памяти тела!
Вкус воды был как вкус той жидкости, неощутимая теплая ласковость,
казалось, таила в себе ту давнюю опасность растворить, уничтожить,
погасить сознание. Он рванулся вперед - холодная океанская волна
отрезвила и успокоила его. Но впечатление не забылось. К вечеру оно
превратилось в мысль, да в какую: можно поставить обратный опыт!