каком-нибудь смысле нельзя, в том или ином... Например, нельзя без
старосты или без собрания, а со старостой или с собранием, наоборот можно,
но опять же не в любом смысле..." Кандид шел быстро, насколько позволяла
томная влажная жара, и старец понемногу отстал.
заплетая кривые ноги, ходил кругами, расплескивая пригоршнями коричневый
травобой из огромного горшка, подвешенного на животе. Трава позади него
дымилась и жухла на глазах. Слухача надо было миновать, и Кандид попытался
его миновать, но Слухач так ловко изменил траекторию, что столкнулся с
Кандидом носом к носу.
ставя горшок на землю. - Куда идешь, Молчун? Домой, надо думать, идешь, к
Наве, дело молодое, а не знаешь ты, Молчун, что Навы твоей дома нету, Нава
твоя на поле, вот этими глазами видел, как Нава на поле пошла, хочешь
теперь верь, хочешь не верь... Может, конечно, и не на поле, дело молодое,
да только пошла твоя Нава, Молчун, по во-он тому переулку, а по тому
переулку, кроме как на поле, никуда не выйдешь, да и куда ей,
спрашивается, идти, твоей Наве? Тебя, Молчуна, может, разве, искать...
ним носом к носу.
убедительно. - Зачем тебе за нею ходить, когда я вот сейчас траву побью и
всех сюда созову: землемер тут приходил и сказал, что ему староста велел,
чтобы он мне сказал траву на площади побить, потому что скоро будет тут
собрание, на площади. А как будет собрание, так все сюда с поля и
заявятся, и Нава твоя заявится, если она на поле пошла, а куда ей еще по
тому переулку идти, хотя, подумавши-то, по тому переулку и не только на
поле попасть можно. А можно ведь...
как бы сами собой поднялись ладонями вверх. Лицо расплылось в сладкой
улыбке, потом оскалилось и обвисло. Кандид, уже шагнувший было в сторону,
остановился послушать. Мутное лиловатое облачко сгустилось вокруг голой
головы Слухача, губы его затряслись, и он заговорил быстро и отчетливо,
чужим, каким-то дикторским голосом, с чужими интонациями, чужим не
деревенским стилем и словно бы даже на чужом языке, так что понятными
казались только отдельные фразы:
Отодвигается все дальше и дальше на юг... Победного передвижения...
Большое разрыхление почвы в Северных землях ненадолго прекращено из-за
отдельных и редких... Новые приемы заболачивания дают новые обширные места
для покоя и нового продвижения на... Во всех поселениях... Большие
победы... Труд и усилия... Новые отряды подруг... Завтра и навсегда
спокойствие и слияние...
всех поселениях, слышал?.. Значит, и в нашем тоже... Большие победы! Все
время ведь твержу: нельзя... Спокойствие и слияние - понимать же надо... И
у нас, значит, тоже, раз во всех... И новые отряды подруг, понял?.."
Старец нетерпеливо постучал Слухача по лысому темени. Слухач заморгал,
потер себе уши.
Одержание? Исполняется, или как?.. А на поле ты, Молчун не ходи. Ты ведь,
полагаю, за своей Навой идешь, а Нава твоя...
Старца вскоре не стало слышно - то ли он сцепился со Слухачом, то ли
запыхался и зашел в какой-нибудь дом отдышаться и заодно перекусить.
не то тетка, сказала, недоброжелательно фыркая, что Кулака дома нету,
Кулак в поле, а если бы был в доме, то искать его в поле было бы нечего, а
раз он в поле, то чего ему, Молчуну, тут зря стоять.
запахов, разило потом, бродилом, гниющими злаками. Утренний урожай толстым
слоем был навален вдоль борозды, зерно уже тронулось. Над горшками с
закваской толклись и крутились тучи рабочих мух, и в самой гуще этого
черного, отсвечивающего металлом круговорота стоял староста и, наклонив
голову и прищурив один глаз, внимательно изучал каплю сыворотки на ногте
большого пальца. Ноготь был специальный, плоский, тщательно
отполированный, до блеска отмытый нужными составами. Мимо ног старосты по
борозде в десяти шагах друг от друга гуськом ползли сеятели. Они больше не
пели, но в глубине леса все еще гукало и ахало, и теперь было ясно, что
это не эхо.
Отыскав Кулака, он тронул его за плечо, и Кулак сразу, же, ни о чем не
спрашивая вылез из борозды. Борода его была забита грязью.
ноги. - Один вот тоже, шерсть на носу, касался, так его взяли за руки, за
ноги и на дерево закинули, там он до сих пор висит, а когда снимут, так
больше уже касаться не будет, шерсть на носу...
в дом не войти, воняет, жить невозможно, как же теперь не идти - старуха
выносить не желает, а сам я на это уже смотреть не могу. Да только куда
идем? Колченог вчера говорил, что в Тростники, а я в Тростники не пойду,
шерсть на носу, там и людей-то в Тростниках нет, не то что девок, там если
человек захочет кого за ногу взять и на дерево закинуть, шерсть на носу,
так некого, а мне без девки жить больше невозможно, меня староста со свету
сживет... Вон стоит, шерсть на носу, глаз вылупил, а сам слепой, как
пятка, шерсть на носу... Один вот так стоял, дали ему в глаз, больше не
стоит, шерсть на носу, а в Тростники я не пойду, как хочешь...
никакого Города вообще и нету, а врет о нем этот старый пень - придет
утром, половину горшка выест и начинает, шерсть на носу, плести: то
нельзя, это нельзя... Я его спрашиваю: а кто ты такой, чтобы мне объяснять
что мне нельзя, а что можно, шерсть на носу? Не говорит, сам не знает, про
Город какой-то бормочет...
в доме ночевать невозможно, закваска смердит, пошли лучше сегодня вечером,
а то вот так один ждал-ждал, а как ему дали по ушам, так он и ждать
перестал, и до сих пор не ждет... Старуха же ругается, житья нет, шерсть
на носу! Слушай, Молчун, давай старуху мою возьмем, может, ее воры
отберут, я бы отдал, а?
закваски приготовил много. Из Выселок, знаешь...
бегите!
двое синих совсем близко и один желтый поодаль. Головы их с круглыми
дырами глаз и с черной трещиной на месте рта медленно поворачивались из
стороны в сторону, огромные руки плетьми висели вдоль тела. Земля под их
ступнями уже курилась, белые струйки пара мешались с сизым дымком.
желтого весь правый бок был изъеден травобоем, а оба синих сплошь обросли
лишаями ожогов от бродила. Местами шкура на них отмерла, полопалась и
свисала лохмотьями. Пока они стояли и присматривались, женщины с визгом
убежали в деревню, а мужики, угрожающе и многословно бормоча, сбились в
толпу с горшками травобоя наготове.
стоять!", И все неторопливо двинулись на мертвяков, рассыпаясь в цепь. "В
глаза! - покрикивал староста. - Старайтесь в глаза им плеснуть! В глаза бы
попасть хорошо, а иначе толку мало, если не в глаза..." В цепи пугали:
"Гу-гу-гу! А ну, пошли отсюда! А-га-га-га-га!" Связываться никому не
хотелось.
громче других, а между криками рассуждал: "Да не-ет, зря идем, шерсть на
носу, не устоят они, сейчас побегут... Разве это мертвяки? Драные
какие-то, где им устоять... Гу-гу-гу-у! Вы!" Подойдя к мертвякам шагов на
двадцать, люди остановились. Кулак бросил в желтого ком земли, тот с
необычайным проворством выбросил вперед широкую ладонь и отбил ком в
сторону. Все снова загугукали и затопали ногами, некоторые показывали
мертвякам горшки и делали угрожающие движения. Травобоя было жалко, и
никому не хотелось потом тащиться в деревню за новым бродилом, мертвяки
были битые, осторожные - должно было обойтись и так.
попятились. "Ну все, - сказали в цепи, - не устояли, сейчас вывернутся..."
Мертвяки неуловимо изменились, словно повернулись внутри собственной
шкуры. Не стало видно ни глаз, ни рта - они стояли спиной. Через секунду
они уже уходили, мелькая между деревьями. Там, где они только что стояли,
медленно оседало облако пара.
что пора уже идти в деревню на собрание. Пошли на собрание. "На площадь
ступайте, на площадь... - повторял каждому староста. - На площади собрание
будет, так что идти надо на площадь..." Кандид искал глазами Хвоста, но
Хвоста в толпе что-то не было видно. Пропал куда-то Хвост. Кулак трусивший
рядом, говорил:
на него прыгнет, шерсть на носу, да как его за голову ухватит, обнял,
будто свою Наву, шерсть на носу, да как заорет... Помнишь, Молчун, как ты
Маккефри Энн
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Панов Вадим
Перумов Ник