в совершенно другую точку отсчета. И вот это мне, извините, очень не
нравится. Я уже когда-то сталкивался с аналогичной проблемой...
дернулась, как будто от тика, щека, а зрачки блеклых глаз необыкновенно
расширились.
своем прошлом я уж как-нибудь проживу. Осторожненько так проживу,
высовываться не стану. Но зато и гарантия, что здесь-то меня не найдут.
не складывается у нас. Все, что я предлагаю, вам не подходит: голод,
войны, а также ненависть и любовь. Почему-то вы это все безоговорочно
отвергаете. Я уже и не знаю, что можно еще предложить. Семинар в этом
смысле ничуть не облегчил ситуацию. Там - теория, а тут - реальная жизнь.
Вам, наверное, следовало бы выбрать кого-то другого.
что так будет значительно проще...
повел, как локатором, головой и расставил ладони, точно принимая сигналы.
все в порядке. Извините, меня насторожил эпизод с телевизором. - И,
наверное, успокоившись, весьма снисходительно объяснил. - К сожалению, тут
все не так просто, как кажется.
ремеслу. Вы просили любви и мира, и вам - со всей атрибутикой - дана была
Нагорная проповедь. Вы просили затем личной свободы - началась Реформация,
приведшая к множественности конфессий.
чтоб накормить голодных, по-прежнему нет, войны стали ожесточеннее,
особенно за последний век, а дарованная свобода приводит к затуханию
личности. Человек растворился в среде вещественных благ: погружается в
быт, превращается в окультуренное животное. Искра божьего духа в нем
медленно угасает. Вы, по-моему, слышали об этом на семинаре. Нет, здесь
требуется что-то иное. - Зоммер неожиданно замолчал и вдруг, сморщившись,
сунул руку куда-то за ворот рубашки - с наслаждением почесался и
выпрямился, несколько обескураженный. Мордочка его слабо порозовела. -
Пррроклятье!.. - смущенно сказал он. - Досаждают слабости человеческого
организма.
полагаете, нас здесь покормят?..
Жозефина.
прихожую и взял со столика трубку.
меня. - Вот сейчас, она прошла по первой программе?
ваша квартира свободна. Мы восстановили там всю прежнюю обстановку.
произнесла:
пожалуйста. Я тебя очень прошу: приходи обязательно...
разъединяйте!.. - Из прихожей я видел Риту, раскладывающую в это время
салфетки. Она чуть прогибалась - так, что обрисовывалась фигура.
Чувствовалась в ней некоторая оживленность.
ровным голосом говорила, точно под чью-то диктовку.
гудка. И только когда я положил ее обратно на аппарат, что-то слабенько
тенькнуло, свидетельствуя, что линия заработала.
понюхал затем следующий кусок колбасы. И лицо его выразило очевидное
наслаждение.
обширное гулкое помещение с мощным каменным нефом, поддерживающим низкий
свод, совершенно без окон и находящееся, видимо, ниже земной поверхности.
темным бархатом была задрапирована облезлая штукатурка стен, прикрывая
кирпич, висели картины религиозного содержания, громоздился в простенке
двух ниш распятый деревянный Христос, причем краска на дереве уже местами
облупилась, еле слышно шуршал, по-видимому включенный, кондиционер, и
ворсистый ковер растянулся от нефа до каминной решетки. Желтело медное
ограждение. Полукругом стояли три кресла с широкими подлокотниками, и
торчал перед ними на тумбочке прямоугольник плоского телевизора -
видеоаппаратура возле него образовывала уступчатую пирамиду.
водорослями, подсвеченные люминесцентными лампами, еле-еле подрагивали
плавниками лунообразные рыбы. Сплюснутые их тела походили на игрушки из
дымчатого стекляруса, выделялись лишь бусины внимательных глаз и
раздвоенные хвосты со слюдяными прожилками.
пропитывает помещение. Я сразу закашлялся. Я, наверное, уже сроднился с
гарью пожаров. Дымом пахло в квартире, куда я, шагнув, переместился из
прошлого, дымом пахло на лестнице, когда я спускался к "мерседесу",
ожидающему меня, вдоль всей улицы слоились сиреневые густые усы: воздух
был напластован, как будто в призрачной штольне. Солнце создавало ощущение
миража. А когда "мерседес", прорываясь к окраинам, мягко вылетел на
середину выгибающегося моста, обнаружились в открывшейся панораме проемы
развалин - зубы зданий, скорлупы задранных крыш - и колышущаяся над ними
поросль рыхлого дыма.
по-видимому, инструкцию, не вымолвивший за всю дорогу ни слова, тут слегка
покосился на догорающий универмаг и всхрапнул, будто горло его было
сделано из железа:
которое мы еще ехали. И только когда машина остановилась во дворе
кирпичного монастыря, окруженного строительными лесами и, вероятно,
бездействующего, открывая дверцу передо мной, он произнес неприветливо:
злобы. - Шевелись, сейчас тебе все расскажут...
ощущениям времени не было - из ближайшего кресла поднялся навстречу мне
человек и кивнул, не подавая руки, как будто боялся испачкаться:
из чернеющих туфель тянулись черные шелковые носки, а фалангу его
безымянного пальца охватывал черный же перстень. Бриллиант, украшавший
его, казался каплей воды. И он, видимо, не привык терять время даром,
потому что с ходу представился, сказав, что его зовут Флавиан, к
сожалению, имя не русское, но так уж принято, усадил меня в кресло рядом с
собой и, нажав какую-то кнопку на плате, включил телевизор.
имеющее к вам непосредственное отношение...
рамке, а потом без всякого перехода пошли документальные кадры.
и купы зонтичных на горизонте. Сохранилась даже станина грузовика -
закопченная рама с торчащими электроприводами. Сам ребристый контейнер уже
куда-то исчез, а от хижин остались кострища - как скопища головастиков. И
по улице сгоревшей деревни равномерно трусило какое-то существо - нечто
вроде мохнатого волка на коротеньких лапах. Шерсть у него отливала
металлом, и, когда оператор, не дрогнув, дал крупный план, я увидел, что
это не шерсть, а никелированные колючки.