ума. Я слишком современна. Поверьте мне, я буду вам другом, хорошим
другом, к которому вы по-настоящему привяжетесь, но и только, - уж я об
этом позабочусь.
по-настоящему увлечься никем, что я буду относиться к вам так же, как ко
всем остальным, как к тем, к кому я отношусь хорошо, но не больше того Я
не выношу деспотов и ревнивцев. От мужа я вынуждена была все переносить,
но от друга, просто от друга, я не желаю терпеть любовной тирании,
отравляющей сердечные отношения. Видите, как я мила с вами? Я говорю
по-товарищески, ничего не скрывая. Согласны вы на честный опыт, который
я вам предлагаю? Если из этого ничего не выйдет, вы всегда успеете
удалиться, как бы ни был тяжек ваш недуг. А с глаз долой - из сердца вон
Он смотрел на нее, побежденный звуком ее голоса, ее жестами, всей
опьяняющей прелестью ее существа, и прошептал, покоренный и трепещущий
от ее близости:
того, чтобы ради вас страдали. И госпожа Бюрн прервала его - А теперь не
будем больше говорить об этом, - сказала она. - Не будем никогда И
перевела разговор на темы, уже не волновавшие его.
- потому что она просила его, а он ей обещал не уезжать.
которым женщина, избранница их сердца, предстает в ореоле совершенств,
он увлекся ею, взирая на нее трезвым взглядом недоверчивого и
подозрительного мужчины, ни разу в жизни не плененного до конца. Его
тревожный, проницательный и медлительный ум, всегда настороженный,
предохранял его от страстей. Несколько увлечений, два недолгих романа,
зачахнувших от скуки, оплаченные связи, прерванные от отвращения, - вот
вся история его сердца. Он смотрел на женщину, как на вещь, необходимую
для тех, кто желает обзавестись уютным домом и детьми, или как на
предмет, относительно приятный для тех, кто ищет любовных развлечений.
признаниями ее друзей. То, что он знал о ней, интересовало его,
интриговало, нравилось ему, но было ему немного противно. В принципе ему
были непонятны такие никогда не расплачивающиеся игроки. После первых
встреч он стал соглашаться, что она действительно очень своеобразна и
наделена особым, заразительным обаянием. Природная и умело подчеркнутая
красота этой стройной, изящной белокурой женщины, казавшейся
одновременно и полной и хрупкой, с прекрасными руками, созданными для
объятий и ласк, с длинными и тонкими ногами, созданными для бега, как
ноги газели, с такими маленькими ступнями, что они не должны бы
оставлять и следов, казалась ему символом тщетных упований. Кроме того,
в беседах с нею он находил удовольствие, которое раньше считал
невозможным в светском разговоре. Одаренная умом, полным
непосредственной, неожиданной и насмешливой живости и ласковой иронии,
она порою поддавалась, однако, воздействию чувства, мысли или образа,
словно в глубине ее игривой веселости еще витала тень поэтической
нежности наших прабабушек. И это делало ее восхитительной.
он бывал у нее так часто, как только мог: возраставшая потребность
видеть ее влекла его к ней все больше и больше. Им словно завладела
какая-то сила, исходящая от нее, сила обаяния, взгляда, улыбки, голоса,
сила неотразимая, хоть он и уходил от нее часто раздраженный
каким-нибудь ее поступком или словом.
флюидами, которыми заполняет и покоряет нас женщина, тем глубже
разгадывал, понимал ее сущность и мучился, так как горячо желал, чтобы
она была иною.
воле, наперекор разуму, пожалуй, даже больше, чем истинные ее
достоинства.
или складывая его на виду у всех, смотря по тому, кто ее собеседник и
нравится ли он ей; ее манера ничего не принимать всерьез, которая
сначала забавляла его, а теперь пугала; ее постоянная жажда развлечений,
новизны, всегда неутомимая в ее усталом сердце, - все это иной раз
приводило его в такое отчаяние, что, возвратясь домой, он принимал
решение бывать у нее реже, а потом и вовсе прекратить посещения.
он все больше и больше увлекался, он все острее сознавал безнадежность
этой любви и неизбежность предстоящих страданий.
тонет от усталости, - лодка его пошла ко дну, а берег слишком далеко. Он
знал ее настолько, насколько можно было ее знать, потому что
ясновидение, сопутствующее страсти, обострило его проницательность, и он
уже не мог не думать о ней беспрестанно. С неутомимым упорством он
старался разобраться в ней, осветить темные глубины этой женской души,
это непостижимое сочетание игривого ума и разочарованности,
рассудительности и ребячества, внешней задушевности и непостоянства -
все эти противоречивые свойства, собранные воедино и согласованные,
чтобы получилось существо редкостное, обольстительное и сбивающее с
толку.
все же не мог понять, так как он, рассудительная, наблюдательная и
гордо-сдержанная натура, должен был бы ценить в женщине старозаветные,
спокойные качества: нежность, привязанность, постоянство, которые служат
залогом счастья мужчины.
своею необычностью, одно из тех существ, которые кладут начало новым
поколениям, отличаются от всего известного ранее и излучают, даже в силу
своих несовершенств, страшное обаяние, таящее в себе угрозу.
жизнерадостные женщины Второй империи, убежденные в реальности
наслаждения, а теперь появляется новая разновидность вечноженственного:
утонченное создание, с изменчивой чувствительностью, с тревожной,
нерешительной, мятущейся душой, испробовавшее как будто уже все
наркотики, успокаивающие или раздражающие нервы - и дурманящий
хлороформ, и эфир, и морфий, которые возбуждают грезы, заглушают чувства
и усыпляют волнение.
и привыкшего чаровать. Это был редкостный предмет роскоши,
притягательный, восхитительный и хрупкий, на котором задерживается взор,
возле которого бьется сердце и возбуждаются желания, подобно тому, как
возбуждается аппетит при виде тонких яств, отделенных от нас витриной,
но приготовленных и выставленных напоказ именно для того, чтобы вызвать
в нас чувство голода.
бездну, он с ужасом стал размышлять об опасностях своего увлечения. Что
станется с ним? Как поступит она? Она, конечно, обойдется с ним так же,
как, по-видимому, обходилась со всеми: доведет его до того состояния,
когда следуешь всем прихотям женщины, как собака следует по пятам за
хозяином, а потом определит ему место в своей коллекции более или менее
знаменитых друзей. Но правда ли, что она поступала так со всеми
остальными? Неужели нет среди них ни одного, ни единого, которого бы она
любила, действительно любила бы - месяц, день, час, - в одном из тех
быстро подавляемых порывов, которым отдавалось ее сердце?
воспламенялись от общения с нею. Он чувствовал, что все они взволнованы,
недовольны, измучены, как люди, не получившие подлинного удовлетворения.
толпы; но он, бывший ничем по сравнению с ними, он, чье имя,
произнесенное на улице или в гостиной, не заставляло никого
оборачиваться и не привлекало ничьих взглядов, - чем станет он для нее?
Ничем, ничем; статистом, знакомым, тем, кто для таких избалованных
женщин становится заурядным гостем, полезным, но лишенным
привлекательности, как вино без букета, вино, разбавленное водой.
его слава сделала бы ее менее унизительной. Но он не пользовался
известностью, а потому не соглашался на это. И он написал ей прощальное
письмо.
посетило счастье, а когда она взяла с него обещание, что он не уедет, он
ликовал, точно избавился от беды.
миновало успокоение, следующее за кризисом, он почувствовал, как желание
растет и сжигает его. Он решил больше ни о чем не говорить ей, но не
давал обещания не писать. И вот как-то вечером, когда он не мог сомкнуть
глаз, когда ее образ владел им в бурной бессоннице, вызванной любовным
волнением, он почти против воли сел за стол и начал на листке бумаги
изливать свои чувства. Это было не письмо, это были заметки, фразы,
мысли, страдальческие содрогания, превращавшиеся в слова.
наконец уснул.
нашел, что они полны трепета, вложил их в конверт и надписал адрес, но