неисправность устраняет, то запоет, то выругается, в работе весь. Я
участие проявил, спросил, что, мол, полетело - так он буркнул под нос
невнятно, видимо, этот вопрос ему уже в ушах навяз. Ночь тиха, и звезды
соответственно блещут, правда, луны местной нет, но все равно светло.
Степь вокруг во всей своей загадочной ночной красе, и мысли в голове все
больше поэтические бродят, пока метрах в полторастах не замечается некое
движение. То ли трава под ветром колышется, то ли ползет кто-то, что менее
приятно. Пускаю ракету и рассматриваю неясность в прицел. Шевеление
мгновенно затихает, но в увеличенном в восемь раз очажке травы я вижу
силуэт: короткое туловище с короткими же ногами, руки, напротив - плетьми,
мордой в землю ткнулся, лысый череп выставив - краболов. Пока я его
разглядываю, ракета догорает и гаснет, и снова звезды, а краболов минутки
две выдержал и снова шевелиться в нашем направлении принялся. Я говорю
скучным голосом:
ему все одно на смену, а я пока попробую гостя споймать и выяснить, что им
от нас нужно.
Как только из люка появляется Керитовская голова, я слезаю с другой
стороны - если считать от диверсанта - и тоже ползу по-пластунски, не
прямо в его сторону, а несколько вбок. Дело в том, что будь он хоть семи
пядей в своем безволосом лбу, вряд ли понял он связь между ракетницей у
меня в руке и падающей звездой в небе, а уж о возможностях оптического
прицела ему вовек не догадаться. А раз так, то с тыла я его возьму как
миленького, морально к такому обороту дела не готового.
из травы прямо мне в лицо поднимается жуткая краболовская харя, и сзади
меня хватают за ноги. Перехитрил, называется! Короткий свист, удар, меч
Керита бьет краболова в ухо, и тот валится набок. Тотчас ноги мне
отпускают, я резво перекатываюсь вбок и вижу, лежа на спине, как
страхолюдный детина заносит надо мной шипастую дубину. У меня в руке
ракетница, и я, не раздумывая, пускаю осветительный снаряд прямо в
разинутый рот, а сам качусь себе дальше, только еще одну ракету вверх
пустил. На полдороге между мной и танком стоит Керит, неподвижно стоит,
видимо, обстановку осмысливает. Я, уже не скрываясь, бегу к месту, где
агент лежал, но его, конечно, уже и след простыл. Встречают меня вместо
трофея две стрелы, одна из которых свистит мимо, а вторая втыкается в
приклад винтовки, я ее уже на бегу перехватил из-за спины. Из танка в
темноту грохочет пушка, и еще очередь - в степи после этого раздается
крик. Ракета в небе уже погасла, а там, где я свою свободу отстаивал,
горит небольшой костерчик, и, ей-богу, нету у меня никакой охоты смотреть,
во что превращается тот с дубиной.
с оружием. Знахарь хнычет, на него в суматохе наступили. Дрон с ЦП
докладывает:
плотная группа. Враждебность очевидная. Может, из пушки по ним дать?
справедливым, ибо разглядываю наконечник стрелы, в винтовочный приклад
воткнувшейся. Интересный наконечник, чем-то на рыболовный крючок похож,
только острых загогулин на нем несколько, а если спереди смотреть - как
звезда четырехлучевая получается. Чисимет подходит, на стрелу глядит, аж
передергивается весь. Керит тоже приблизился, очень аккуратно взял у меня
стрелу, попросил верхний люк открыть и с силой ее туда выкидывает.
Улыбается и говорит: "Так спокойней".
расползлись, кроме Дрона в башне, он по собственному почину сидеть
остался. Дотягиваем так часа три до рассвета, и подъем. Серчо хочет
завтрак внутри устроить и, не вылезая, далее двинуть, но мы его в этом
разубеждаем. Исправленный локатор на километры вокруг не показывает ни
одного живого существа крупнее суслика, только орел снова на дежурство
заступил.
ракетницу не по назначению употребил, сейчас небольшой круг обгорелой
травы, а в середине труп дубиновладельца, а в каком он состоянии - я не
сильно интересуюсь, дабы аппетита не портить. А дальше - два краболова
мертвых, видать, очередью накрыло, они в таком состоянии еще страшнее, чем
просто. Эти картинки меня отнюдь не вдохновляют, и остальных тоже, так что
сначала мы все-таки проезжаем с километра два, а потом уже завтрак.
Разговор вращается вокруг событий ночи - я бы удивился, если б было не
так. Сергей притащил отказавший блок одного из входных усилителей, Знахарь
его обглядел, обнюхал и заявляет, приняв соответствующую позу и сделав
лицо:
защите таких важных узлов необходимо советоваться с более компетентными...
танка, но зато, восстановив равновесие, переходит на нормальный
человеческий язык.
отряде умеют их накладывать.
то все. Такое оружие есть только у...
и у того на лице виноватое выражение мелькает, но быстро гасится. А у меня
все одно на уме. Киваю вверх:
только и всего.
согласен, но дальше этого высказывания протест не идет, и снова
противовоздушная операция отложена.
скоро эти понятия - дневная, ночная - всякий смысл потеряют. Я, пользуясь
свободной минутой, повышаю свой кругозор - выспрашиваю у Знахаря, как так
у нас именно усилитель выбили: ведь эти диверсанты просто не способны
знать, что он и где он. Знахарь, правда, тоже не шибкий спец по нашему
оборудованию, но разъяснил толково: когда идет на нас воздействие, то его
задают чаще всего результатом, например, "ослепни, чудище". И при наличии
в зрительной цепи чудища слабых мест поражаются именно они. Послы на крыше
сидят, тихо разговаривают. Серчо Знахаря подзывает и надевает ему на
голову наушники, мне отсюда видно пульт, на нем внешний микрофон
подключен. Знахарь слушает недолго, решительно стаскивает наушники с
головы и говорит:
так говорит?
нару лезет. Не знаю как ему, а вот Серчо это сообщение радости в жизни не
прибавило, по лицу видать. Я ему киваю - мол, что? - а он отвечает:
серьезно поговорить с этими ребятами.
через пустыню. Идти будем в закупоренном состоянии, иначе у нас много воды
уйдет, да и незачем наверх там лезть, под ветер и песок. Вопросы?
конденсатору и начинаю проверять его начинку. Кроме собственно
водосборника там и остальной комплект замкнутого цикла находится. Время от
времени на очередной яме я соприкасаюсь головой с его открытой крышкой,
что мне весьма не нравится, но слава богу, работа недолгая. Прокачал я все
кишки, и обратно закрываю - готов к работе агрегат. Доложил -
начальственное одобрение получил, что достаточно приятно. Местность, пока
я шебуршился, совершенно поменялась: куда-то трава исчезла, земля не
коричневая теперь, а бурая и местами желтоватая, все больше примесь песка.
Серчо по внутренней трансляции объявляет:
великое сидение, на манер в консервной банке. Полюбовался я в последний
раз на небо, оно все в пятнах мелких облачков, глотнул воздуху свежего
напоследок, и все. Если наши планы верны, то снова на крышу вылезу я
только дня через три. А сейчас спать мне предстоит, нам с Дроном, видать,
ночью сидеть придется. Нам-то еще ничего, а вот послы наши как бы с
безделья не скисли, и Знахарь с ними в компании. Хотя нет, ничего - я
смотрю, он их уже в шашки играть учит, а у нас еще и карты есть.
Знахарь довольно оригинальным способом: просто отстегивает ремни, и я
начинаю кататься по койке, и хорошо, что очухался до того, как на пол
слетел. Ужин, потом доклад Пьеро - матчасть в порядке, происшествий не
было, перерасходу четыре грамма - и он отваливает играть, Чисимету
партнера нет. На экранах - рельефная картинка, я пытаюсь вести по ней, но
дело дохлое, песок никакой четкости не дает, и, промучавшись с полчаса,
включаю фары и веду по оптике. Дрон светом из башни управляет, а я дорогу
выбираю. Высвечивается то холм песчаный, то ложбина межбарханная, то
бугорок слежавшийся и вредный. Эти бугорки под гусеницами то даже и
незаметно как проходят, а то встряхивает так, что шашки с доски в
жилотсеке слетают, а они магнитные, между прочим! Серчо мне на правый
экран дает подряд приборы, карту и пяток снимков со спутника месячной
давности, а потом, видимо, на случай, если я сам не понял, резюмирует:
забьет, и привыкай лучше сразу вести по рельефу. Я попробую отрегулировать
локацию, чтобы четче давала рисунок.